Cigarettes

Дым от сигареты растворяется в воздухе сероватой массой. Воспоминания Покера сейчас на него очень похожи. Прошлое расплывается, картинки мутнеют, слова тянутся сквозь какую-то муть, что разобрать хоть слог невозможно. И Покер закуривает вновь и вновь, пока перед глазами всё не меняется. Он стоит на балконе. На улице всё серое – прямо под стать настроению. Глаза слезятся от вечного смога, который появился сразу после Его отъезда. Покер не хочет задумываться о Нём. И каждый раз терпит поражение, когда перед глазами всплывает Его смеющийся образ. Кажется, тогда они только познакомились?.. В голове раздаётся лёгкий светлый смех. Покер закуривает: пятый раз за утро, хотя впереди целый день. Но ему всё равно, он курит и курит, чувствуя, как отравляются лёгкие, как гадкий вкус оседает на языке горечью. Отвратительный вкус, к слову… Другие игры видят, что с ним происходит: он подолгу запирается в комнате, сильно похудел, вещи на нём скоро начнут висеть, как на пугале, волосы сальные и не мытые уже вторую неделю. Они видят, но ничего не делают. Лишь отворачиваются и прячут взгляд, как трусы. Он уехал всего месяц назад, но кажется, что прошли года. Сигарета догорает; пепел сыпется в ладонь, почти не обжигая: азартная игра перестала чувствовать боль давным-давно. На её место встала зияющая дыра в сердце, которую он пытается хоть чем-нибудь заполнить. Никотин с этим справляется. ПиД плачет от его вида; Дурак сглатывает и отворачивается – когда он последний раз шутил?Лото мрачнеет больше обычного, Домино отводит взгляд, и лишь Ходилки смотрит с пониманием в слезящихся глазах и безграничным раскаянием. Это он довёл всё до этого. Он и никто более. Не Шахматы, не Домино – он. Из-за чего теперь страдают совсем другие. Покер сглатывает: теперь вкус первых попавшихся сигарет оседает где-то внутри, пуская корни отравы в организме. Игра не знает, зачем он это делает; просто в последнее время ему хуже, чем обычно. Ну да, после недели, проведённой в комнате в позе эмбриона от разрывающей боли в груди. Звучит ухмылка; на бледном осунувшемся лице она выглядит устало и почти обречённо. Он не понимает что с ним происходит. Единственное, что приходит на ум, когда он задаёт себе этот вопрос – лицо Шахмат, улыбающееся и почему-то кажущееся красивым. Нет, Покер не отрицает, что Шахматы симпатичен, только его сердце при этой мысли почему-то крайне странно трепыхает. И ему от этого больно, как от удара ножа. Полуприкрытые глаза тяжело поднимаются: серое небо, всё скрытое туманом, отвечает взаимностью на его чувства и вид. Золотистый – или всё же бронзовый? – пиджак давно валяется в углу кресла, на котором когда-то – совсем недавно – сидел Он. Покер глубоко вздыхает – так, что нормальный человек точно б подавился, только себя он нормальным в последнее время не считает, – и чувствует леденящий воздух у себя в прокуренных лёгких. Давится, сгибаясь пополам. Хватается закоченевшими пальцами за прутья решётки. Пытается восстановить дыхание. Слышит в ответ хрипы. И ощущает, как пустота в груди медленно сокращается, поглощая чистый кислород. Он кашляет ещё раз, выпрямляясь, сгорбившись. Да, после такого количества сигарет любой воздух покажется целительным. Жаль только, что это ненадолго. «Прекрасно, Покер, – невесело думает игра. – Теперь ты наркоман. Ура». От жестокости происходящего и безысходности хочется истерично смеяться, но он сдерживает порыв и старается отвлечься, смотря… например, на дерево. Давно отсыпавшаяся листва, промёрзлые ветви, серая кора… Совсем как Его глаза… Резкий приступ сгибает его пополам; Покер не может дышать, да даже двинуться – совсем как тогда, в первый раз, когда он упал на колени и боялся даже рот раскрыть. Он не может дрожать, хотя хочет – от поганого страха, от неизвестности, от грёбанного непонимания. Ему хочется закричать – громко, долго, чтобы выпустить все эмоции на волю. Ему хочется многое: богатсв, влияния, удачи. Но сейчас он хочет просто вернуться в прошлое и остановить Шахматы тогда, в последнюю их встречу. Рывком развернуть к себе и.. И что? Впиться ему в горло зубами? Покер от дурости своей смеётся, тихо, беззвучно. Со стороны он точно кажется сумасшедшим: растрёпанные грязные кудри, потрёпанный вид, бледная кожа и тёмные круги под глазами не прибавляют ни грамма нормальности. «Да, – думает игра. – Я – сумасшедший! Сумасшедший слабак, не сумевший преодолеть свой страх!» «Идиот…» Улыбка сползает с лица. Покер вновь становится новым собой: мрачной сгорбленной фигурой с депрессией в глазах. Теперь он – отражение самого себя, искривлённое одним единственным движением, одним поступком. Одним лишь броском чёртовых костей… Покер дышит, шумно, тяжело, опираясь руками о те же прутья. Холодные потоки ветра лижут его лицо, уже обветренное, сухое, приводят в себя. Он ведь ничего не помнит. Не помнит те чёртовы четырнадцать дней, проведённых под воздействием сил Ходилок. Не помнит ни мига. Так почему у него так болит сердце?! Покеру совсем не смешно. Ему хочется биться головой о стену: он на грани, и ничто и никто его не спасёт. Кроме Него… – Ыа-а! Покер, не сдержавшись, воет, и в этом звуке все эмоции, которые он ненавидит: бессилие и злость. Страх таится в глубине этого вопля, прячется, как червь от солнца, скрывается в тени. Мерзкая, гнусная тварь, этот страх… Так считает Покер, смотря пустым взглядом вниз, на дорогу; так считает, заходя внутрь и бросая взгляд на кресло; так считает, бессильно разваливаясь на диване, задевая ногами разбросанные бутылки: первые дни он пытался избавиться от боли алкоголем. Он ненавидит страх. Но сам боится, ещё и самого отвратительного, что может только быть. Неизвестности. И от бездны незнания хочет выть всё сильней.