Hereafter (будущее)

      Какая-то часть меня наполовину надеялась, что нетерпеливый Романи или Да Винчи с мрачным лицом вытащат меня из постели посреди ночи. Что они скажут мне, что у меня нет времени на подготовку, что мы должны двигаться как можно быстрее, и что они потащат меня по коридору в комнату Рицуки, где меня будут ждать сонная Машу, обезумевшая Рика, нервничающая Мария и ухмыляющийся Шекспир. Что меня отведут к наспех сооруженной койке в и без того переполненной комнате и скажут вернуть Рицуку, чего бы это ни стоило.       Какая-то часть меня чувствовала вину за то, что вообще хотела этого. За то, что хотела заставить Ольгу пройти через это, когда она и так изо всех сил пыталась держать себя в руках перед лицом всех трудностей, через которые ей пришлось пройти. За то, что мы хотели, чтобы Рицука подвергался такой опасности, что нам пришлось отбросить осторожность в сторону. Этого было недостаточно, чтобы заглушить другую часть.       Той ночью у меня был беспробудный сон. Никто не пришел, чтобы вытащить меня из постели и отправить на экстренную спасательную операцию. Я была свободна мечтать, и вот мне приснился невинный голубоглазый мальчик, который был заперт в тюрьме, из которой невозможно было сбежать, с заключенными, совершившими самые ужасные, гнуснейшие преступления. Жертва обстоятельств, запертая с убийцами и насильниками, главарями банд и ворами в законе, террористами и извращенными психопатами с манией величия, всевозможными отбросами общества, которые, вероятно, заслуживают безымянной могилы не меньше, чем камеры.       Ягнёнок среди волков.       Мне приснилось, что я должна была войти и спасти того мальчика. Что мне пришлось отправиться в этот ад одной, без поддержки и посторонней помощи, кроме голоса Да Винчи у меня в ухе, потому что она была надзирательницей той выгребной ямы. У меня было лишь короткое окно, чтобы войти и выйти, прежде чем я окажусь запертой там со всеми этими неисправимыми злодеями, в такой же ловушке, как и этот мальчик, я, вероятно, бесконечно больше заслуживаю места там, чем он.       Во сне я носила броню. Черный комбинезон с прочными белыми вставками, прикрывающими жизненно важные части тела, но на лице были только очки. Металлическая лента вокруг моего запястья — мой коммуникатор — и мой Последний шанс, пристегнутый к пояснице, прямо под отделением со всеми моими запасами на случай непредвиденных обстоятельств. Пара воронов кружила у меня над головой, и жужжащий рой волочился за мной, как плащ, пока мне приходилось прокладывать себе путь, вынужденная столкнуться с тенями моих прошлых врагов.       Ослепленный Фафнир, чешуя серебристая, а не черная, из разбитых глазниц сочится кровь, такой же большой, каким я его помнила, но каким-то образом все еще вписывающийся в сравнительно крошечную камеру, где ещё есть свободное место.       Обезумевшая Жанна Альтер в противогазе швыряет огненные шары, которые при взрыве вытворяют странные вещи, например, искривляют пространство, замораживают воздух и превращают все в радиусе действия в стекло.       Дородный Юлий Цезарь с козлиной бородкой и седеющими волосами, рубящий предметы своим мечом на расстоянии, как будто каждый взмах выбрасывает невидимые лезвия.       Я шла дальше и дальше, уничтожая их одного за другим, в поисках пропавшего мальчика, но, казалось, так и не нашла его. Каждый раз, когда мне казалось, что я уловила его тень и устремляюсь за ней, вместо этого передо мной представал очередной враг, объединение кого-то или чего-то ещё, с чем мне приходилось сталкиваться в тот или иной момент, часто некую франкенштейновскую смесь одного или нескольких совершенно не связанных между собой врагов. Каждый раз мне приходилось их уничтожать, прежде чем мне можно было двигаться дальше.       Позже у меня проскочила мысль о том, что у доктора Ямады было бы очень много работы.       Как это часто бывает со сном, казалось, что он длится вечно. Казалось, что у меня никогда не заканчивались враги, и они никогда не были совершенно одинаковыми, даже когда шли вариации на тему. Лунг со знакомой светящейся татуировкой на груди и непроницаемой кожей. Бакуда хихикала, размахивая почерневшим мечом и разбрасывая вокруг огонь. Джек наносил удары великолепным золотым мечом, которым он размахивал с искусной грацией.       Но в конце концов лица изменились, и это перестали быть мои враги — те старые, из другой жизни, и те, что были совсем недавно, — которые стояли на моем пути. Стало появляться больше знакомых лиц, больше дружелюбных лиц, людей, о которых я никогда бы не подумала, что они действительно отвернутся от меня.       Где-то на этом пути речь перестала идти о поиске того потерянного мальчика и стала о том, как выбраться, сбежать из этого ада.       Первым появился Рицука в мотоциклетной броне, дым валил у него между зубами и из швов одежды. Мои руки дрожали, когда я нашла слабое место в нижней части костюме — том, который был сделан моими собственными пауками, — и вонзила нож в его плоть.       Затем это была Рика во всем черном, в маске, изображающей ухмыляющегося демона. Я обратила её кинжалы против нее самой, и моим единственным спасением было то, что мне не пришлось видеть её лицо, когда мне пришлось всадить один из них ей в подбородок, в мягкое место за челюстью.       Романи с алебардой, облаченный в изящный, стилизованный комплект силовой брони. Мне пришлось использовать приманки, пока я не смогла подобраться к нему сзади и вонзить последним шансом в его яремную вену, пробив его броню наношипами. Да Винчи, её тело разворачивается, открывая механические части внутри и всевозможное оружие, зажатое между ними. Они заклинили и взорвались, когда я воспользовался её невнимательностью, чтобы спрятать свой рой в жизненно важных механизмах.       Грудничок с лицом Машу, её глазами и волосами, смотрит на меня снизу вверх, невинный и смущенный. Но она стояла у меня на пути, так что моя рука поднялась сама по себе, и пистолет, которого там раньше не было, внезапно оказался в моей руке.       Я видела, как пуля пробила дыру у неё меж глаз. Мне хотелось кричать.       Последней — и я знала, что это была последняя, даже если понятия не имела как — была Мария, одетая в облегающий комбинезон и простую маску домино. Она подняла на меня пистолет и оскалилась широкой чеширской улыбкой с оттенком какой-то отчаянной мании.       О, подумала я, когда мои жуки двинулись без моего участия, окружая её, топя, кусая, грызя и убивая её, даже когда она задыхалась, кричала и царапала свое лицо. Именно это Ольга имела в виду раньше. О том, почему я не должна подвергать себя этому проклятию. Что это сделает со мной. Как это причинит мне боль.       Но было слишком поздно, потому что оно всё равно поймало меня в ловушку.       Осознание пронзило меня, как удар молнии, и я резко очнулась — грудь вздымалась, дыхание было сбито, лоб покрылся холодным потом, и я снова было в своей постели в Халдее. Будильник рядом со мной продолжал реветь, издавая раздражающий, нестройный звук, который сверлил мою голову снова и снова.       Вслепую нащупываю его, размахивая рукой, пока мне не удалось нажать кнопку выключения и заставить эту чертову штуковину замолчать. Темный потолок над головой смотрел на меня сверху вниз, освещенный только слабым голубым светом цифрового будильника, и из темноты на меня не смотрели видения людей, о которых я заботилась, умирающие от моих собственных рук.       Долгое время я лежала там, позволяя своему дыханию успокоиться, а сердцебиению замедлиться. Минуты пролетали для меня как часы, и когда мне, наконец, удалось посмотреть на часы, то обнаружила, что прошло всего около десяти минут, хотя мне казалось, что больше пятидесяти.       Рука, приложенная ко лбу, стала влажной и скользкой, а матрас прижался к спине с неприятным жаром, словно во влажный летний день в Броктоне, как перед грозой. Из моего рта вырвалось ворчание, и я убедила себя вылезти из кровати, чтобы встать на ноги.       Головная боль, что была у меня вчера, по крайней мере, прошла, но образы моего сна — моего кошмара — всё ещё всплывали перед моими веками всякий раз, когда я закрывала глаза. Крики Марии всё ещё отдавались эхом в моих ушах, а выстрел, убивший Машу, отозвался глубоко в моих костях.       Черт. Это действительно был просто кошмар?       Снимаю промокшую пижаму и натягиваю свою обычную тренировочную экипировку, оставив сброшенную ночную рубашку на полу — я смогу разобраться с ней позже, когда в голове прояснится и у меня не будут прокручиваться образы убийств моих друзей и коллег, как кинопленка на повторе.       Моя дверь со свистом распахнулась, и мне пришлось прищуриться от ослепительно яркого света коридора, когда я повернулась, направившись в спортзал. Никто не говорил мне, что я должна избегать своей повседневной рутины, только было бы лучше быть готовой уйти в тот момент, когда что-то пойдет не так, поэтому, когда мои ноги понесли меня по заученному пути, я на короткое мгновение переключила своё внимание на нить, соединяющую меня с Мунинном.       Ничего не изменилось. Рицука всё ещё лежал в своей постели, без сознания, но все ещё дышал, а Рика оставалась рядом с ним, всё ещё сжимая его руку и положив голову на другую, согнувшись в кресле. Романи нигде не было видно, но Да Винчи всё ещё наблюдала за юношей, хмуро глядя на его тело, пока листала что-то на одном из стандартных планшетов Халдеи.       Казалось, что она почти отказалась от попыток понять, что происходит, сидя на другом стуле. Что она делала на этом планшете, у меня были только догадки, но, учитывая, насколько неотъемлемой частью она была для функционирования всего этого места, я должна была предположить, что она пыталась выполнять по крайней мере некоторые из своих других обязанностей удаленно.       Я отключилась от Мунинна, позволив его чувствам затеряться на задворках моего сознания. Желание пойти туда и заставить Шекспира впустить меня в ментальную тюрьму Рицуки никуда не исчезло, но некоторые колебания умерили его — почти инстинктивный страх перед тем, с чем мне придется столкнуться, если я решусь на подобное, словно ребенку, шарахающемуся от огня после ожога.       Срань… Действительно ли этот сон так сильно повлиял на меня?       Из моего горла вырвался звук отвращения, и я удвоила темп, направляясь в спортзал уже быстрой походкой, а не более степенной, как раньше. Мне нужно было потренироваться, отвлечься, почувствовать жжение в мышцах. Возможно, потренируюсь в нескольких видах боевых искусств, которым я научилась, на деревянном манекене или боксёрской груше.       Может быть, я бы нашла там Ифе и немного попрактиковалась под её руководством. У меня не было иллюзий, что я когда-нибудь буду наносить удары, которые уничтожают всё, что находится передо мной, или прыгать на двадцать футов прямо вверх, или что-то в этом роде, но освоение новых техник для использования и новые навыки всегда будут полезны в той или иной степени, особенно в этой сфере деятельности.       Но когда мне удалось добраться до спортзала, её там просто не оказалось. Я поняла, что она, должно быть, услышала о том, что происходит с Рицукой, и решила, что нет смысла появляться и обучать учеников, которых там не будет. На мгновение у меня появилась мысль о том, чтобы связаться с ней через наш контракт и попросить её появиться и сразиться со мной, но я отказалась от этой идеи так же быстро, как она появилась.       В любом случае, я действительно была не в настроении осваивать новые техники. У меня не было уверенности в том, что запомню что-нибудь, если она всё же появится и научит меня чему-нибудь, так что не было смысла тратить на это чьё-либо время. С таким же успехом я могла бы просто выполнить свою обычную рутину и посмотреть, какие у меня будут ощущения после тренировки.       Возможно, это не самый здоровый способ ведения дел. Но я хорошо знала его и знала, как с ним обращаться. Как заставить его работать.       Итак, после разминки я перешла на беговую дорожку, мысленно установив дистанцию в две мили и позволив топоту моих ног по полу и ритму моего дыхания отвлечь мой разум от ужасных образов, которые все еще висели там, как паутина.       Две мили спустя мое настроение не сильно улучшилось. Я чувствовала себя немного лучше по отношению ко всему, и пробежке удалось отвлечь меня на некоторое время, но не изгнать воспоминания о кошмаре из моей головы полностью. Они всё ещё были там, бурлили, ожидая момента когда я закончу отвлекаться, чтобы устроить мне засаду.       Тихий рык разочарования слетел с моих губ, чтобы показать, как это повлияло на меня, и как только я решила пройти ещё милю или две, а затем ударить по одному или двум манекенам, металлическая лента на моем запястье запищала, давая знать, что мне пришло сообщение.       Оно было от Романи. Короткое, простое и загадочное:       Произошли изменения. Приходи, как только сможешь.       Я не побежала к двери, отказавшись от остальной части тренировки, но была близка к этому, и вместо того, чтобы ждать, пока я смогу дойти до комнаты Рицуки, я мысленно вернулась к нити, соединяющей меня с Мунином, — и обнаружила, что, пока я тренировалась, комната снова заполнилась. Романи, Мария и даже Ифе и Эмия в какой-то момент присоединились к толпе. Рика теперь была совершенно бодрой и встревоженной, а Машу кусала губу, слегка ерзая.       Клюв Мунинна открылся. — Я здесь и уже в пути. Что случилось?       Несколько человек вздрогнули, дико озираясь по сторонам, прежде чем поняли, откуда именно доносился мой голос, и Романи, путаясь в словах, попытался объяснить: — Ах, ну, видишь ли…       Ольга перебила его и просто сказала: — Ночью Ифе и Эмия были затронуты проклятием и вступили в контакт с Рицукой.       Эмия кашлянул в ладонь. — «Контакт» — это один из способов выразить это.       — Мы сражались с ним, — прямо сказала Ифе.       В своём реальном теле я на секунду остановилась, обдумывая, в чем именно она только что призналась, а затем удвоила скорость ходьбы.       — Что?       — Как я уже сказала, — ответила моя Слуга. — Прошлой ночью, когда я спала, я оказалась в тюрьме и был вынуждена драться с Рицукой и Жанной Альтер. Похоже, Эмия испытал нечто подобное.       Эмия кивнул. — Со мной было то же самое. Что бы ни случилось, у меня не было особого выбора. Я был вынужден сразиться с ним и его Слугами, которые были с ним, по причинам, которые я не могу до конца объяснить.       — Принудительно? — спрашиваю, цепляясь за эту конкретную часть.       Эмия и Ифе оба поморщились и ничего не сказали, будто не хотели ничего добавлять, что означало то, что было нечто, о чём они не хотели говорить. Что-то в том, что заставило их драться с Рицукой и Жанной Альтер, задело их за живое, и ни одному из них, казалось, не хотелось говорить о том, что именно это было.       Так что, вероятно, это было действительно плохо.       — «Принудительно», возможно, был бы лучшим термином, — неохотно признал Эмия. — Хотя даже это не совсем соответствует действительности.       От этого лучше не стало. Какой тип принуждения был бы достаточно силен, чтобы заставить Слугу сражаться против собственного Мастера? Особенно с тем, с кем у них не было никаких конфронтаций? Эмия, возможно, был слугой Рики, а не её брата, но что могло заставить их обоих на самом деле сразиться с Рицукой?       С другой стороны, если бы это могло каким-то образом привести их в суггестивное состояние, то это не сильно отличалось бы от моего кошмара, не так ли? Это чувство, когда что-то другое завладевает моей рукой и нажимает на курок — было ли это причиной того, что они так неохотно говорили об этом? Потому что они были способны бороться с этим не больше, чем я?       — Проклятие, похоже, работает, как мы и предполагали вначале, — сказала Да Винчи, беря объяснение на себя. — По словам Эмии и Ифе, их заставили играть роли антагонистов, вынудив играть роли, наилучшим образом соответствующие их собственной карме — мало чем отличающиеся, как ты изначально догадалась, Тейлор, от Благородного Фантазма Шекспира. Это ментальная и духовная ловушка, созданная для того, чтобы собирать энергию пороков и худших проявлений своих жертв, отражая их грехи обратно на них, с целью подавить их с помощью некоего сочетания истощения и перегрузки.       Если это было что-то похожее на тот сон, который я видела прошлой ночью, мне начало становиться беспокойно, через что пришлось пройти Рицуке.       Она продолжила: — Странная вещь, однако, заключается в том, что, когда я прошлой ночью просмотрела записи их местонахождения, ни один из них на самом деле не исчезал с территории самой Халдеи, хотя Жанна Альтер исчезла.       Романи удивленно посмотрела на нее. — Они ни исчезали?       Да Винчи покачала головой. — Нет. Они даже не переходили в духовную форму.       Что именно это значило? Что проклятие не повлияло на них таким же образом? Или здесь происходило что-то еще?       — Это означало бы, что участие Эмии и Ифе было косвенным, верно? — сказала Мария, задумчиво нахмурив брови. — Вместо того, чтобы подвергнуться непосредственному воздействию проклятия, это было больше похоже на то, что… их Духовный Исток был скопирован и использовано для заполнения чего-то, чего само проклятие не могло обеспечить само по себе.       — Да, это похоже на работу системы Теневых Слуг, — согласилась Да Винчи. — Это даёт нам своего рода подтверждение того, что Жанна Альтер и Рицука были намеченными целями этого проклятия, и именно поэтому они в настоящее время в ловушке.       — Но если королева Ифе и Эмия пострадали от этого прошлой ночью, даже несмотря на то, что проклятие уже вступило в силу против Сэмпая и Жанны Альтер, — сказала Машу, — разве это не означает, что любой из нас тоже может быть втянут в него? Включая Сэмпай и мисс Тейлор?       Я снова замерла, когда в моем мозгу просочилась эта возможность, гложущий ужас разъедал мой живот. Прошлой ночью, в том кошмаре, когда мне казалось, что я наблюдаю, как кто-то другой управляет моим телом и рубит странные комбинации всех моих друзей и коллег, прошлых и настоящих, могло ли это быть именно тем, о чем сейчас говорила Маш?       Если это было так, что это значило для Рицуки? Он вышел из этого в порядке, или я невольно причинила ему непоправимый вред?       — …не совсем невозможно, — высказалась Да Винчи. — Однако, учитывая все обстоятельства, я думаю, что более вероятно, что будут привлечены Слуги, потому что, будучи духовными существами, а не живыми с физическими телами, они более восприимчивы к подобным вещам. Думаю, я ожидала бы, что Брадаманте, Ипполита или Беллами будут втянуты в бой раньше всех, и даже тогда, только в том же очень временном смысле, что и Эмия и Ифе.       Она повернулась к Эмии и Ифе. — Вы тогда могли использовать свои Благородные Фантазмы?       Ифе поморщилась. — Не так эффективно, как обычно. В результате… роли, которую я была вынуждена играть, большая часть моего была недоступна. Именно из-за этого они смогли победить меня без потерь.       — Значит, с ними обоими все в порядке? — спросила Рика с отчаянной надеждой. — Не совсем невредимыми, — признала Ифе, — Но последнее, что я помню об этом — они были невредимы.       — То же самое, — согласился Эмия. — Зная столько, сколько я знаю о том, как работают слуги, это было почти так, словно на меня наложили какое-то Безумное Усиление. Оглядываясь назад, я понимаю, что логика в моих действиях вообще не имелась. Прикушиваю язык, чтобы не согласиться, хотя это было по сути бессмысленно и не имело никакого отношения к тому, говорил Мунинн или нет.       Да Винчи кивнула. — Тогда, так или иначе, мы, вероятно, можем ожидать, что любой другой, кто будет втянут, пострадает подобным образом. Каким бы незначительным утешением это ни было, по крайней мере, это должно немного облегчить жизнь Рицуке и Жанне Альтер. Это напомнило мне… — Подожди, — перебила я. — Ранее ты сказала, что с Рицукой были Слуги — во множественном числе — верно?       И Эмия кивнул. — Да. Жанна Альтер, а затем кто-то ещё, мужчина в шляпе и одежде викторианской эпохи. Галстук, плащ и все остальное. Он называл себя «Авенджером», так что он, должно быть, ещё один Слугой Экстра-класса, но не использовал свой Благородный Фантазм и не делал никаких ссылок на себя живого, поэтому я не могу сказать, кто это может быть. Значит, я всё-таки правильно его расслышала. Второй Слуга и к тому же ещё один Авенджер. — Слуга экстра-класса? — резко спросила Мария. — Как это возможно? Жанна д’Арк уже не является Рулером, а Жанна Альтер не имеет смысла, как ни посмотри на это, так что ещё один Авенджер не должен быть тем, кто может появиться! — К сожалению, это не обязательно так, — поправила её Да Винчи. Голова Ольга повернулась к ней. — Что?       — Это правда, первоначальная система ФЕЙТ была создана только для работы со стандартными семью классами, — извиняющимся тоном сказала Да Винчи, — но само существование Жанны Альтер открывает дверь для появления других Слуг Экстра-класса. Боюсь, я не могу сейчас с уверенностью сказать, остановится ли это просто на Рулере и Авенджере, но к этому моменту мы уже столкнулись с двумя Слугами Экстра-класса, а теперь Рицука, по-видимому, встретил третьего. Романи вздохнул и провел рукой по волосам. — Это всё намного усложняет, не так ли? — Пока нет, — ответила Да Винчи, — Но только до тех пор, пока класс этого нового Авенжера не будет иметь какого-либо значения для того, что происходит внутри этого проклятия. В моём реальном теле я нахмурила брови.       Я была единственной, кто это понял? Если этот Авенджер появлялся внутри духовной тюрьмы, построенной из кармического проклятия, то, очевидно, он был как-то связан с этим, пусть и косвенно. Никому больше не показалось подозрительным, что Рицука вообще столкнулся там с подобным Слугой? Что никто из нас никогда раньше не видел его и мы не вызывали его сами? — Есть что-нибудь ещё, что вы можете рассказать нам об этом Слуге-Мстителе? — спрашиваю. — Или о тюрьме, в которой вы находились, пока всё происходило?       Эмия нахмурился. — Теперь, когда ты упомянула об этом… Он больше ничего не рассказал о своей личности, но я действительно помню, как он называл меня Лордом Зала Суда, что бы это ни значило. Казалось, он знал намного больше о происходящем, чем все мы. И Рицука тоже знал больше. — Тюремная башня на острове Отчаяния, — добавила Ифе. — Это звучит как Благородный Фантазм, — сказала Машу, прежде чем я успела это сделать. Вроде как так и было. И это сразу вызывало подозрения на этого Авенджера — хотя, опять же, существовала досадная проблема мотива и возможности. Скатах доказала, что для Слуг и Героических Духов было не невозможно добраться до нас здесь из-за пределов времени и пространства, но для этого нужно быть экстраординарным Героическим Духом. Тот, у кого особенно могущественная легенда или исключительно сильный Благородный Фантазм. — Возможно, мы смотрим на всё это неправильно, — пробормотала Мария, нахмурив брови и грызя ноготь большого пальца. — Возможно, проклятие — это не буквальное проклятие, а концептуальное, созданное Благородным Фантазмом Слуги. Тюремная башня на острове Отчаяния — какой Героический Дух связан с тюрьмой на острове, известном тем, насколько ужасным местом это было? — Это не может быть Алькатрас, верно? — предположил Романи. — Слишком поздно, — сказала Да Винчи, покачав головой. — Алькатрас начал функционировать как тюрьма только около века назад, и все его самые известные заключённые находились там в 1930-1940-х годах, а не в викторианскую эпоху. Если бы это был Аль Капоне, я ожидаю, что этот Авенджер был бы в костюме и галстуке с пистолетом, а не… Как именно он атаковал? — Энергетические взрывы, — сказал Эмия. — стреляя ими из рук. Единственное, с чем я могу сравнить их — это с проклятием Гандра, только они были в совершенно другом масштабе. — Как материализовавшаяся обида, — согласилась Ифе. Слуга класса Авенджер, который сражался, разбрасывая вокруг себя такие мощные проклятия, что ими можно было поражать физической силой? Насколько это уместно.       Да Винчи нахмурилась. — Это… На самом деле, это имеет большой смысл, если он Слуга класса Авенджер, не так ли? — Что означало бы, что он мстил за что-то, верно? — тихо сказала Машу. — За Они-тяна? — немного истерично спросила Рика.       — Нет, — отрезала Ольга голосом, который говорил: «не будь глупой». — В общем! Событие или обстоятельство в его мифе, в частности! И это означало бы… мы будем искать Героического Духа, который, возможно, был ложно заключен в тюрьму как часть своей легенды. Тот, у кого были бы причины затаить обиду на людей, что отправили его туда, достаточно сильные, чтобы он мог естественным образом проявиться как Авенджер, Слуга Экстра-класса!       Осознание поразило меня, как удар молнии, и я действительно споткнулась в коридоре, хотя, к счастью, вокруг никого не было, и Мунинн этого не отразил. Выхода не было, да? — Это не совсем маленький список, — сказала Да Винчи. — Даже если мы ограничимся девятнадцатым веком, в Европе есть множество известных людей, которые подошли бы по всем параметрам. Если мы расширим это на десять или двадцать лет в любом направлении, нам обязательно придется включить таких людей, как Мария-Антуанетта и король Людовик XVI. — Но конкретно в островной тюрьме? — скептически спросил Романи. — Может быть, Наполеон?.. Хотя, был ли он когда-либо заключен в тюрьму или его просто сослали? — Технически, нет, это не была тюрьма, — ответила Да Винчи. — Но поскольку он был сослан на остров и ему было запрещено покидать его, в некотором смысле, это могло бы считаться формой тюремного заключения, не так ли? Это, безусловно, достаточно известная часть его истории, чтобы, я бы сказала, создать Благородный Фантазм.       Героический Дух, известный своими актами мести, тот, кто был ложно, несправедливо заключен в островную тюрьму где-то в викторианскую эпоху в Европе, и это было настолько неотъемлемой частью его истории, что стало концептуальным Благородным Фантазмом — что означало, что сама тюрьма, вероятно, была известна тем, насколько ужасно там находиться. Его обиды были достаточно сильны, он мог проявить их в виде физической атаки, и они поражали как проклятия, как будто он проклинал мир, что заключил его в ужасные обстоятельства. Возможно, это было немного расплывчато, не так много, чтобы моё предположение было верным, но… — У него был заметный акцент? — спросил Романи Эмию. — Если бы мы могли хотя бы сузить регион, это бы намного упростило задачу. Эмия пожал плечами. — Насколько я могу судить, никакого. Поскольку мы Слуги, я не уверен, что это вообще что-то значит. Как бы мне ни было неприятно это говорить, Орлеан уже доказал, что это не невозможно.       Дверь в комнату Рицки со свистом распахнулась, когда мне наконец удалось добраться до неё, и я шагнула внутрь, как будто всё ещё не была в тренировочном костюме с прилипшими ко лбу и шее потными волосами. Все повернулись посмотреть, так что для меня не было лучшего времени, чтобы уверенно объявить: — Я знаю, кто этот Героический Дух. Брови поползли вверх, а глаза расширились. Казалось, все были удивлены, услышав это. — Правда? — с сомнением спросила Мари. — Исходя только из этих нескольких подсказок? — следующим спросила Да Винчи, так же недоверчиво. — Да.       Хотя какая-то часть меня действительно хотела ошибиться. В последнее время правила были достаточно растянутыми, и какая-то часть меня просто хотела, чтобы всё вернулось к урокам, которые дала мне Ольга о том, как всё это должно было работать. Чтобы всё было проще, не так сложно, чтобы мне не приходилось постоянно пересматривать своё представление о том, что возможно, а что нет. Но все это было забыто довольно давно. Казалось, что каждый раз, когда мы оборачивались, мы находили очередное исключение. — Кто? — спросила Рика с яростным голодом. — Кто делает это с Братиком? Я ненадолго оборачиваюсь к Эмии и Ифе. — Тюрьма, в которой вы были, была сделана из камня, верно? Старая, как форт из «Порт-Рояля» капитана Моргана. Эмия пожал плечами. — Учитывая, что меня не было там с вами, ребята, в то время… Верно, потому что к тому времени он уже был убит Гераклом. — Да, — ответила Ифе. — Стены и пол были сделаны из камня, с грубыми железными решетками, закрывающими все окна. Единственный свет обеспечивали факелы на стенах.       Тогда это было похоже на форты Порт-Ройяла, и это имело смысл, потому что тюрьмы в те времена часто были либо просто темницами внутри замка или каменного форта, либо переделанными фортами, лишенными каких-либо удобств. Алькатрас тоже начинался таким образом. — Значит, определенно доиндустриальный, — пробормотала Да Винчи. — Кто? — снова спросила Рика, на этот раз более настойчиво.       Это только уверило меня в моём выводе. Потому что в Викторианской Европе была тюрьма, расположенная на острове. Изолированная тюрьма, охраняемая коварными морскими течениями, что была переделана из форта, использовавшегося французами. Многие политические заключенные оказались там в ловушке после изгнания Наполеона, и он прославился тем, сколько людей было заперто в его стенах без надежды когда-либо выйти — и ещё больше прославился одним конкретным заключенным, который оказался там и позже сбежал, чтобы неистово отомстить. Это был тот случай, когда я ненавидела то, что оказалась правой. — Тюремная башня на острове Отчаяния, — говорю. — Название этого Благородного Фантазма — Замок Иф. Глаза Мирии расширились, а рот приоткрылся, когда Машу ахнула, а Да Винчи выпалила: — Ты не можешь говорить это серьёзно! — И Героический Дух, которому он принадлежит, — продолжала я, игнорируя вспышки гнева и удивления. — это Эдмон Дантес. Слуга рядом с Рицукой — граф Монте-Кристо. Потому что, если Призрак Оперы может быть реальным, почему бы графу не быть таким же?