"Love is composed of a single soul inhabiting two bodies."
"Любовь состоит из одной души, обитающей в двух телах."
Барабанная дробь обволакивает все пространство ночного клуба и толпа взрывается криками, свистами и всеми возможными способами проявления любви — к такому невозможно привыкнуть, это всегда волнительно и до дури упоительно. Красный занавес медленно поднимается над высоким подиумом, окольцованным железным ограждением, сантиметр за сантиметром раскрывая вид на черные массивные ботинки, постукивавшие в такт битам. Крики усиливаются, пока ткань ползет выше, на обтянутые черными джинсами икры, колени, мощные бедра и скользящим по ним с одной стороны толстым цепям, закрепленным на шлевках. Серебряная пряжка на широком черном кожаном ремне переливается в свете попадавших на него огней, обхватывая тонкую талию, укрытую белой шелковой рубашкой. Рукава рубашки подвернуты до локтей, открыв смуглые руки, красиво увитые выступающими венами под давлением, пока удерживали золотистую гитару — на кисти левой виднеется черный плетенный браслет, а на длинных пальцах несколько тонких колец. Шум все растет, его видно уже по грудь, одну сторону которой натягивал ремень от инструмента, пока посередине небрежно болтался черный галстук. Яркий свет направленного белого прожектора освещает несколько длинных серебряных цепей, свисавших с красивой шеи и гулявших по груди и плечам от любого незначительного движения. И вот, наконец, показываются миниатюрные алые, очерченные довольной ухмылкой, губы; ровный маленький нос и карие соблазнительно сверкающие глаза, неприкрытые сегодня уложенной по бокам прямой каштановой челкой, пока в ушах покачиваются цепочки с крестами. Фигура местного певца предстает во всей красе, зрители врываются пуще прежнего, посылая по его телу приятную дрожь предвкушения. — Вы готовы? — громко спрашивает он в микрофон, слыша в ответ жирный гул из множества «да», но не начинает, зная, что они могут лучше. Это, своего рода, постоянный ритуал для разогрева. — Я не слышу! Вы готовы?! — дразнит, получая в ответ разрыв перепонок. Девушки начинают визжать и прыгать, парни свистеть и улюлюкать. Довольный результатом, он быстро бросает взгляд вбок, замечая, как друг, расположившийся у диджейского пульта, широко ему улыбается и кивает в знак готовности. Вот теперь можно приступать. — Ну поехали тогда. — хмыкает он дерзко. Пальцы принимаются ловко перебирать струны ориентируясь исключительно на память и создавая узнаваемую мелодию, пока Бан Чан надевает наушники, подключает островную дорожку и негромкий бит. Толпа резко затихает. Глубокий четкий голос выливается красивым пением, захватывая слух и сознание в свой плен, посвящая в строчки недавно написанной им и уже полюбившейся всеми песни. Зал тут же подхватывает его, стараясь подпевать каждому слову, и включают фонарики в телефонах, медленно раскачивая. Создается непередаваемая, самая чарующую для него атмосфера. Каждый раз захватывающе. «Интересно о чем ты думаешь, где ты? Думаешь ли ты о ком-то, кроме меня? Смотришь на кого-то?» Хан Джисон обожает эти моменты. Он ими упивается, наслаждаясь накатывающими волнами возбуждения, совершенно иного типа, когда все тело покрывается мелкими мурашками, а на душе расцветает неповторимое тепло, какого не бывало уже очень давно вне его существования на сцене. За всем этим, он обычный студент, живущий простой ученической жизнью, но здесь все иначе. Это другой мир — его собственный. Он бы с удовольствием продлил такие секунды навечно или хотя бы совсем на чуточку, чтобы находиться в этой легкости и спокойствии, но не может. Возможно, именно поэтому его песни всегда находят всеобщее признание — он их все в себе проживает. Каждая строчка пропитана его собственными чувствами, мыслями, грустью, находящими выход только подобным образом. Большая их часть о неразделенной любви, о расставаниях, об ошибках — всегда актуальная тема. Иногда он пишет о борьбе за нее, о спасении с помощью нее, и наверное прочувствовать такое в текстах намного легче, чем следовать в реальном мире. «Я знаю, куда ты смотришь. И что же мне делать с этим?» Сколько бы не избегал, а взгляд все-таки падает в самую дальнюю сторону бара, откуда на него все это время неотрывно смотрели выразительные серые глаза, из-под своей пепельной челки, чей хозяин горделиво ему улыбался, вызывая уже холодные мурашки по всей спине. Он просто не может не улыбнуться в ответ. Нельзя не признать, что тому невероятно шел этот новый оттенок, хотя вряд ли конечно он задержится с ним надолго. С ним на самом деле ничего надолго не задерживалось. Особенно цвет волос. Ли Минхо — его лучший друг с первого курса, помимо Феликса. Он тот самый первый человек с кем Джисона познакомили их общие старшаки. Ну знаете, в каждой компании есть такой парень: умный, скрытный, холодный, но жгучий красавчик на которого залипают абсолютно все и каждый, независимо от пола, расы, наций — просто мечта всех гетерогомобипанитдсексуалов. На первый взгляд, Минхо казался очень замкнутым, и все знакомые сначала предупреждали, что к общению с ним тяжело приспособиться. Однако, на удивление всех, именно они двое так быстро сблизились и нашли общий язык, понимая друг друга буквально с полуслова, что эти два года вечно таскались везде вместе. Даже умудрились попасть в гущу слухов в университете о том, что между ними было что-то больше. Но нет, они настоящие лучшие друзья. Соулмейты, как назвал их однажды Феликс. Правда, последние несколько месяцев они немного отдалились из-за работы, по большей степени, но даже так, Минхо не пропускал ни одного его выступления, устраивавшегося каждую субботу. Сегодня на нем была свободная бордовая рубашка, расстегнутая аж на три пуговицы, благо еще, что свисавший с крепкой шеи широкий черный галстук немного прикрывал слишком глубокое «декольте», откуда, при каждом удачном наклоне, красовалась подкаченная грудь. Темно-синие джинсы обтягивали широкие бедра, а черный кожаный ремень опоясывал довольно узкую талию. Кстати о широких бедрах, на них как раз сейчас увлечено ерзала стройная красноволосая девчуля, во всем мини, хорошо орудовавшая своим языком в том самом разрезе. И когда этот плейбой только успевает их всех находить? Хотя нет, не так, правильнее будет — они всегда его находили. Хан усмехается и отворачивается, вальяжно прогуливаясь с гитарой, чем раззадоривает ближайших к сцене поклонниц. «Я тянусь к безнадежному будущему и выгораю» Эта строчка быстро нашла его пару недель назад, собственно, как и многие последовавшие за ней после. У него вообще никогда не было проблем с написанием текстов. Он, наверное, должен быть благодарен, ведь ему совсем не нужно как-то напрягаться или настраиваться, что-то выдумывать — слова всегда складываются до смешного гладко и правильно. Стоит только закрыть глаза, так они выжигаются подсказками на внутренних веках, и это совсем не больно. Голос слегка понижается, готовясь к припеву и выдавая легкую хрипотцу, но никто ожидаемо не замечает, продолжая качаться в такт музыке — они полностью погружены в его историю. «Я бы хотел, чтобы это был сон, ведь я не в порядке» Припев заканчивается, после чего следует маленький проигрыш. Пальцы продолжают перебирать аккорды, Джисон ненадолго прикрывает глаза, набирая в легкие побольше воздуха, и готовится ко второму куплету, где будет уже зачитывать. Ему конечно больше нравилось петь, экспериментировать с высокими нотами, узнавать свои пределы, но и читать реп тоже получалось очень хорошо, поэтому он иногда добавляет реп партии. Хотя у него даже имеется парочка чисто реп треков, а еще он бывает читает вместе с Чанбином, присоединяясь к ним с Чаном, когда те записывают что-то нетипичное для него или жесткое — больше зависело от настроения. Время от времени он бывает слишком погружается в окружающую его атмосферу и выдает импровизированные текста на такие неожиданные темы, что старшие закачиваются. Интересно, ведь любой опыт не помешает. Бит сменяется и песня заигрывает в новых оттенках, он поднимает голову, улавливая серые глаза уже совсем рядом, прямо перед сценой, которые ему тут же подмигивают. Джисон принимается зачитывать почти на одном дыхании, понимая, что так ни раз и не сбился в аккордах, ведь завороженные взгляды, направленные на одного него, и срывающиеся строки его песен с чужих губ, служили отличной мотивацией делать свое дело не просто хорошо, а только лучше и лучше. Хан смотрит на лучшего друга, четко начитывавшего вместе с ним, и уже не удивляется, что тот так быстро запомнил новую песню — все-таки он первый кто увидел готовую версию прежде, чем она заиграла в стенах этого клуба. «Я пытался избегать тебя, убегал далеко Но на улице слишком холодно, поэтому я возвращаюсь к тебе» Кошачьи глаза не моргают слишком долго, наблюдая и задерживаясь где-то на нижней части его лица. Джисон невольно усмехается — эта чужая привычка была очень милой и всегда веселила его, но даже их гляделками вообще уже никого нельзя было удивить. Минхо часто признавался, как лично, так и при друзьях, что является поклонником его музыки. Тот даже берет особо полюбившиеся треки для своих танцев, которые выкладывает в соцсетях, в свободное от работы время. Это приятно. «Давай не будем создавать ситуации, которых хотели бы избежать» Подмигнув Минхо, он отводит взгляд и запевает припев, после которого последует мини куплет. Джисон неспешно двигается по сцене, даря внимание постоянным фанатам, и повторив строчки припева в последний раз, заканчивает песню, проведя уставшими пальцами по натянутым струнам в заключении. Долгие подборы новых переборов все последние недели очень сказались на его конечностях. Наверное надо будет переключиться на время на пианино. Ему не помешает подточить навыки. Зал врывается в аплодисментах, а он, послав воздушный поцелуй, спускается с подиума и скрывается за ним, успев услышать напоследок пару приятных фразочек и признаний. Мило. Дальше вступает Чан, заигрывая с толпой, чтобы после перевести атмосферу в более оживленную. Хан только снимает с себя инструмент, вешая на стену, когда на плечо опускается увесистая ладонь. И Джисон почти ненавидит себя за то, что желание почувствовать лавандовый запах за спиной — первое о чем он думает. Однако, вопреки ожиданиям, в поле его зрения появляется довольный черноволосый качок, чье мощное тело было облачено в светлые джинсы, белую футболку и такого же цвета джинсовку. Ему совсем не нравится улавливать слабое разочарование, наблюдая перед собой не того самого, но, все же, еще одного хорошего друга. — Сон, ты молодец! Это было круто! В общем, как и всегда конечно, но сегодня вообще бомбезно! — никогда не скупится на похвалу Чанбин, пока он посылает в ответ теплую улыбку, поправляя задравшуюся от ремней рубашку. — Пошли, этот вечер все еще твой, я угощу тебя моим лучшим виски! — торжественно обещает. — Соблазнительно конечно, но я пасс, Бин. Устал жесть как, мне бы до дома добраться. — вздыхает Хан, чувствуя реальную накатывающую слабость в теле. Уже как-никак шло к часу ночи, а он эти дни толком не заваливался в дрему считай, из-за сессий чертовых за первое полугодие, после которых работать над музыкой оставалось только глубокими ночами. — Это кидалово, Хан! Я тебя неделю не видел! Ну же, хотя бы по два стаканчика. — уговаривает старший, получая еще один вздох, только уже смиренный. — Ты заслужил, удвоив мне выручку собравшимися ради тебя фанатами. — он довольный, закидывает свою тяжеленную руку ему на плечо, почти прогибая, и утаскивает за собой к бару. — Ни разу не меркантильно с твоей стороны, хен. — наигранно обиженно хмыкает Джисон, закатывая глаза. — Ох, ты услышал фанатами? — посмеивается старший и быстро поправляет себя: — Я, конечно, твоего таланта, имел ввиду. — слишком выделяя слова. — Да что ты, передо мной свою алчную натуру можешь не прятать, друг. — оба всего лишь шутят. Он позволяет вести себя через кучки дрыгающихся в танцах людей, которым через раз приходилось кивать и улыбаться, ведь среди них находилось большинство его слушателей. Музыка сейчас тоже играла достаточно громко, но для них такая шумная обстановка, пропитанная табачным дымом, алкоголем и духотой принималась данностью, в которой они могли спокойно между собой общаться. Не успев дойти до назначенного места, в глаза неудивительно бросается пепельная макушка восседавшего за баром парня. Он увлечено болтал в компании двух симпатичных девиц, одну из которых ему уже удавалось видеть, правда на этот раз та выбрала для своего упругого седалища соседний стул, а не его бедра. Но Джисон слишком уверен в том, что этот акт самовыдержки-приличности не продлится долго. — Да ладно, Сон, ты прекрасно знаешь, что мне для твоей гениальной задницы ничего не жалко. — продолжает Чанбин, и в подтверждении смачно шлепает по ней, вынуждая отшатнуться от такой силы. — Да, чтоб вас всех! — вымученно воет Джисон, потирая горевшее место удара, и высвобождается от захвата во избежание повторов. — Бин, я спущу это тебе только сегодня, и только потому, что сил уже нет! — громко возникает, слушая смех бесстыжего старшего. — Спасибо друг, ты так великодушен! — ржет, ничуть не поддаваясь угрозам. — О, смотри, это же он! А вблизи он еще привлекательней. — раздается впереди и Хан ловит на себе заинтересованные взгляды тех самых барышень. — Лино, ты познакомишь нас со своим другом? — уговаривает блондинка, как раз в тот момент, когда они приближаются, а Лино лениво разворачивается к нему с полуулыбкой, ненадолго делая заложником серых пронизывающих глаз. Лино, потому что известный танцор, а Ли Минхо только для своих. — Лино, и когда ты только успеваешь находить таких милашек? — приторно воркует Чанбин. Старший подмигивает этим самым «милашкам», пока обходит бар и обычно пролезает внутрь, отпустив смотрящего бармена в другую позицию. Хан останавливается у стойки, вяло кивнув компании, и очень надеется, чтобы на его персону просто забили. Он устал и не в настроении к общению. — Хан Джисон, твоя песня очень красивая. — замечает блондинка, разворачиваясь на стуле, пока помешивает соломинкой голубой коктейль. Хан только устало мычит, но девушку это не останавливает. — Лино сказал, ты сам пишешь. Она ведь о ком-то конкретном? Джисон, совершенно не ожидавший такого вопроса, замирает и чувствует на себе взгляд Минхо. Он не говорил об этом даже с друзьями, так с чего она вдруг решила, что станет исключением? Хан прочищает горло и усмехается. — Да, о твоей подружке. — спокойно кивает он на красноволосую девушку, глупо захлопавшую глазами. — Она разбила мне сердце, выбрав моего друга, а не меня. — и пока девушки звонко смеются, Минхо продолжает сверлить его глазами. Не понял шутку? Отсмеявшись, блондинка оставляет бокал на стойку и с улыбкой подходит к нему, протягивая руку. — Элен. — представляется, когда он легко пожимает тонкую ладонь. — А это, Джесси. — указывает на вторую, помахавшую ему. — Не хочешь выпить с нами? Может, мы сможем скрасить тебе вечер. — слишком открытые намеки. — Хан Джисон у нас не спускается до простых смертных, предпочитая посвящать всего себя работе, учебе и музыке. — сухо ухмыляется Минхо, озвучив отчасти чистую правду. Джисона подобным не тронешь. Девушка возвращается на место, а он хмыкает, смело смотря в серые, уже слегка дезориентированные, глаза, и ставит ладонь на крепкое плечо Лино, не сводившего с него взгляда. Хан чувствует под прохладной тканью тепло тела, пока слегка наклоняется к его лицу, стараясь не вдыхать, когда негромко произносит: — Почему нет, к тебе же я спустился. — и ухмыльнувшись, просто отклоняется в прежнее положение, смотря уже на Элен. — Как-нибудь в другой раз. — подмигивает. — Ловлю на слове. — возвращает ему блондинка, салютуя стаканом. Джисон знает, что этого раза не будет. Он просто из тех людей, кто предпочитает духовную связь одноразовым интрижкам — не зря же он пишет песни о вечной любви. Ну ладно, не о вечной, загнул множко, но о взаимной и пылкой точно. Он открытый романтик, если что. Лино же (очевидно уже достаточно выпивший, судя по расширенным зрачкам, покрасневшему лицу и вялым движениям) широко расставляет ноги, возвращая его внимание на себя. Он укладывает локти на барную стойку позади, из-за чего рубашка натягивается, увеличивая вырез и оголяя грудь, где ярко светились пара свежих засосов. Джисон закатывает глаза, хмыкнув очевидному позерству перед девчонками, и отворачивается от этого зрелища, усаживаясь на единственный свободный стул рядом с ним. Он снова чувствует чужое тепло бедром, легонько касавшегося его собственного. Вообще плевать. Расселся, там как шах, чтоб его. — Ты здорово выступил, Ханни. Его аж передергивает. До жути непривычно слышать такое от холодного бэдбоя Лино. Тот обычно пользуется милыми сокращениями, как способ подкатывания к девушкам, блядь, но точно не для похвалы лучших друзей. Так много залил в себя? До этого вечера они практически не виделись около двух недель, пересекаясь лишь на парах, и можно было сказать об этом за «кулисами», а не вспоминать в последний момент. Ни стыда ни совести — в этом весь Ли Минхо. Но, как говорится, не суди и не судим будешь. — Ты ожидал от меня другого? — самодовольно хмыкает Джисон, не сдержав легкого сарказма. — Действительно. — сухо и более похоже на Лино. — Ваш виски со льдом. — как никогда вовремя разряжает обстановку Чанбин, поставив перед ним спасительный стакан горючего. — Только для тебя, мой «дорогой» друг, я открываю свою золотую бутылку! Хотя ему бы сейчас охладителя не помешало больше. — Благодарю, мой «щедрый» работодатель, вы слишком меня балуете! — язвит Хан, отвлекаясь на смех старшего и чокаясь с ним. Они сразу выпивают до дна вместе. Горько-сладкая жидкость разжигает сухое горло, покалывающим теплом спускаясь по внутренностям, и Джисон предпочитает не замечать интересную картину сбоку, которую недавно сам предрекал. Было слишком предсказуемо. — И давай сразу по второй! Бин тут же забирает пустые стаканы, принимаясь готовить для них новые порции, а Хан кивает, безапелляционно соглашаясь. Чем быстрее закончат, тем быстрее он окажется на своей мягкой кровати. Черт, как же бесит. Вздохнув, он почти раздраженно поворачивает голову, сталкиваясь с хмурым серым взглядом, неприятно прожигавшим его лицо. Он правда старался забить. — Что? — безэмоционально. — Куда ты так торопишься? — с едва различимым осуждением спрашивает Минхо, пока у его шеи страстно ластится та, ожидаемо проигравшая сексуальному влечению, красноволосая нимфоманка. Он сужает пьяные кошачьи глаза, кажется предпочитая совать свой красивый ровный нос в его личные, между прочим, дела, нежели обращать внимание на девчулю, яро старающуюся покрывать своей слюной каждый доступный участок светлой кожи. — Домой, куда еще? — вскидывает он бровь, как само разумеющиеся, потому что логично, мать его, что домой, и принимает второй стакан. — Спасибо, Бин. — кивает Хан уже старшему, явно заметившему его напряжение. — Тебя подвезти? — спрашивает Чанбин, совсем не вникая в их странные переговоры. — Нет, меня уже такси ожидает. — врет, кивая в знак благодарности за выпивку, и поднимается, находу опрокидывая оставшуюся жидкость. — Так ты не останешься со мной? — снова подает голос Лино, роняя очень двусмысленную фразу. Точно перепил. — Тебе есть с кем остаться. Джисону крайне тяжело под этим пронзительным взглядом, но он легко подмигивает и разрывает зрительный контакт первым, уже собираясь двинуться к выходу, как сзади его ловят крепкие, не менее накаченные руки, прижимая спиной к влажной футболке. — А, Чан, ты уже закончил? — спрашивает, оборачиваясь на старшего и по совместительству личного диджея. — Я то да, а ты чего так рано уходишь? Думал потусим, как в старые добрые. Сейчас и Лиск с Джинни подкатят, давно ведь не собирались нашей компанией. — отпускает его Бан Чан, вставая рядом и дергая черную ткань футболки, в надежде немного проветриться. Джисону тоже не помешает проветриться, желательно холодной водой и как можно скорее. — Я бы рад, но совсем не спал эти дни, чувствую себя хуже зомбака. — оправдывается Хан, краем глаза улавливая движения, но стойко не смотрит туда. — Поеду, отосплюсь, завтра последний выходной день. — А, тогда конечно. Отдыхай, Джисона. Хенджин спрашивал тут ли вы, но я объясню ему, не переживай. — быстро соглашается Чан, отходя в сторонку, чтобы его пропустить. И теперь Джисон отчетливо видит Лино. Он наверное самый настоящий мазохист из всех мазохистов, потому что понятливо улыбается, когда Минхо под ручку с той во всем мини сворачивает по направлению к уборным. Как ни странно, но эта картинка настолько привычная, что уже не сжимала его внутренности в кулак до тошноты. Ныло немного, но свыклось достаточно, чтобы обычно попрощаться с друзьями и просто уйти. На кончиках пальцев чувствуется покалывание от фантомного прикосновения, в груди от прежнего тепла лишь легкое неприятное натяжение, но это пройдет. Всегда проходило. Джисон добирается до своей квартиры относительно быстро, механически принимает прохладный душ, смывает остатки макияжа и устало валится на кровать, тут же засыпая. Он слишком задолбался этим затянувшимся днем. Кажется ему снится человек, чье присутствие можно было отыскать строчках его песен, от которого всегда пахнет легким лавандовым парфюмом, свежестью порошка, и который никогда не будет с ним. Смирился давно. Даже во сне тот не бывает именно с ним. Он всегда далек и недосягаем для его рук. Джисона будит ужасно громкий для глубокой ночи звонок в дверь, резко вырывая заплутавшее сознание из ярких снов, и отдаваясь тупой болью в затылок. Слишком мало поспал. Зарывшись на секунду лицом в подушку, пока рукой находил под ней телефон, он все-таки присаживается. Зажмурив глаза от яркости экрана, Хан заглядывает на время и просто взывает, понимая и подтверждая, что отключился только час назад. Это какое-то издательство. Почему нельзя оставить его в покое хотя бы на одну ночь? Он же не многого просит, в конце то концов. И если за дверью человек не на грани жизни и смерти, то Джисон ему эту грань самолично и с великой радостью организует. Звонкая трель продолжается, раздражая уши, мозги, нервы и всего его полностью. Он подрывается с кровати с тяжелым дыханием, и гневно распахивает дверь перед будущим мертв… — Ханни. — так слабо. Джисон еле успевает поймать покачивающуюся тушку, обхватывая за его талию и притягивая на себя, такого горячего и очень тяжелого, между прочим. Минхо крепко цепляется, ухватываясь за ткань его широкой белой футболки и стягивая до такой степени, что открывается плечо, в которое тот тычется своим холодным носом, вдыхая воздух, точно он утопающий. В легкие ожидаемо проникает слишком резкий запах алкоголя, но даже тот не перебивает легкие нотки лаванды. — Блять. Джисон пытается удобнее захватить непутевого пьянчугу, так нагло повисшего на нем, напоминая детеныша коалы. И когда наконец у них получается вместе нормально встать, ему в ухо горячо шепчут очень страшные слова: — Ханни, можно мне поспать с тобой? — Пиздец.