Потухшее солнце

Вэй Усянь всегда находил душевный покой в храме предков. Порой, в пьяном угаре, мужчина мог поклясться, что видел небольшой фиолетовый огонёк, парящий над излюбленной им табличкой. Это было волшебно. В такие моменты скорбь словно слегка разжимала свою хватку, давая ему любоваться эфемерным, мимолетным пламенем... Таким невозможным и... Родным? Сейчас же обитель духов пустовала. Маленькая одинокая душа пропала, а в недрах старейшины Илин зародилась тревога, которая засыпала исключительно рядом с незнакомцем, напоминавшим ему шиди. Он вновь пил. Алкоголь распространялся по телу тягучим мёдом, постепенно обволакивая напряжённые мышцы, беспокойную голову и новые чувства к одновременно близкому, но такому далекому человеку. Ему было плохо. Не Хуайсан принёс с собой бурю и запер ту в обломках сердца. Вэй Ин верил, что личность, столь похожая на Цзян Чэна, нет... Его Цзян Чэн, справится, но отпускать вновь обретенную надежду к скользкому Гуанъяо хотелось в последнюю очередь. Может Ваньинь и был готов к операции, но точно не бывший тёмный заклинатель. Тяжёлая дверь скрипнула, открывая лазейку первым лучам утреннего солнца. Вэй Ин нахмурился, буркая : — Яньли, я просил не мешать. Но его тут же осадил полюбившийся за несколько дней голос: — Вэй Усянь, как ты смеешь так грубо обращаться к моей сестре. Время замедлило свой ход. Глава ордена Цзян резко протрезвел, возводя огромные серые блюдца на раннего постояльца храма. Ох, эти радужки. Парень напротив вздохнул: — До чего ты себя довёл? — и двинулся ближе к замершему другу. — Я пришёл поговорить.— наблюдать на молодом лице усталость было чем-то неправильным. Чужие мешки под глазами кричали о том, что Мо Сюаньюй тоже не спал этой ночью. — Я, что... Стоп, сестра? — мозг после нескольких кувшинов плохо соображал. — Ты не сестра мне, Вэй Усянь, а вот Яньли вполне. — было произнесено, казалось, с насмешкой, но нервозные нотки в высоком теноре портили всю шутку. — Я не понимаю.... — а после в пустующем помещении раздался дрожащий выдох. — Цзян Чэн? — Да, шисюн. — и, кажется, что-то в Вэй Усяне окончательно развалилось. Он, чуть не споткнувшись, навалился всем весом на тощую тушку самого дорогого человека и в неверии затрещал: — Точно!? — Точно. — проворчали ему в грудь,а Вэй Ин лишь сильнее сжал свою находку, не думая отпускать ту на свободу. — Какой мой любимый цвет?— ему нужны были подтверждения. — Чт... Красный? — Сколько мне лет? — Где-то тридцать один. — Что я боюсь больше всего? — Что за глупые вопросы, Вэй Усянь?! — он их получил. — Точно Цзян Чэн...— на глаза навернулись непрошенные слезы счастья. Грозный и пугающий заклинатель теперь всем своим видом напоминал маленького ребёнка. — О небожители. — успокаивающе поглаживая широкую спину, Ваньинь ощущал, как тяжёлый груз тайны освобождает плечи, давая лёгким сделать глоток воздуха полной грудью. Его ждали... По нему скучали. Его любили. Подселенец даже не думал, что быть любимым кем-то было настолько приятно. Что быть любимым Вэй Усянем было настолько приятно. И назвать последующий диалог, после раскрытия секрета, тяжёлым тоже было сложно. Обладатель красной ленты ластился к нему, на глазах превращаясь в довольного кота, рассказывал о всяких глупостях, о детстве Цзинь Лина, об отстройке Пристани и обнимал... Обнимал, обнимал, обнимал. Да, Вэй Ин изменился, но всё равно оставался собой. — Цзян Чэн? — в определённый момент пустой трёп стих. — М? — от этого осознания тело напряглось. — Можно раскрыть тебе тайну? — Да. — серьёзность отразилась на новой физиономии Саньду Шэншоу, но морщинку меж бровей быстро разгладили поцелуем. — Что? — Ваньинь опешил от чужих действий. И, пока возрожденная тучка не успела поджарить наглую задницу главы ордена, Вэй Усянь так же коснулся и манящих губ. Он больше не мог тянуть.