Потухшее солнце

Душа — вещь бестелесная, она не знает боли, страданий, зла, не знает добра, счастья, радости, любви, не знает мирских забот и горечи на языке. Душа — чистейший маленький огонёк, что не несёт в себе информации или какого-то сознания, но Цзян Ваньинь и тут оплошал. Умирать вместо родного человека оказалось очень просто. Когда его слух уловил встревоженное «А-Сянь!», потонувшее в море хрипов и криков, сердце юного главы дрогнуло. «Сестра!» ударило по мозгу, выводя парня из ступора, а грозовые омуты заметались в поисках последнего близкого. Толчок вышел более сильный, чем того хотел Цзян Чэн, Яньли упала на колени и, наверное, ушиблась, но это определённо было лучше меча, который мог проткнуть её хрупкое тело насквозь. Сознание ещё плескалось в тяжёлой голове, когда Вэй Усянь подбежал к ним. Если бы глава ордена Цзян мог, он бы толкнул речь или просто дал последние наставления, но металлический привкус в ротовой полости и ком из желчи в горле предоставили ему возможность только тихо прошептать прощание, надломившее его семью одинаково сильно. Ваньинь умер. И как только тьма полностью поглотила последние воспоминания о его насыщенном бытии, нежного огонька, который представлял собой главу Цзян, коснулся дикий необузданный рёв, заставивший всю суть Саньду Шэншоу, утратившую память, замереть. Душа не может испытывать эмоции или чувства, но в ту секунду эфемерная оболочка Ваньиня содрогнулась от накатившей ни с того ни с сего вины. Последнее, что успел сделать фиолетовый огонёк перед тем, как мрак окончательно забрал его в свои владения — коснуться колокольчика ясности на поясе холодного тела. Цзян Чэн не помнил, что происходило с ним в темноте. Субстанция обволакивала яркие пурпурные искры, время от времени расступаясь. В такие моменты до частицы былой личности доносились обрывки разговоров и чёткий запах благовоний с лотосовым вином. «— А-Чэн… Мой дорогой шиди, прошёл уже год… Яньли хочет, чтоб я занял твоё место. Я отказываюсь! Оно принадлежит тебе и точка! Смысл существования ордена Юньмэн Цзян без тебя?!» «— А-Чэн… А-Сянь в последнее время очень обижен на меня… Кажется, я допустила ошибку. Прости, что я сунулась тогда в сражение, прости…» «— Она вновь не оставила мне выбора! Вновь решила всё за меня! Цзян Ин! ХА-ХА! Глава Ордена Цзян — Цзян Усянь! Спасибо, Яньли! Спасибо, но я этого не просил!» «— Я чувствую, как наша семья рушится, А-Чэн, я… Я боюсь…» «— Ты можешь взять себя в руки?!» Нежный голос женщины впервые казался таким грубым. «—Взять себя в руки?! Это говоришь мне ты?! Я доверял тебе, а ты меня предала! А-Цзе!» Спирт крайне сильно ощущался в воздухе, перекрывая приятный аромат лотосов. «Я хотела, чтобы с тобой было всё хорошо, а не чтоб ты сидел днями напролёт, заливаясь алкоголем в храме предков! Думаешь, я не скучаю по нему, А-Сянь!» Чужой тон дрожал. «Я уже не знаю, что ты действительно чувствуешь и чего ты действительно хочешь.» «Вэй Усянь!» «Цзян Яньли!» Было больно это слышать. Кто эти люди? Почему они ругались? Ответов не поступало. Спокойствие закончилось тогда, когда почти у самых фиолетовых всполохов раздался граничащий с безумием крик: — Приди же, Саньду Шэншоу! Отомсти моим обидчикам! Я отдаю тебе своё тело! — и с сумасшедшим смехом духовный огонь разгорелся, поглощая всё, включая тощую тушку зовущего его мужчины. Воспоминания из прошлой жизни навалились сразу, как чужие карие очи закатились. Цзян Чэн пурпурным фениксом вернулся из мрака.