Обмани меня, если сможешь

LONDON Aquashard restaurant 19 June 2007 Прогуливаясь знакомыми улочками Лондона, Гермиона решила, что завершить этот преинтереснейший визит бокалом Lokoya Cabernet Sauvignon Mount Veeder будет разумной идеей. Именно по этой причине она сейчас сидит за небольшим квадратным столиком ресторана Aqua Shard на тридцать первом этаже одноименного здания The Shard, потягивает бокал красного сухого в гордом одиночестве и наслаждается панорамным видом на огни родного города. Часы пробили полночь около часа назад, а значит до вылета остается чуть меньше трех. Вероятно, это лучшее время за последние сутки. Просто сидеть в тишине и думать о «сегодня». «Вчера» ведь выдалось не самым впечатляющим. Полнотелый, структурный, насыщенный ягодно-фруктовыми нюансами вкус вина обладает зрелыми танинами, сложным и долгим послевкусием. Долгим послевкусием… Прямо как вчерашняя встреча. В аромате присутствуют цветочные ноты, тона смородины, ежевики, шелковицы, барбариса, подлеска, сигарной коробки и графита. Сигарная коробка, прям как одна из тех самых кедровых коробок, за которой так тяготел ее отец. Он приобрел ее на Кубе, когда открыл в себе любовь к этому табачному изыску. Обычно Джон мог закурить сигару на большие праздники, в обыденные же дни сигары доставались только в особо редких случаях. Один раз, на памяти Грейнджер, он поделился сигарой с другим человеком. С ней. Ей тогда был двадцать один год, она приехала в Австралию спустя несколько недель после расставания с Роном. Ей нужно было сменить «картинку». Сочувствующие взгляды Гарри и Джинни буквально сводили ее с ума. Тогда, сидя на веранде родительского дома и наблюдая за закатными лучами, Гермиона и не заметила, как рядом с ней на деревянную ступеньку присел отец. Он молчаливо наблюдал, как солнце скрывается за океанским горизонтом, и поглаживал большим пальцем гладкую кедровую коробку с тиснением. «Не беспокойся, Гермиона. Я не могу остановить бурю, но я всегда буду держать твой зонт», — пообещал ей тогда Джон, протягивая открытую коробку, наполненную жемчужинами Montecristo. После короткого инструктажа она закурила свою первую и до сейчас последнюю сигару. Эта поездка в Австралию стала фатальной для старой Грейнджер. Отец, придерживая зонт, нерушимой стеной укрывал ее от бурь, но теперь она сама стала тайфуном. Нечеткий силуэт человека отразился в натертом окне, куда смотрит Гермиона. Он выглядит достаточно высоким и широкоплечим — явно мужчина. Неизвестный остановился у ее столика. Она отставляет хрустальный бокал «Vision» на стол и нарочито медленно, лениво поворачивает голову. Теодор Нотт расслаблено стоит у ее кресла и оценивающе разглядывает девушку. Этот Лондонский кошмар когда-нибудь закончится? Она тихо вздыхает и переводит равнодушный взгляд на свой бокал. Мужчина явно воспринимает этот жест как приглашение, потому как его задница уже усаживается в кресло напротив. — Локойя? Неплохо, Грейнджер, — ухмыляется он, вглядываясь в безразличное лицо. — Но как на счет Château Pétrus? Безупречное мерло со вкусом роскоши и богатства стоимостью практически пять с половиной тысяч долларов за бутылку? Заманчиво. Она слегка приподнимает бровь. — Чего ты хочешь? — Вот так сразу? — картинно возмущается Нотт, игриво улыбаясь. — Я здесь не один, — он ведет рукой себе за спину, указывая на место в нескольких столиках от нее. На диване расположился еще один ее однокурсник. Драко Малфой в компании двух красивых девушек сверлит Гермиону непроницаемым взглядом. Брюнетка что-то горячо шепчет ему на ухо, а блондинка поглядывает на своего кавалера, который упорхал за стол Грейнджер. Малфой выглядит прекрасно. Все те же платиновые волосы зачесаны назад в слегка непринужденной манере, такая себе элегантная небрежность. Острые скулы, выразительные и глубокие ртутные глаза. Мальчик превратился в мужчину. С виду весьма опасного. Дорогой костюм с белоснежной рубашкой и платиновыми запонками гоблинской работы, с чистейшими изумрудами стоимостью двадцать четыре тысячи галлеонов. Она знает, была на том аукционе. Его хочется обокрасть. Определенно точно. Ее безучастный взгляд снова возвращается к названному гостю. — И? — Оставлять прекрасную мисс в одиночестве, — Нотт бегло подмечает ее не окольцованный безымянный палец левой руки и, хмыкнув, продолжает, — не по джентльменски, знаешь ли. Ох, ну конечно, благородные манеры таких мужчин, как эти двое, свели с ума не одну женщину. Вероятно, и деньги играют свою роль, не оставляя равнодушной ни одну дамскую душонку. Но не в этот раз, Тео. Не в этот раз. — Да что ты, правда? — наигранно удивляется Гермиона, покручивая ножку бокала. Он улыбается, слегка прищурив глаза, и постукивает указательным пальцем по столешнице. — Что тебя так переебало, Грейнджер? — спрашивает, глядя прямо в глаза. Такого вопроса она явно не ожидала, это заставляет ее вскинуть бровь. — Что случилось с той стыдливой ботаншей, что теперь она стала такой? — ей кажется, но она бы не поклялась, что последние слова он произнес с восхищением. Столько всего хочется ответить. Столько сказать. Выплюнуть. Поделиться тем, что действительно переебало. Предательства, ложь, ею пользовались, плевали в лицо, не позаботившись о тонкой душевной организации. Но шли бы они все к черту. Она аккуратно поднимается, глядя ему в глаза с легкой улыбкой на губах. — Хорошего вечера, Теодор. И плевать, что идет второй час ночи. Вот так. Гермиона уверенной походкой покидает зал. Остановившись у бара, она лучезарно улыбается мужчине, стоящему за стойкой. — Бутылку Château Pétrus 2001, будьте любезны, — мурлычет Грейнджер. — С собой. И запишите на счет Теодора Нотта, пожалуйста. Через несколько часов, она уже летит в самолете, пересекая Атлантический океан по дороге домой. В свой истинный дом. *** BEL AIR Los Angeles, USA 24 June 2007 — Гребаная ты… Грейнджер, — недовольный возглас в семь часов утра раздается в холле особняка. — О, Альфред! Здравствуй, дорогой! Седовласый мужчина лет пятидесяти с залысиной на макушке выныривает из-за угла и сдержанно улыбается. — Доброе утро, мисс Паркинсон, — приветствует гостью батлер, — мисс Грейнджер сейчас на пробежке, она должна вернуться примерно… — он поглядывает на настенные часы и слегка ухмыляется. — Сейчас. Не успевает договорить, как деревянная дверь, окруженная панорамными окнами, распахивается. В дом входит краснощекая Гермиона. — Привет, Пэнс, — бросает она развалившейся на диване Паркинсон и переводит взгляд на дворецкого. — Прости, Альфред, я забыла тебя предупредить. Альфред воистину чудо-мужчина. Выполняет работу по дому идеально, еще и иногда участвует в аферах Грейнджер, получая не хилое жалование. Кто кого ценит больше, остается вопросом. Она призывает бутылку воды и делает несколько глотков. — Все в порядке, Гермиона, — улыбается он. — И я, и ваш дом всегда готовы к гостям. Она кивает. — Обниматься не будем? — приподнимает бровь Паркинсон, ухмыляясь. — Еще чего, — хмыкает шатенка, направляясь к лестнице, чтобы принять душ. — Я не успела соскучиться за две недели. К тому же, если часто обниматься, можно схлопотать вшей! — посмеивается, поднимаясь по лестнице. — Не поскользнись на чувстве собственной важности в душевой! — подкалывает ее Пэнси, бросая нахмуренный недоуменный взгляд на Альфреда. — Магловские жуки, которые сосут кровь и чаще всего живут в волосах, — объясняет дворецкий. Паркинсон закатывает глаза и кривится в отвращении. — Ты у меня как отсосешь, Грейнджер, — вскрикивает она в сторону лестницы, заставив Альфреда испустить едва слышный смешок. Спустя двадцать минут Гермиона спускается в просторную гостиную, где на одном из диванов сидит темноволосая гостья, важно листая «Зачарованный» журнал и потягивает «Голубую лагуну». — Половина восьмого утра, Паркинсон, — вздыхает она, добавляя в стакан со льдом воду и лимон. Пэнси лениво поднимает голову и картинно закатывает глаза. — Да, половина восьмого утра, а ты уже успела полазить по горам в своем изолированном от цивилизации городишке. И это факт. Грейнджер проживает в одном из самых дорогих районов Лос Анджелеса — Бель Эир. Жители Бель Эйр и Холмби-Хиллз любят тишину и живут изолированно, поэтому туристам здесь делать абсолютно нечего. Это роскошные районы, где обитают знаменитости и зажиточные люди. Именно поэтому она и переехала сюда: Тихо. Дорого. И предостаточно «денежных мешков». — Вообще-то, это одна из вершин «Платинового треугольника», — хмыкает Гермиона. — Кстати об этом. — Обхватывает губами соломинку Паркинсон и потягивает «лагуну». — Одна из вершин этого твоего «Платинового» треугольника заходила ко мне на днях вместе с Ноттом. Драко. Драко Малфой. Интересно. — М-м-м, как интересно, — деланно произносит Грейнджер, поставив стакан на журнальный столик, и разглядывает свой безукоризненный маникюр, — удиви меня. — О, сейчас удивлю, — ухмыляется Пэнси. — Значит, летит Вилли с воплями о том, что эти двое решили наведаться ко мне в гости. — Она со скукой откладывает журнал на столик и продолжает: — Ну я и дала добро впустить их. Конечно же, сама спустилась минут через тридцать. — Паркинсон в своем репертуаре. — Тео сказал, что ты развела его на шесть тысяч долларов! Это правда? Гермиона ухмыляется, кивает. — Мелковато, но да ладно. А Малфой, — она замолкает на несколько секунд, раздумывая, как лучше выразиться. — Кажется, он заинтересовался. Грейнджер закатывает глаза и наигранно тяжело вздыхает, потянув лимонную воду. Она не удивлена, так как его взгляд в Лондоне говорил достаточно. Этот тип мужчин не разменивается, он ставит цель. И обычно для ее достижения много времени не требуется. Деньги, женщины, сделки. Вот, чем живут такие как он. Вопрос был изучен уже достаточно давно. Малфой был бы отличной целью, не будь таким смышленым. Деньги и связи — с него можно неплохо поиметь. Но он, мать его дери, чертовски умный. К тому же, волшебник. Гермиона зареклась связываться с волшебниками, от них слишком много проблем. — Так чем займемся сегодня? — меняет тему, вскидывая бровь. — Шутишь? Малфой норовит внести тебя в свой «список», а ты спрашиваешь, что мы будем делать?! — возмущается Паркинсон. — Ты вероятно больна, если упустишь такой алмаз из своей «коллекции». Ох, о воображаемом «списке Малфоя» Гермиона слышала еще со школы. По слухам, там были высечены имена всех девчонок, которым посчастливилось побывать в постели Драко, ну или не в постели. Не то, что бы он прилагал к этому много усилий, ведь обладатель такой крышесносной внешности и многозначного счета в Гринготтс был для половозрелой женской части Хогвартса как красная ткань из викуньи для разъяренного быка. Грейнджер только и слышала о горизонтальных подвигах слизеринца от девчонок в спальнях Гриффиндора. Казалось, они трепались об этом, не затыкаясь. А что касается «скромной коллекции» Гермионы, так это могла бы быть многоячеечная стена почета из артефактов, драгоценностей и любого другого имущества, искусно выкранного либо приобретенного у разношерстных буржуев путем манипуляций и/или махинаций с помощью ее природного обаяния и гениального склада ума. Вот в чем истинная разница между воображаемыми «списком Малфоя» и «коллекцией Грейнджер». — Поговаривают, что в нескольких магловских бутиках выставили новую линейку летних шмоток, Паркинсон, — она знает, на что надавить. Это не сложно. Пэнси прищуривает глаза, замечая как ее подруга меняет тему на заведомо выигрышную. — Отлично, но сначала — загар, — ставит перед фактом уже загоревшую Гермиону бледная брюнетка. — Пару «лагун» и жди меня Санта-Моника! Гриффиндорка поднимается с кресла, стягивая с себя плетенную накидку, и шагает в сторону раздвижной стеклянной двери, выходящей на террасу с бассейном и лежаками. Отсюда можно лицезреть потрясающий вид на Лос-Анджелес, но она прикрывает глаза, устроившись на шезлонге, и натягивает шляпу на лицо. Несколько минут и Пэнси присоединяется к Гермионе, звякая коктейлями. — Ну и, как все прошло? — интересуется, располагаясь на мягком лежаке, и натирает тело кремом. Конечно, она спрашивает о визите на Гриммо. — Я виделась с Рональдом, — отмахивается Грейнджер, все так же скрывая лицо шляпой. Пэнси замолкает, наклоняется к Гермионе, приподнимает панамку и заглядывает в ее скукоженное из-за солнца лицо. Опускает головной убор обратно и спокойно укладывается на свое место. — Больше так меня не пугай, — предупреждает брюнетка, натягивая очки. — Меня тошнит от рыжих. — Один рыжий подарил мне дом в Палермо, — посмеиваясь, бормочет в шляпу. — Рыжие при деньгах — не считаются! — взмахивает пальцем Пэнси, улыбаясь. Грейнджер звонко смеется, и Паркинсон подхватывает настрой подруги. Вот такая их дружба. Они появились друг у друга в моменты нужды. Первые брызги их отношений оросили их общее полотно еще на пятом курсе, когда Гермиона глубокой ночью не могла сомкнуть глаз из-за бессонницы и решила скоротать время на астрономической башне. Поднимаясь по ступеням, ее тело сводило от необъяснимой тревоги. Не зря. Ступень за ступеней и ушей коснулись переговоры на повышенных тонах. Видимо, в ту ночь не спалось не только Грейнджер. Она уже была готова оставить полуночников наедине, как ее тело сковал девичий крик, полный отчаяния, не дающий и шагу ступить прочь. Несколько секунд и перед ее взором предстала пренеприятнейшая картина заплаканной Пэнси, прижатой к одной из колон. Девушка отбивалась от мерзких касаний Монтегю. Ее палочка лежала у ног Гермионы. Та без колебаний оглушила подонка и мгновенно утащила Паркинсон в ванную старост. Там они и просидели до самого утра. Молча. Гриффиндорка поглаживала голову слизеринки, которая лежала у нее на коленях, и обе беззвучно плакали. На следующий день в большом зале ни одна из них не проронила и слова. Монтегю не появлялся несколько дней, как оказалось, он был на попечении у мадам Помфри. Девушки больше не разговаривали, общих интересов и точек соприкосновения у них не было. Но ничто не было забыто, никто не был забыт. Через пять лет после той ситуации уже Паркинсон ворвалась в жизнь Грейнджер, когда нужна была ей больше всего, открывая новую ее главу. Теперь они не исчезают из жизни друг друга, поддерживают на плаву. В этом и есть их ценность. Никаких секретов, ноль осуждения. Так и должно быть. — Ты трахалась с Ноттом, Паркинсон? — спрашивает Гермиона спустя несколько десятков минут тишины. И вот снова. Тишина. — Паркинсон? Тишина. Слышно только тяжелый вздох. — Ну, было пару раз, — прерывает затянувшуюся паузу брюнетка. — Мы тогда по всем канонам должны были пожениться и все такое, — отмахивается она. Ох, точно, договорные браки же никто не отменял. — Ты была его первой? — подтрунивает Грейнджер, приподнимая шляпу, чтобы взглянуть на подругу. — Скорее он. Он был мои первым, — глотнула лазурный коктейль слизеринка и поморщила носик. — Это было сомнительное мероприятие. Гермиона усмехается. — А у кого первый секс был потрясным? — Точно не у ботаничек, «цветочек» которых сорвал рыжий нищеброд с короной на голове! — посмеивается Пэнси, поправляя очки. — Тео хотя бы ест с помощью приборов, а не руками. Грейнджер бросает в нее своей панамкой и возмущенно восклицает: — Вообще-то, иногда пальцы творят чудеса! — Но не пальцы Уизли, — насмешливо заключает Пэнси. — Не пальцы Уизли, — соглашается Гермиона, прежде чем прыгает бомбочкой в бассейн и накрывает волной брызг подругу. — Эй! Возмущенные вопли Паркинсон проносятся по территории особняка. — Подвинься, я тоже прыгаю! Плеск воды и громкий девичий смех заполоняет террасу дома, заставляя Альфреда довольно улыбнуться. «Она больше, чем в порядке», — думает он, готовя холодный ванильный фраппе для Грейнджер и ее гостьи.