Сонный день

Хаск взял отгул на несколько дней, отпросившись у администратора. Чарли, конечно, тут же согласилась, приговаривая: — Конечно, а я давно говорила, что тебе нужно отдохнуть, — потом робко добавив: — Но не ожидала от тебя это услышать. И правда. Хаск понимал, что лучшим выходом для него было только погрузиться в рутинную и мучительную работу, вытравливающую все прочие мысли. И с тех пор вечно думал о том, как хочет отдохнуть, поспать лишний час и поесть хорошей еды вместо перекусов; не оставалось места раздумьям о жизни и желанию поехать в клуб игроков в покер, напиться чего-нибудь эдакого, обжигающего горло. Конечно, приходилось быть трезвым на работе. Но, к удивлению, работа с алкоголем не сносила ему крышу и не вызывала желание напиться, хотя бывало, что коктейли, которые намешивал для гостей по новой рецептуре, ему хотелось попробовать, и все же мужчина этому желанию не сопротивлялся, наливая себе в стакан и быстро выпивая. Чарли пару раз ловила его за этим занятием и в этот момент была очень жестока. Ниффти хихикнула по-ребячьи, проговорила как можно тише, но так, чтобы Чарли услышала: — Ты даже не представляешь, что произошло. — Помолчи, — закатил глаза Хаск. — Что? Что произошло? — тут же заинтересовалась Чарли. Хаску было ужасно неловко. Он вдруг понял, что испытывает стыд за то, что у него попросту есть чувства. Решив опередить Ниффти, произнес как можно более нейтральным голосом: — Просто поеду с другом на отдых. Ничего необычного. Но Ниффти лишь активно замотала головой, намекая Чарли на то, что это лишь полуправда. Хаск решил ретироваться и доработать свою смену. Сообщения Энджела какое-то время оставались без ответа: Хаск был сильно занят и всё никак не мог добраться до телефона. Но, похоже, отсутствие внимания Хаска подначивало Энтони писать еще больше сообщений. Когда Хаск прочитал сообщения, но не смог ответить, тут же отложив телефон из-за компании мужчин, пришедших выпить, Энджел написал: «Кажется, я тебе надоел?», а потом: «Тогда я больше ни строчки тебе не напишу!» Хаска это не раздражало, хоть и обвинения Энтони были голословными. Он понимал, что поведение Энджела было основано лишь на бесконечном желании получать внимание и быть замеченным. Хаск ответил: «Но я работаю», и Энджел закидал его множеством грустных смайликов. А ведь начинался август. В один из своих выходных дней на неделе Хаск высунулся в окно с сигаретой; Энтони еще спал. Август принес с собой прохладу, приятную телу, неустанно чирикали птицы в парке неподалеку. Хаск глянул вниз: ранним утром совсем не было людей на улице, лишь парочка прошла к парковке и уехала каждый на своей машине. Стояла тишина, но тишина такая, которая была лишена людских голосов и гудения моторов машин, оставляя тишину иного рода — благоговейную, приятную; щебетание птиц он вовсе не принимал за шум, как и гудение ветра в трубах. Энтони проснулся. Хаск услышал приглушенно, отгороженный дверью балкона, как скрипит кровать, как босые ноги волочатся по полу, и закрывается дверь в ванную. Обычно Энджел проводил в ней много времени, а еще теперь вся ванная мужчины была заставлена средствами для волос и кожи. И вот послышалось, как снова упала какая-то баночка, а в след за ней остальные. Хаск рассудил, что следует заказать и прикрутить какую-нибудь вместительную полку. А потом подумал, что если Энджел уйдет, она будет пустая, и зачем она тогда нужна? Какие глупые мысли, подумал Хаск. — Доброе утро, — проговорил Энтони, мужчина только кивнул. Даст вырвал его из собственных мыслей, и Хаск совсем потерялся. Затем сообразил, что Энджел расстроится и лишь начнет расспрашивать: «Что-то случилось?» или «У тебя плохое настроение?» — Доброе утро, — запоздало проговорил мужчина хриплым голосом. Энджел улыбнулся. Приблизившись и взяв Хаска за обе щеки, стал целовать его в губы, затем в скулы, в нос и в лоб. Казалось, его любовь была неисчерпаемая, льющаяся огромным потоком, словно бы Хаск находился под мощным тропическим водопадом. У Энджела нос шелушился от солнца. Его неуложенные волосы топорщились крупными прядями то наружу, то внутрь. Энджел просунулся в окошко рядом с мужчиной, прежде выудив у того из пачки одну сигарету. — Сегодня у тебя выходной, — начал он. — Чем займешься? Немного погодя, Хаск проговорил: — Сегодня — не знаю. А вот на субботу и воскресенье уже придумал. Энтони его перебил: — На выходные у тебя вышли рабочие смены, помнишь? — Я возьму отгул, — мужчина сделал еще одну паузу. Ему нравилось, что Энтони замер в ожидании и боялся пошевелиться, только смотря на мужчину в упор. Тот очень ждал ответа, и у Хаска прекрасно получалось слегка испытывать его терпение. — Поедем на какой-нибудь летний курорт и снимем дом. Энджел оторопел, потому широко улыбнулся. Проговорил громко у самого уха: — Правда? — и Хаск рефлекторно откинул голову. — Ой, — он прикрыл рот. — Ну, прости. Я просто не ожидал. — Ничего, мне самому хотелось поглядеть на твою реакцию. В эмоциональном плане Энтони был полной его противоположностью. Юноша тут же стал расспрашивать, куда они направятся, на сколько дней и чем будут заниматься. Хаск отвечал только снова и снова: «Не знаю», и с каждым подобным ответом Энджел становился всё более взвинченным. Хаску нравилось видеть какую-то живость и настоящие яркие эмоции на лице Энтони. — А что ты хочешь? — проговорил Хаск. — Я? — Энджел совсем оторопел от такого вопроса и крепко задумался. — Я хочу взять плетеную шляпку с широкими полями и высунуться в ней из люка твоей машины, и чтобы ленточки шляпы развевались на ветру. — Давай подумаем более приземленными категориями, — проговорил мягко Хаск. Мечтательности Энтони можно было только позавидовать. А еще эту шляпу, выходит, придется купить. И Энджела явно не устроит шляпка из перехода в метро за пять долларов. И в итоге они остановились на двухэтажном маленьком домике в глэмпинге посреди леса. На десятки километров вокруг — сплошной густой лес, множество пещер и невысоких скал. Хаску подумалось, что он давно так чего-то не хотел. И вместе с тем стыдился своего нетерпения, подпитанного влюбленностью. Энтони сразу деловито заявил: — Я займусь подготовкой, — а потом: — Только деньги дай. Ничего не оставалось, как довериться ему. Хаск, конечно, подозревал, что большая часть из выделенных денег могла бы уйти на шляпку с широкими полями, на кроссовки, которые необходимо купить именно для этой поездки, но, как оказалось, он ошибался — какая-то часть денег действительно ушла на продукты для поездки, одноразовую посуду, плед для пикника и принадлежности для гриля, но большая часть — на спортивный костюм с приталенной укороченной толстовкой, на которой Хаск прочитал «Versace jeans couture» и едва ли сдержался, чтобы не сказать: «Немедленно отдай это обратно в магазин». Однако Энджел был ужасно рад поездке, и недовольство Хаска почти сразу испарилось. Утром они отправились в дальний путь. Предстояла дорога, которая по времени займет около семи часов, и Хаск никак не мог припомнить, когда в последний раз проводил время подобным образом. Его одинокое путешествие на поле подсолнухов заняло около двух часов, а потом он и вовсе заночевал в машине. И теперь Энджел сидел рядом на пассажирском, порою перебираясь на задние сидения. Тихо играла Doja Cat, которую поставил Даст, но уснул, сморенный дорогой. Шляпу он все же не купил, «она не подошла под мой спортивный образ», заметил Энтони. И все же от спортивного образа осталось одно лишь название: на спине толстовка была еще короче, чем спереди, и талию Энтони облегала широкая резинка; чуть повыше нее и также книзу, до штанов с низкой посадкой, виднелась голая кожа, и эта небольшая кокетливая часть привлекала внимание Хаска и заставляла постоянно оборачивать к юноше взгляд. Через три часа они остановились на заправочной станции, и Энтони купил еще прохладительных напитков. Стояла приятная погода. Хаск чувствовал себя бодрым. Он задумался и простоял какое-то время, ожидая, когда заполнится бак, но бак уже заполнился, и из окошка то выглядывал кассир, жестом показывая, что пора бы убрать свою машину, то нетерпеливо ожидающий очереди мужчина нажал на гудок. И только тогда Хаск опомнился и поспешно закрыл бак. Все это не заставило Хаска подумать, что он страшно влюблен. Но затем Энтони попросил остановиться, как только они проехали несколько километров от заправки. Он сделал это, просто чтобы сесть на колени Хаска и поцеловать. Хаск тут же запустил руки под эластичную резинку на его талии, мужчине так хотелось сделать это все время, проведенное в поездке. Энджел вцепился в плечи Хаска, целуя настойчиво и прижимаясь всё плотнее. На губах Энтони чувствовалась сладость напитка, его губы были прохладными и такими приятными. Хаск не подумал тогда, что он страшно влюблен. Лишь прижимался сильнее, и ему было всё почему-то мало. — Мы таким образом никогда не доедем, — проговорил, все же отстранившись, Хаск. Он был сильно возбужден, но контролировать себя, конечно, получалось, хоть и с трудом. Энджел пьянил сознание, как виски, налитое на дне стакана, его нужно совсем чуть-чуть, чтобы стать по-настоящему расслабленным и весёлым, и опьянение от Энджела не превращалось в болезнь, по крайней мере сейчас. Хаск боялся, что потом будет больно. Но не думал об этом. Вместо этого расстегнул спортивную кофту Энтони, под ней ничего не оказалось; ну, конечно, подумал Хаск. Он прильнул губами к груди, к ключицам белым, затем приложился колючей щекой с отросшей щетиной. Сердце у Энджела колотилось, как у загнанного маленького зверька. Хаск подумал: «И почему я ему нравлюсь?» — Ну, пожалуйста, — проговорил Энтони очень тихо. Губы у него слегка распухли от нежных покусываний, и сделались ярко-розовыми. — Мы ведь еще будем вдвоем на выходных? И на работу не пойдем. Ты же помнишь? — стал уговаривать Хаск. Ему ужасно хотелось продолжить, но они находились на обочине в светлый день, едва ли отъехав от заправки. Вот черт, Энтони слез с его коленей, но, перекинув длинные ноги к задним сидениям, уместился там и потащил за собой Хаска. Вот так взял его за запястье и потянул к себе, и Хаск, конечно, поддался. Он не мог сопротивляться, не было такого обстоятельства, которое заставило бы мужчину сказать ему «нет». Хаску сделалось жарко, он включил кондиционер в машине и закрыл окна. Энтони был долговязым, а Хаск — крупным и коренастым и они едва ли помещались вместе на задних сидениях, постоянно ударяясь локтями или же Энтони упирался головой о потолок. Это забавляло Энджела. Ему нравилось играть и еще ему нравилось, что Хаск рассеянно говорит: «Прости», когда Энтони по воле случая ударяется о потолок. Он наконец уселся на мужчину, Дасту хотелось, чтобы они кончили одновременно, он все просил Хаска немного остановиться, чтобы отвадить приближающуюся разрядку, а потом умолял продолжать снова. Он все-таки добился своего, Хаску так нравилась его отдача, что Энтони не было необходимости раздеваться, целовать мужчину и ласкать ртом, чтобы тот сильно возбудился — было достаточно развязной улыбки и алой дымки в глазах. Наконец они отправились в путь вновь. Сзади, в багажнике, потрясывало продукты и стеклянные банки с напитками. Немного заплутали и добрались не через семь, а через восемь часов. Энтони вылез из машины, потягиваясь и делая зарядку. Хаск раздумывал, куда им отправиться на остаток вечера, чтобы Дасту не было тоскливо. Они обустроились в небольшом доме: на первом этаже располагалась кухня и ванная, а второй этаж был отведён на большую двуспальную кровать с проектором для фильмов. Энджел тут же свалился на кровать, обняв подушку. Стояла прохлада, напоминающая пасмурный вечер; скоро начнутся холода. Энджел не захотел идти на улицу, сказал, что устал. Хаск спустился на кухню, а затем вышел на веранду, разложив необходимое на столе. И разжег огонь неподалеку на улице. Он вдруг подумал, что Энтони все это не нужно, не нужен он и не нужна поездка, что ему было нужно? Может быть, с Хаском и его скучной размеренной жизнью им не по пути? Энджел спустился вскоре и запрыгнул на деревянные резные перила веранды, свесив ноги. Включил музыку, найдя в доме колонку. Хаск поднял на него взгляд — Даст нацепил солнцезащитные очки, хотя солнце уже садилось — и улыбнулся этому. — Ну, а что? Зря я их взял, что ли? — поглядел на мужчину исподлобья. — Завтра пригодятся, — проговорил Хаск. Огонь истлел, потрескивали угли, и он принялся готовить мясо. Вновь подняв взгляд на Энджела, только сейчас понял, что мальчик накрасил губы. И как Хаск этого не заметил? Яркий коралловый выделялся на фоне бледности фарфорового лица. Энджел улыбнулся, словно поняв, что Хаск, наконец, заметил его небольшое баловство. — Нравится? — Угу, — Хаск уткнулся в работу. Стейк, как оказалось, подгорел. — Jeffree Star, оттенок «Отсоси мне, милый», — Энджел лучезарно улыбнулся. Хаска пронзила яркая вспышка, и внутри сделалось горячо, будто от выпитого на голодный желудок обжигающего алкоголя. Сказали бы подобное Чарли или Ниффти, он не стал бы обращать внимание, а ни о какой реакции тела и речи не было. Но Энджел спрыгнул с деревянных перил веранды, вмиг очутившись пред Хаском, и кончиками пальцев коснулся покатого плеча мужчины. Встал позади — пальцы его стали путешествовать по плечу и уткнулись в ворот хлопковой рубашки. Он поцеловал заднюю часть шеи, наверняка оставив там след от коралловой помады, и хоть Хаск не видел, он чувствовал, и после преследовало такое острое ощущение, будто бы его поцелуй отпечатался навсегда. Он смоет эту помаду потом, конечно, смоет, но. Они поели и немного выпили из привезенных запасов. Вскоре Энджел сказал, что взял траву, и они покурили немного уже в доме. Вечер накрыл лес и маленький дом легким темным покрывалом, и, смотря в окно, Хаск думал, будто за ним больше ничего нет. Ветра не было, оттого деревья не шелестели, и стояла тишина, затем Энджел, лениво перекатившись с кровати к тумбе, включил негромко музыку. Выбирать ему, похоже, тоже было ленно, все еще играли песни Doja Cat. Трава разморила сознание, и все вокруг сделалось большим, словно бы в маленьком доме расширилось пространство в несколько раз так, что не дотянуться до тумбы или тапочек. И вскоре Хаску вообще ничего не было нужно, потому что Энджел сел на него, расстегнул рубашку, пробубнив: «Ну и зачем это», потому что сам уже был нагим к тому времени. Он покрывал поцелуями темную грудь, и вскоре помада на губах Энджела стерлась, всё осталось на коже мужчины. Не было места страсти, потому что трава разморила, оттого он держал руки на бедрах Энтони с некоторым усилием; пытался сжать его кожу, но никак не получалось, будто бы всё тело отекло и размякло. Кожа Энтони была прохладной, Хаск всё прижимался своей горячей щекой к его, холодной. — Ну вот, помада стерлась, — проговорил он, глянув в большое зеркало у кровати. До помады он не дотянулся, футляр свалился с тумбы и закатился под кровать. Он полез за помадой, и вниманию Хаска предстала задранная голая задница, и ему вспомнился тот эротический сон. Возбуждение разрывало изнутри, пульсировало, перекатываясь по всему телу, отталкиваясь от кончиков пальцев и приливая к шее, но импульс возбуждения не смог заставить Хаска подняться. Энджел, напротив, был более энергичным, только лишь подносил косяк ко рту мужчины, улыбаясь развязно, а Хаск принимал. Наконец он поднял закатившийся футляр и накрасил губы вновь, наугад, не смотря в зеркало, и все же получилось вполне ровно, хоть он и вышел за контур нижней губы. Играючи мазнул помадой по губам Хаска единожды, будто бы передавая поцелуй, улыбнулся широко, затем стал спускаться вниз и прильнул щекой к паху Хаска. Там, конечно, все было напряжено, только мужчина ничего не мог с этим поделать, даже руку с трудом поднимал, хотя, если постараться, то смог бы встать. На Хаска одновременно наложилась та усталость от ночных смен и аскетичного образа жизни и эффект травы. — Не надо сейчас, — проговорил он. — Нам еще нужно помыться. Внизу послышалось: — Ты такой расслабленный, а еще тяжелый, как медведь, я тебя не дотащу, — проговорил он, затем кокетливо добавил: — и не стану, — и взял в рот член. Хаск приподнялся на локтях. Ему ужасно хотелось посмотреть, как размазалась помада на его члене, как растерлась она на губах Энтони. Энджел заметил его интерес, улыбнулся и, приподнявшись да нависая над Хаском, подставил ему подушку. Чертовски хотелось по всему контуру татуировки в виде сердца прикоснуться губами, однако мужчина даже не успел прильнуть к его груди, потому что Энджел был куда быстрее него сейчас и принялся вновь сосать. Его оттопыренная задница все более тянулась кверху, Хаск подумал: «Вот бы был еще один я, который трахал его сзади» и стыдливо улыбнулся своим мыслям. — Не надо до конца, — нашел в себе силы проговорить Хаск. — Почему? — Энджел оторвался от члена, тут же прикоснувшись уголком губ к головке. — Помучай меня еще. Хотелось сделать что-то в высшей степени пошлое и неправильное, возможно даже мерзкое, это возбуждение становилось уже раздражающим, но Хаску хотелось этого, потому что раздражение подбивало двигаться его размякшее тело. Он подтянул Энтони к себе и заставил поцеловать, хотя он немного отнекивался, пролепетал: «Может быть, я сполосну рот?», Хаск только мотнул головой, и Энтони сдался совсем скоро. Они поцеловались глубоко. Хаск положил руки на его выгибающуюся поясницу. Он подумал: как будто кожа сделана из жемчуга. Жемчужный мальчик. Или мальчик из нежного шелка. Не бывает таких, значит, и его не бывает, Хаск это всё выдумал от отчаяния и одиночества. Мучить у Энджела хорошо получалось. Взяв член Хаска сзади, приложил его к своей заднице, поводил играючи, что довело мужчину почти до конца, но все еще нет. Однако стоило Энтони установить с Хаском зрительный контакт и продолжить играть, затем поцеловать в губы, в конце концов опускаясь резво к шее, и Хаск подумал, что весь теперь в этой помаде, он кончил. На время мужчина закрыл глаза и, раскрыв, увидел мир приглушенным. Наваждение это прошло нескоро, но хотелось сделать хорошо и Энтони, и он взявшись за его бедра, заставил придвинуться поближе к лицу и взял член в рот. Запустил пальцы в отросшие бесцветные волосы. Прежде Хаск все же заметил на щеках Энтони розовый румянец, а потом юноша запрокинул голову и кончил, отстранившись, на грудь мужчины. Часть вечера Хаск не помнил. Но наутро, поднявшись с кровати и увидев Энджела рядом, обнаружил на его правом бедре слово «ANGEL», написанное помадой и, похоже, почерком Хаска. Он облизнул большой палец и приложил к надписи, стараясь стереть, но Энджел, проснувшись, легонько ударил его по руке. — Мешает она, что ли? — пробурчал он. — Все равно сотрется, — сказал, усмехнувшись, Хаск. — Спи и забудь про нее, — проговорил Даст, впрочем, нарочито злостно. Возможно, немного капризничал по утру, такое у него случается, подумал Хаск. Энджел нашел телефон и сделал фотографию. Хаск не придал этому значения, он решил больше не спать, а помыться и убраться на кухне и веранде после ужина. Все же выспавшись вдоволь, Энджел раздобрел и сделался совсем другим, теперь в его речи не было и капли какой-то детской обидчивости. Они позавтракали и отправились гулять, Энджел все-таки надел свои солнцезащитные очки. Оказалось, что домики для гостей достаточно отдалены друг от друга, но все же стекаются, если идти по тропам, в одной точке, где поместилась в одном здании администрация городка, а в другом — большой зал, где проходили местные мероприятия. Они глянули на афишу, и Энджел нашел в списке местную дискотеку, которая начиналась в десять вечера; в брошюре к дискотеке предлагали потанцевать под музыку восьмидесятых, и Энджел рассмеялся, однако на мероприятии, к тому же, предлагали и алкогольные коктейли, а это уже его заинтересовало. — Ты собираешься плясать на дискотеке для стариков? — А что? Тут и конкурсы предлагают, надеюсь, для победителей наградой и будут какие-нибудь коктейли, — мечтательно проговорил он. — А вот сейчас будут собираться, чтобы поиграть в бридж. Хочешь? Конечно, Хаск согласился. Но в действительности ему не хотелось проводить время так, и вскоре, когда собрались люди, и по громкоговорителю объявили, что вот-вот начнется игра, Хаск лишь согласился Энджела сопроводить. Энтони чувствовал себя хорошо, и мужчина позавидовал его возрасту, в котором все события с выпивкой переживались наутро вполне легко. У Хаска же болела голова, она казалась тяжелой и распухшей, в конце концов ему хотелось спать. Он поцеловал Энджела в щеку и сказал, что вернется за ним через пару часов, а затем отправился гулять по лесу. Вернувшись домой, Хаск задремал. Где-то на периферии сна и бодрствования бродили непрошенные страшные мысли. Энджелу на самом деле не было с ним весело и хорошо. Сбегая от тяжелых мыслей, мужчина заставил себя проснуться и тряхнул головой, будто бы смахивая эти бредни. Ему хотелось, чтобы Энджел сказал ему что-нибудь от сердца, что-то, что он чувствует взаправду, но сам Хаск не говорил ничего подобного ему. Он даже не сказал Энтони, что все-таки влюбился. Был ли поцелуй подтверждением или же Энджелу нужны слова? В действительности он едва ли изучил юношу, хоть и выучил некоторые его привычки и обрывал на полуслове, предугадывая дальнейшие слова. Хаск отправился к зданию администрации, по пути раздумывая, что же хочет ему сказать. Что он хотел сказать? Наверное, то что любит его, но сказать теперь боялся, потому что Энджел наверняка слышал это не единожды в своей жизни. Отнесется ли он серьезно к словам Энтони? Относится ли сам Хаск серьезно к этим словам или все это — лишь действие белладонны? Хаск рассудил, что не скажет ничего, пока Энтони не захочет сказать что-то сам. В действительности ему было страшно и стыдно. В местном клубе звучала музыка, гости уже играли в Твистер, но Энтони среди них не было. Хаск огляделся, решил спросить у знакомых лиц, и ему подсказали, что он ушел еще час назад. Возможно, они попросту разминулись? Хаск позвонил Энтони, но, как оказалось, его телефон вовсе был выключен. Внутренняя дрожь прорвалась наружу, и он спрятал руки в карманы, словно бы кто-то осудит мужчину за тремор. Он дошел до дома, но Энтони не было там, и тогда испугался по-настоящему. Даст не мог потеряться в столь простом маршруте, все тропы были подписаны и протоптаны множеством человек. И тогда мужчина отправился по бездорожью. Темнело, насекомые садились на его вспотевшую кожу. Хаску подумалось, что он в каком-то плохом бесконечном сне. Пройдя у берега реки, он не обнаружил Энджела и вернулся к дому, снова обходя все комнаты, затем отправился к скалам, минуя тропы. В тот момент Хаск испугался. Пробираясь через раскидистые ветви деревьев к скалам, он заметил, как теперь охватила тело крупная дрожь. Подумал, если б не было Энджела, никогда бы не пришлось это чувствовать. Может быть, он хотел проверить мужчину? Но несмотря на все капризы, Энтони совсем не был глупым. Подобравшись к скалам и оглядевшись с фонарем, Хаск увидел несколько входов в пещеры. Он позвал Энджела так громко, насколько мог. Послышалось приглушенное «Хаск!», сладостный звон этого голоса разлился теплотой внутри мужчины, он выдохнул и вот уже увидел знакомый высокий силуэт. Энджел быстро подбежал, Хаск поглядел в его испуганные глаза, словно бы мальчик в чем-то провинился. Он наклонился, обнимая Хаска, и мужчина обнял его в ответ. — Ну, чего ты?.. — не зная, что и сказать нужно в такие моменты, проговорил мужчина. — Прости меня, — тут же проговорил тихо Энджел. — Я решил уйти пораньше и поспать перед этой дискотекой. А потом свернул от дома и решил сойти с тропы, чтобы погулять, подумал, всё равно к другой тропе вернусь. И за что он так извинялся? Хаск проговорил тихо: — Пойдем домой, — и Энтони, обняв его еще раз, чтобы получить объятия в ответ, взял мужчину за руку. Они дошли до дома, поднялись наверх. Хаск подумал, что совсем ничего не приготовил к ужину, и Энджел наверняка голодный. — Хочешь есть? Он замотал головой, вдруг сделавшись тихим. — Значит, пойдешь танцевать? — Не хочу теперь. — А что с твоим телефоном? Спустя несколько мгновений извиняющимся тоном он проговорил: — Зарядка села. Прости меня. — Ну, за что извиняться? — проговорил Хаск. Этот вопрос повис в воздухе, они легли в кровать и укрылись теплым одеялом, изрядно промерзнув в вечерней прохладе. Хаск приложился горячим лбом к его груди. Он не заметил, как Энджел уснул. Какой сонный день, подумал Хаск.