Ночь, улица, футбол, аптека

«Бьет — значит любит»… у тех, кто это придумал, наверняка были еще поговорки: «Ворует — значит честный», «Горит — значит замерз», «Повесился — от счастья». Почему именно про любовь стала так популярна — такая же загадка, как и само это чувство. Тигнари сидит на полу, прижимаясь как можно ниже, чтобы его не было видно из-за стойки. Его окружают шкафы с лекарствами, но названия расплываются перед глазами, мешая найти нужное. Челюсть гудит и пульсирует, хочется закрыть лицо руками. Вроде бы стойка с обезболивающими не так далеко от прилавка, но двигаться сейчас кажется бесконечно долгим занятием. Не таким, конечно, как если бы сейчас зашли посетители, поэтому усилие над собой Тигнари все-таки делает. Оно преобразуется в два нетвердых шага, а потом невидимый пинок в живот роняет его на колени. Рука инстинктивно тянется, чтобы схватиться за лед и приложить его к месту удара, пока до мозга доходит, что никакого синяка там не будет. Слышатся шаги, и Тигнари сползает по стенке еще ниже, пока они не стихают за хлопком двери в служебное помещение. А, наверное, это всего лишь Коллеи. Ближе к вечеру она проводит инвентаризацию, расставляет препараты по полкам, сверяет документы. Коллега, почти что младшая сестренка, а не районные пьяницы с их тупыми подкатами и ухмылками. Тигнари заставляет себя сделать вдох и успокоиться. Коллеи очень добрая. Чуткая и понимающая, ее слушают даже дети, которых в аптеку притаскивают озабоченные родители. С ней легко и спокойно. В отличие от того, кто по природе должен быть к Тигнари добрее всех на свете. Рука нашаривает упаковку обезболивающего, хотя голова все еще немного кружится. Тигнари чуть не давится, пытаясь заглотить сразу две таблетки. Вода помогла бы не только с этим, но дверь снова открывается, на этот раз входная — звон колокольчика заставляет поморщиться. Остается надеяться, что вид аптекаря, хмурящегося и шатающегося, отпугнет нежеланных посетителей. Посетитель, правда, сам выглядит не лучше. На секунду пугающая мысль бьет в голову, но тот факт, что у мужика не расползается огромный синяк на скуле, помогает успокоиться. Кивнув, Тигнари отворачивается к стеллажам с витаминами, шатаясь, как от еще одного удара по голове. Что за грязные игры, серьезно. Каждый раз Тигнари кажется, что случится чудо. Он привыкнет, «приступов» станет меньше, они будут ощущаться не так ярко, связь ослабнет… Но ничего такого не происходит. Его соулмейт не пропускает ни единого футбольного матча — Эмбер с Коллеи следят за командой Сумеру, так что все их знакомые в курсе расписания — и выходит оттуда избитым до невозможности. С ним даже две упаковки витамина C чуть не вылетают из головы, а перед кассой уже недовольно постукивают ногой. Тигнари виновато — или вымученно — улыбается, стараясь работать как обычно. Болельщики не спеша проходят мимо, обсуждая тот-самый-удар-пас-гол, не подозревая, что с обратной стороны витрины, из-за рекламы детских витаминок, одна пара хамелеоновых глаз прикидывает способы безболезненного убийства. Возможно, ему стоит это загуглить. И побыстрее. Он устало зыркает на очередного посетителя — ладно, этот хотя бы причесан и прилично одет, но что такое, прости боги, аптечный горошек? Какие-то неизвестные науке зеленые драже? В итоге Коллеи, после небольшой игры в «Угадай, что мне надо» вручает мужчине две упаковки, лишь бы отстал, и убедительно просит пойти домой не только его. Ей легко говорить. Они с Эмбер — два солнышка. — Может, мне пора на курсы народной медицины? — Мастер Тигнари, это же глупости! На это он только хмурится и хромает к выходу, достаточно показательно, чтобы его помощница тяжело вздохнула и протянула вдогонку анальгин. Улица пестрит флагами, плакатами и фанатскими шарфами. Голова, которую по ощущениям прикладывали обо что-то тяжелое и тупое, раскалывается от криков и сигналящих машин. Толпа болельщиков тянется по улице, празднуя на ходу. Как бы не старались коммунальные службы, под лавочками остается лежать мусор, на который смотреть нет сил. Не споткнуться бы о него еще. В остальном дойти до дома, выпить чаю, чтобы расслабиться, и лечь в кровать — не так сложно, верно? Только все тело по-прежнему ноет. «Что-то тяжелое и тупое» — это, должно быть, про соулмейтов.

***

За ночь могло бы измениться многое, но не сердитое лицо Тигнари, потому что в области грудной клетки все еще неприятно побаливает. Он бросает Коллеи ключи, чтобы она приняла доставку новой партии обезболивающих, а сам идет приватизировать старую. До нее уже докапывается какой-то дед, и приходится вежливо улыбнуться, чтобы лекция о вреде хамства в аптеке усваивалась субъектом более полно. — Почему так долго не открывали аптеку? — скрипит субъект, и от вежливости в улыбке не остается и следа. — Ты вообще знаешь, кто пришел? Кто тут стоит, не видишь? — Кто? — Ты как со мной разговариваешь?! Мужики — это сила!.. — теперь субъект размахивает каким-то документом. Тигнари на правах профессионала решает, что ему нужно вовсе не обезболивающее, и тянется к выдвижному ящику. — Видишь? Видишь? — не унимается посетитель. Ворчит, бухтит и портит рабочую атмосферу. — А ты, неизвестный… — Если двое неизвестных уничтожат человеку удостоверение личности, неизвестных станет трое! — бодро подхватывает третий голос. Тигнари замахивается упаковкой свечей от геморроя. — О, прошу прощения, виноват… Улыбающееся смуглое лицо с подживающим синяком под правым глазом. Пепельные волосы, по которым посетитель проводит ладонью, пытаясь уменьшить беспорядок. Полицейская форма, фуражка под мышкой. И бросаться лекарствами Тигнари раздумывает. То ли в надежде, что хамоватый старик уйдет, то ли не хочется усложнять жизнь соулмейту этого бедолаги. — А ты вообще кто? Твоя аптека что ли? — Моя, — новый посетитель охотно соглашается. — И красавчик этот — мой. Если бы не источающий яд старик, Тигнари бы даже покраснел. Может быть. Как бы не жалко, плюсы у этого парня определенно есть. А минусы… — Ты откуда такой жадный?! Свечи от геморроя все-таки летят в противного старика, только не в голову, а в карман пуховика, даже бесплатно, потому что никто тут не жадный и людям надо помогать. И симпатичный полицейский, из тех же положительных качеств, провожает клиента до двери. Чтобы не заблудился. Тигнари задумчиво усмехается, внимательнее рассматривая оставшегося посетителя. — Ты вот ему наговорил, как алкаши с района. Не хватало только, — он честно попытался показать, каково говорить с заплетающимся языком, — «Хозяйка, боярышник есть?» — О, — с пониманием тянет парень. — Ваши лучшие любовники. — С чего ты взял?! Тот наклоняется ближе и полушепотом выдает: — Они умеют лишать невинности. — Тебе что, тоже боярышник прописать? — Тигнари возмущенно фыркает. — Самый лучший, со скидкой есть. — Ой, не… мне не от похмелья, я со вчерашней смены… — А что тогда? — Что-то от этого. Бровь Тигнари чуть приподнимается, парень смотрит в ответ, а потом вдруг начинает поднимать рубашку. — Упаси боги, нет! Не хватало, чтобы нормальные люди увидели! Офицер как-там… — Сайно, только я капитан. — Ваше «это» от звания симпатичнее не станет! Сидеть! Нашипеть и втянуть за руку за стойку, подальше к шкафчикам, которые от кассы не видно — Тигнари определенно должен начать собирать звезды за обслуживание. А еще осматривать «это» побыстрее, а не разглядывать мускулатуру, пока только-я-капитан Сайно опускается на табурет, стараясь не напрягать левое колено, и демонстрирует верхнюю часть себя без формы. Хорошо, можно сделать вид, что это часть осмотра. Помимо лица, пострадали еще живот и бок, даже не один раз. Судя по цвету кровоподтеков, им не больше четырех суток, а как парень из-за них морщится — может, они вчерашние-вечерние или сегодняшние-утренние. У полицейских наверняка есть работа во время спортивных матчей, верно?.. — Скидки на охлаждающие мази нет. — А непосредственно помощь не входит в стоимость? — Я же не поликлиника. Только самообслуживание. — Очень жаль. У господина фармацевта нежные руки. Тигнари мог бы покраснеть. Он уже чувствует, как в щеках начинает теплеть, если бы не: — У тебя случайно не повышенная температура? Ты такой горячий. Тигнари вздыхает. Снимает с тюбика мази крышечку и убедительно просит заткнуться. Звезд за обслуживание надо потребовать не менее четырех, забрать все у капитана полиции. Потому что Сайно под руками, аккуратно наносящими лекарство на его «рабочие травмы», не затыкается. Единственное, за что не хочется вмазать ему и активнее растереть лекарство — это за обращение на «ты». Стоп. Вмазать и растереть? О, боги. Тигнари и правда об этом подумал. Чтобы его реакцию на собственные мысли сильно не разглядывали, он срочно занимает мозг чем-то другим, что в нем вертится: — А меня вчера так накрывало, как будто били по тем же местам, что и тебя. Не знаешь случайно, избиение каким предметом может вызывать такую боль? Выдохнув, Тигнари медленно, задумчиво моргает. И об этом он тоже подумал. А судя по лицу Сайно — еще и сказал все вслух. — Пластиковые бутылки, — отвечает он со знанием дела. — С пивом или колой. В колу проще подмешать алкоголь. А, и кулаки, конечно же. Почему-то Тигнари верит и внимательно слушает. — Ты знал, что околофутбольщики очень изобретательные? Подростки особенно. Вчера Сумеру со Снежной играли, я думал, не переживем. Еле отобрали у них петарды, а потом оказалось, что половина — пьяные до чертиков. Что-то в голове складывается, щелкает, просится на место. Будто Тигнари вертит в пальцах деталь пазла, которую потерял лет пять назад, а во время уборки вдруг достал из-под дивана. Сайно, кажется, тоже что-то чувствует. — Упс, я нагрузил тебя своей работой, да? Не бери в голову, я случайно. Эм, надо что-то попроще… О! Ты случайно не аскорбинка? Тогда почему… Не дослушав, Тигнари тянется, чтобы достать нахала, и заодно проверить одно смутное предположение. Сайно, отпрянув и примирительно выставив руки, уворачивается. Дальше все кажется одним мгновением. Край столешницы никуда не исчез, так что бедро сбоку прошивает короткой вспышкой. Сайно хватается за ушибленное место и тут же ловит шипящего Тигнари, у которого от неожиданности предупредительная атака пошла не по плану. Он тянется туда, где почему-то болит, и вместе с его ладонью бедро накрывает чужая, больше и горячее. — Тогда почему ты такой вкусный? — выдыхают в самое ухо. В голове почему-то всплывают слова смутно знакомого профессора. Тигнари уверен, что лекции его не любил, и вообще университет давно закончил, почему именно сейчас? Удивительно, как всякая ерунда приходит в голову рядом с одним конкретным капитаном полиции. — Поцелуй — это имитация кормления. Сайно так же понимающе ухмыляется. — Приятного аппетита? Что ж, для доставляющего проблемы соулмейта Сайно целуется неплохо.