Игорь, не тупи!

      Себя, потом вел колесом вверх. Или сначала передним колесом в лифт, потом себя… Игорь почти в испуге замирает перед настолько узкой дверью, что и в обычное-то время предпочитал ходить пешком на Юлькин четвёртый этаж. Почесав в затылке, майор закидывает «Тайфун» на плечо и широким шагом отправляется наверх: лестницы в старом фонде на порядок комфортнее лифтов, есть где развернуться людям «нормальных» размеров.       Долго возится с ключами, потом вспоминает, что оставил их в куртке на работе, тянется уже к звонку, но дверь распахивается сама: на пороге стоит воинственно настроенная Пчёлкина с его детской битой в руках. — Юльк, ты чё? — сдавленно мяукает Игорь.       Бита звонко ударяется о плиточный пол в коридоре. — А ты чё? — взгляд Пчёлкиной мечется от лица майора к агрегату на его плече. — Игорь?       Гром снимает с плеча велосипед и ставит на пол. — Красивый? — матовая чёрная облегчённая рама, новенькие покрышки и обмотка на руле специально красная, для Юльки. Майор любовно поглаживает раму. — А фазера тебе мало?       Гром хочет привычно исправить девушку, что не фазер, а физер, но отмахивается и вкатывает велик в квартиру. Юля машинально пятится назад, но довольной совсем не выглядит и снова хватается за биту.       Прихожая, которая на Юлькин взгляд, была образцово-показательной и вполне вмещала весь её сезонный гардероб и беспорядок, с появлением Игоря Грома стала тесной и ещё более захламлённой. Юля терпела брошенные папки с делами (даже не совала в них свой носик), терпела и раскиданные по всей площади ботинки (всего две пары, но какие лыжи!), терпела биту и скейтборд (зачем эти реликты мужику, разменявшему четвёртый десяток), вынесла и его огромный велик (ну, а какой ещё для такого-то роста), которые обещали хранить на балконе, «но сезон же, Юльк!». И всё же, когда в этот огромный велосипед вкатился ещё один поменьше, не выдерживает. Пчёлкина хватается за биту и закидывает её себе на плечо. — Игорь Гром, или ты объясняешь, зачем из моей квартиры делаешь склад, или я запущу в тебя этой битой, как и собиралась, когда решила, что за дверью сопит домушник!       Майор переводит взгляд с велосипедов на девушку. Ещё мгновение выражение лица мужчины было подходящим для иллюстрации слова «блаженный», и Пчёлкиной правда захотелось запечатать эту морду навсегда. — В смысле? — Юля ждёт, что Гром привычно насупится, набычится, ссутулит плечи и всем своим видом начнёт показывать готового биться не на жизнь, а на смерть.       Пчёлкина устало вздыхает. Они это всё уже проходили. Приручать Грома оказалось совсем не простой задачей, и годы дружбы скорее мешали, чем помогали. Игорь поначалу очень робко врывался в Юлино убежище. Долго не переходил какую-то ему одному понятную черту. Статус «мы вместе» был только воображаемым на странице Вместе у Пчёлкиной, потому что первый месяц майор угрозыска разве что за руку её держал и губами жался в висок. Сначала это казалось милым, потом немного странным, потом, привыкшей к безумному ритму жизни Пчёлкиной, Игорь стал казаться настоящим кринжем, и, честное журналисткое, будь это кто угодно другой, она бы уже дала от ворот поворот. Но это был Игорь. Её Игорь. Ожидания, конечно, окупились. И Игорь оказался и внимательным, и ласковым, и властным и всё-всё-всё вот это вот сразу из всех этих девичьих мечт. А потом Игоря стало внезапно очень много. Он был буквально везде, умудряясь при этом сутками пропадать на работе. И дело даже не в захламлённой квартире — на это у майора ушло больше года. Юля считала, что они живут вместе, хотя Игорь до сих пор иногда спрашивал разрешения «прийти в гости», поэтому на совместный быт смотрела снисходительно. Беда в том, Игорь все свои хотелки хотел делать вместе с Юлей. А она, ну, не умела? Кататься на скейте, играть в бейсбол, махать кулаками на боксе, играть в видеоигры — вот это вот всё. И если сначала было интересно и забавно, то теперь она просто устала. — Филя! — хриплый окрик майора возвращает девушку в сегодняшний день.       Она — с дулькой на голове и в Игоревой футболке, злая на него, что тот купил ей велосипед. Игорь, вопреки ожиданиям, не бычит, а молча принимает ситуацию и уходит под благовидным предлогом. Пёс цокает когтями по полу и совершенно равнодушен к человеческим разборкам.       Когда «мальчики» возвращаются, Юля успевает успокоиться и даже почти находит слова, чтобы объяснить Грому свою реакцию. Она выходит к ним в прихожую, но не умиляется, как Филька подаёт лапки в смешную лапомойку, а снова цепляется взглядом за ненавистный агрегат. Ну, не умеет она в тридцать лет кататься на велосипеде! Не умеет! Игорь спускает пса с поводка и прямо в коридоре садится на задницу, упираясь спиной в тонкой футболке в колесо велика. Неудобно, наверное. — Слушай, Игорь, — неуверенно начинает Пчёлкина и присаживается на корточки перед ним. — Я, это… не умею, — последнее звучит совсем глухо, потому что Юля прячет нос в своих коленках.       Игорь на это только хмыкает. Юлька косится на него недоверчиво. — Мишки в цирке умеют, — он тянет свои лапищи к девушке, утягивает к себе на колени и тычется губами в висок. — Не ссы, научу.       Год назад на такое Пчёлкина бы завелась, а сейчас от этой грубоватой уверенности и заботы расплывается в благодарной и смущённой улыбке и прячет нос в подмышке Грома. Кто кого ещё приручал, спрашивается? Гром, вон, давно раскусил, что воюет Пчёлкина только от страха быть недостаточно классной.