Я отпускаю тебя.

Столас аккуратно срезает шипы у роз. Делает это уже до медитативного автоматически, неторопливо и флегматично. Красно-белые пятнистые бутоны почти не раскрыты – ему хочется, чтобы они открывались постепенно, с каждым днём всё больше и больше. Можно было принести их в пик цветения, но тогда пышный букет стремительно превратился бы в вялый, не давая насладиться своей красотой. Принц всегда желал для возлюбленного, которому эти розы и предназначались, лишь лучшего, даже с учётом, что тот сам был как красивый цветок с острыми колючками, отталкивающими всех вокруг. Пальцы подрагивают от волнения. Первое свидание с Блицем было испорчено, но первый блин всегда комом, ничего страшного, верно? На этот раз они всё исправят, построят новое на обломках старого. Или это сделает сам Столас, если руки и воля Блица сломаны, и бес не верит в успешность отношений с ним как таковых. Он сова, не феникс, но ради своей любви восстанет из пепла сам и сделает из него же любую вещь, лишь бы увидеть так редко появляющуюся улыбку на родном лице. Член семьи Гоэтия, и готов прибежать к кое-кому низшему по одному слову, хоть немного похожему на приглашение. Неважно на что, неважно куда. Главное поближе к теплу или хотя бы к его маленьким ранящим осколкам, оставшимся от былого. Раздаётся телефонный звонок. Столас вздрагивает от неожиданности и чувствует болезненный укол от шипа. – Да, Блитци? Он позвонил сам, наконец-то! Значит хочет поговорить, или соскучился, или... – Я не смогу прийти, ты уж извини. Много работы. Внутри что-то обрывается. Они так долго ждали этой встречи, невыносимо. Или её ждал только Столас? – Завтра, может? – Принцу тяжело принять положение вещей. – Очень много работы. Давай до полнолуния тогда. Гипнотизирующий голос Блица сменяют безразличные гудки. Столас, поникший, снимает с себя нарядный плащ, переодеваясь в домашний халат. Розы остаются в вазе в пустой гостиной. *** Хочется обвить, оплести чужое тело руками, лишь бы бес остался подольше, на завтрак или ленивый просмотр очередного грустного сериала, который в конце концов закончится хэппи эндом. Но Столас слишком уважает границы. Чужие, а не свои. Он готов преградить путь, встав в дверном проёме, втянуть возлюбленного в поцелуй, убеждая не уходить, однако станет ещё хуже. Поэтому приходится смотреть как Блиц, такой красивый, пускай и хмурый, молча накидывает на плечи кожаную куртку и собирается уходить. – Ты грустный. Что-то случилось? – Принцу правда интересно, он готов сделать что угодно, лишь бы эти глаза засияли. – Не делай вид, что тебя волнует. Блиц весь съёживается, кутаясь в кожанку, словно пытаясь укрыться от холода, однако в спальне достаточно тепло. Столас встаёт с постели, подходит к Блицу и боязливо, будто приручая дикое животное, берёт того за подбородок и устанавливает зрительный контакт. Глаза напротив полны недовольства и где-то на дне их плещется зарождающийся гнев. Внутри что-то переворачивается. – Волнует. – Он пытается слегка притянуть беса к своему телу, положив руки тому на талию, но чувствует сопротивление. – А не должно. – Имп разворачивается и быстро уходит, не давая себя остановить. *** Они случайно встречаются в баре. Оба одни (если не считать компанией две клубничные Маргариты) и оба в расстроенных чувствах. Блиц целует первым, жадно хватая любовника за жабо, решительно, однако… не так грубо, как обычно. Есть в поцелуе нечто отчаянное. Принца пробирает до мурашек, когда его прижимают к стене туалета в каком-то не самом лучшем клубе не самого лучшего района; это всё так грязно, так дико хорошо. Коленом раздвигают его ноги, и, казалось бы, куда лучше, как Блиц, одурманенный, шепчет жарко прямо в губы: – Ты, блять, настолько прекрасен. Слышно, как бесу не хватает воздуха, только вот сам Столас сейчас вообще задохнётся. Слова отпечатываются в памяти, расползаются по телу и проникают в кожу. – Я такого не говорил. – Утверждает Блиц, когда ему припоминают. – Если и было, то только ради траха. Столасу будто вонзили нож в прямо в сердце. Он надеялся поговорить об этом честно, залезть куда поглубже в чужую душу, очистив её от брони. Может этого и вправду не было? Может это просто обрывок сна? А может слова беса – очередная попытка защититься, не дать чувствам волю? Мог ли тот в порыве утратить контроль над собой? Атмосфера вокруг словно сжимается, не давая дышать. Принц больше не выдерживает наплыва эмоций. Его с детства учили сдерживаться, делать вид, что их и нет, давай, Столас, распрями спину, разведи плечи, вытри позорные слёзы с лица и посмотри на всю эту чернь с отвращением. Ты лучше, ты сильнее, ты выше по статусу, тебе такое не положено, тебе такое нельзя. Привязанность – толстая верёвка вокруг шеи, она же – балласт внизу, любое чёртово отродье скинет тебя в реку вместе с ним и даже бровью не поведёт. Нужно вязать эти верёвки на других и никогда, слышишь, никогда не позволять делать подобное с собой. Кажется, кое-кто опять не справился и опять подвёл семью. Позволил развиться любви и нежности внутри, которую придётся долго и муторно травить, как грязных тараканов, а затем выцарапывать независимость и свободу обратно. Отдать бы весь груз, спихнуть кому-нибудь, потому что Блиц не поможет его держать, даже на пушечный выстрел не подойдёт, скорее всего. Хотя, вдруг?... – Вот, нашёл у людей, кстати. – Имп достаёт из сумки книгу по астрономии. Книжка незамысловатая, лёгкая, по содержанию буквально детская, такая уже давно стоит в библиотеке. – Тебе. Неужели о нём думали? Столас проводит рукой по обложке с изображением туманности Андромеды, и кажется, будто в груди рождается сверхновая. – Блитци! – Не называй меня так, а. Впервые «Блитци» сорвалось с губ совершенно случайно, на утро после их совместной ночи, под покровом наваждения, какое бывает после сна. Бес слегка нахмурил брови, но не сказал ничего. Теперь он будто бы против, только Принцу Гоэтии кажется, что дело в очередной попытке спрятаться, укрывшись от их тонкой связи. – Буду, ты уж извини, дорогой. *** На Оззи с Физзаролли больно смотреть. Они как Солнце греют и одновременно слепят, стоит только задержать взгляд — обрушивается лавиной зависть от того, насколько у них всё спокойно и отлично, взаимно и по-счастливому тихо. С Блицем сложно и больно, Столас привык, он справится, выдержит и поможет любимому сделать то же самое. Он не жалуется. Просто иногда хочется так же свободно прижимать возлюбленного сильнее, обнимать и целовать нежнее и чаще. – Бес твой, – Асмодей закусывает печеньками в форме половых органов. – тебя погубит. Обещаю тебе. – Сам спутался с не самым высшим. – Недовольство вскипает внутри. – Не в том дело. Ты чувствительный, как оголённый нерв, а он закрытый, замуровавший себя под толстым слоем бетона. Не достучишься до него, понимаешь? Это как камень ломать голыми руками. – Ты ошибаешься. И принц продолжает пытаться, разбивая руки в кровь. *** С ним хорошо до истомы, с ним же плохо до рыданий в тёмной комнате. Он сопровождает Столаса везде, куда бы тот ни пошёл, затуманивая разум. Наваждением, фоновой мыслью находится в голове. День начинается и кончается именно им, и это знатно выматывает. У члена Гоэтии есть (или, по крайней мере, в теории должна быть) своя, отдельная от Блица жизнь, есть долг, есть дочь, есть обязанности. Однако все радости и горести давятся бесом, подозревает он это или нет. – Думала, что тебе некуда опускаться, но ты удивляешь. Стал подстилкой, сучкой какого-то импа, поздравляю! – Стелла не унимается. – Каково быть позором семьи? Думаю, твой отец будет рад таким новостям. Принцу плевать на чужое мнение. Во время важных встреч с другой знатью он замечает косые взгляды, полные невыраженного осуждения или грязного интереса к чужой интимной жизни. Они никогда ничего не скажут прямо, прячась за белоснежными улыбками, да и хуй бы с ними. На улицах, где не так трепещут над его королевскими регалиями, Столасу практически смеются прямо в лицо. Абсолютно плевать. – Я отказываюсь принимать его, если ты приведёшь его в дом. – Коротко бросает Октавия перед тем, как захлопнуть дверь. Или не плевать? *** – Зачем ты мне это рассказываешь? – Голос срывается. Внутри натягивается тонкая нить, которая вот-вот порвётся. – Хочу, чтобы не зазнавался. Я тебе не принадлежу, понятно? Я не твоя ёбаная игрушка. Столас не вывозит разговоры о том, как охуенно Блиц потрахался с кем-то другим. Обычно приходится молчать в ответ, не заявляя свои права на чёрта. Сейчас же что-то умерло внутри. И, кажется, терять нечего. – Что они тебе дают, чего не даю я? – Глубокий вдох. – Просто… останься со мной, я сделаю для тебя что захочешь. Просто будь. Со мной. Он даёт этому всему последний шанс. Если сейчас Блиц к нему не потянется, значит не потянется уже никогда. Принц рассматривает беса, словно больше никогда не увидит. Нужно запечатлеть образ в памяти, запомнить каждый миллиметр кожи, каждую черту лица. Тот уходит. Вселенная рушится – галактики сталкиваются и схлопываются. Звезда, освещавшая его систему планет, наконец гаснет.