5. Побег от Москвы
8 марта 2024 г. в 02:00
Москва жила и горела тысячью огней, разбегалась в стороны шумными улицами, расплывалась клубами сигаретного дыма, струящегося из открытых окон и дверей ресторанов.
Разговаривая, они шли по освещенным улицам, мимо автомобилей и светящихся витрин магазинов, терялись в толпе и снова находились, когда та расступалась. Грохот двигателей и скрежет трамваев заглушал чужие голоса, а когда они все же пробивались сквозь какофонию звуков, Воланд наклонялся к нему так близко, что задевал его висок краем шляпы, и мастер думал, что готов потерпеть и шум, и толпу.
Но все это исчезло, стоило ему войти в дверь, которую перед ним вежливо придержал Воланд.
Он совершенно точно не был здесь раньше, да и дорога, которая по началу казалась знакомой, быстро превратилась в хитросплетение переулков и закончилась этой дверью. Сначала они спустились в небольшой подвальчик, а потом поднялись по лестнице и вышли на уличную веранду. Тишина и нежная прохлада окутали их, словно вуаль.
Они сели за столик, и мастер почувствовал, что здесь он может по-настоящему отдохнуть от всего, даже от своего дома, который никогда ему не надоедал. Он открыл было рот, чтобы спросить, откуда Воланду стало известно про это чудесное место, но тут к ним подлетел усатый официант с блестящей лысиной и пытливым выражением лица.
Пока Воланд со сосредоточенным видом выбирал вино, мастер в панике пролистывал меню, походившее размерами на телефонный справочник и совершенно не соизмерявшееся с размерами кафе. Наконец он остановил свой выбор на каком-то мясном блюде.
Вино принесли почти моментально, оно было алым, как кровь, и ароматным, как цветочный сад.
Воланд послал ему нечитаемый взгляд, его губы сложились в подобие улыбки.
— Как продвигается работа над романом? — спросил он.
В этом невинном на первый взгляд вопросе сосредоточилось все его внимание.
— Я подумал, что в моем романе не хватает рассказчика, — осторожно ответил мастер.
— То есть не хватает вас? — Воланд закинул ногу на ногу и отсалютовал ему бокалом.
— И да, и нет. Читателю надо хотя бы изредка с кем-нибудь себя ассоциировать. Пусть это будет безымянный герой, простой человек, который… нашел в себе душевные силы противостоять тому злу, что его окружило.
Воланд слушал его молча, на его лице промелькнула и исчезла понимающая улыбка.
— Я бы хотел, — продолжил мастер, смотря прямо на него, — чтобы этот герой решился на то, на что не решился… я.
— Вот как, — заинтересованно подался вперед Воланд, — Вы считаете, что на что-то еще не решились в этой жизни?
— На многое.
— Скажите, а, мм, ваш герой в романе встретится с дьяволом? — лукаво спросил Воланд. Что-то в его тоне заставило мастера покраснеть.
— В самом конце — встретится. — смущенно ответил он. — Это просто необходимо для… сюжета.
— Dann lasst uns auf den Meister und den Teufel trinken! — торжественно произнес Воланд, поднимая бокал вина и с тихим звоном соприкасаясь им с бокалом мастера.
Они выпили, и терпкое фруктовое вино мигом вскружило мастеру голову. Он так долго ничего не ел, что простой бокал алкоголя действовал на него убойно.
Через пару минут официант принес блюда, и запах вкусно приготовленной еды заставил его почти болезненно вздохнуть. Воланд, наблюдавший за его мучениями, посмеиваясь пожелал ему приятного аппетита.
Когда они закончили с едой, Воланд отложил в сторону салфетку и задумчиво коснулся пальцами бокала вина — мастер не помнил, когда им принесли по второму, но свое вино теперь пил осторожнее. Он чувствовал себя намного лучше, однако ноги по-прежнему казались слегка ватными, а в голове стоял приятный туман.
— Не люблю города́ за то, что здесь практически не видно звёзд. Столько света от автомобилей и фонарей, а главного мы не видим, — вдруг задумчиво сказал Воланд.
— Вы бы хотели жить за городом, в тишине?
На лице Воланда появилось мечтательное выражение.
— Да, наверное, хотел бы. Вы не поймите неправильно, я люблю свою профессию, да и на пенсию мне рановато, — он тихо засмеялся, но глаза его оставались серьезным, — но разве вам никогда не хотелось… lass alles zurück und renne weg?Так далеко, чтобы никто там, в новом мире, не знал вас. Разве это не заманчиво?
— До нашей с вами встречи мне постоянно этого хотелось, — осторожно признался мастер, пытаясь рассчитать, насколько умно говорить следующую фразу, но развязавшийся после выпитого алкоголя язык решил за него, — Но сейчас я понял, что найти утешение можно в любом краю. Главное, чтобы было, с кем его разделить.
Воланд улыбнулся слегка пьяной улыбкой и накрыл его руку своей. Его ладонь была удивительно горячей.
— Как замечательно, что мы с вами встретились, мой друг.
Мастеру вдруг невыносимо захотелось перегнуться через стол и прижаться к его подвижным, улыбчивым губам своими. Поцеловать его, как целуют любимых, желанных людей, как он давно уже никого не целовал и как не целовали его.
Но он мог быть неправильно понят. В конце концов, это было попросту невежливо — вот так целовать человека, который просто пригласил вас на ужин. На вопросительный взгляд Воланда он отвел глаза.
Обратно они снова неторопливо шли пешком, трамваи уже не ходили, и Москва погружалась в блаженную ночь.
Вдруг Воланд очень крепко взял его за локоть, на его лице отразилась боль. Он поморщился и тяжело опустился на ближайшую скамью. Из его позы словно разом исчезла вся легкость.
Мастер присел рядом.
— Сильно болит? — неловко спросил он.
Воланд опустил взгляд на руку мастера, которая теперь бережно ощупывала его колено. В его глазах зажегся тихий, тяжелый огонь, губы еле заметно шевельнулись.
— Да, — негромко проговорил он, — Но когда вы прикасаетесь вот так, уже почти не больно.
Поддавшись сиюминутному желанию, мастер прижался щекой к шершавой ткани его брюк и почувствовал, как в волосы немедленно вплелась чужая рука. Он прикрыл глаза, млея от того, как пальцы Воланда перебирали и ласкали его волосы. Это было неправильно, так не должно быть. Он, советский гражданин, на коленях, и этот иностранный актер Воланд — они просто не могут… вот так. Пусть вокруг никого нет, пусть уже поздний вечер, даже ночь… Еще пару секунд, и он уберет руки, встанет, уйдет, и они никогда больше не будут обсуждать это. Возможно, больше никогда не увидятся. Но секунды длились и длились, и он поднял взгляд на Воланда — взгляд молящий и покорный.
— Verweile doch. Du bist so schön, — еле слышно прошептал Воланд, и его ладонь легла мастеру на щеку.