Безысходность

      Сидя на кровати спиной к коллекционеру, который снимал бинты с уже порядком зажившей спины шатена, Аркин, выпрямив свой стан, размял шею и плечи, слегка нахмурившись, чувствуя, как холодные, освобождённые от плена кожаных перчаток руки уверенно ласкают нежными прикосновениями белоснежную спину, которая, словно девственное полотно, несла в себе бессчетное количество шрамов, будто звёздное небо, усыпанное множеством ярких кристаллов. О’Брайен был погружён в некую прострацию, думая о сюрреалистичности происходящего, пока мучитель с нежностью намазывал заживляющую мазь на его спину, массажирующими движениями втирая ее и переходя на хрупкие плечи, сжимая их и легко массируя, невольно вырывая из груди голубоглазого мужчины непроизвольный стон удовольствия.       Прошло достаточно много времени с того момента, как похититель запер его в этой комнате, не позволяя покидать её, но с лёгкостью принося всё, что попросит его узник. Конечно же всё было в меру, да и сами вещи сначала коллекционер просматривал сам, а затем уже отдавал их Аркину, который за столько времени наедине с молчаливым мужчиной практически растерял всю свою настороженность и страх. Мужчина адаптировался под чужой нрав, понимая, что если он хочет жить и не чувствовать боли, то должен быть кротким и тихим. Как хорошенькая вещь, подчиняющаяся своему хозяину… изюминка коллекции, что переплюнула уже совсем забытую малышку Эбби. Да… Аркин затмил бедную Эбби, на которую мучитель совсем не обращал внимание и, возможно, планировал пополнить ею свой анатомический музей в недалёком будущем.       Всё внимание мужчины привлек на себя домушник, и Аркин не знал, к лучшему это или худшему. Пока он просто плыл по течению, наслаждаясь лаской, что дарили ему руки, залитые по локоть кровью невинных жертв. О’Брайен соврал бы, сказав, что такое внимание ему не нравится. Шатен наслаждался им, удивляясь сдержанности убийцы, который и доставлял ему удовольствие, но не брал от него ничего взамен, пока его тело не восстановится достаточно для того, чтобы выдержать его одержимое обожание. О да… коллекционер был одержим Аркином, и выдавали его именно такие тёмные паучьи глаза, на дне которых плескалось безумие под руку с очарованием, стоило ему только глянуть в голубые, словно сверкающий на солнце лазурит, глаза домушника или услышать просьбу, которую произносили сладкие и пухлые губы шатена, что были вечно припухлыми от жарких и кусачих поцелуев, то грудь мучителя сбивалась с обычного ритма, а белоснежная кожа Аркина окрашивалась в фиолетовые созвездия.       Поддавшись на ласку, О’Брайен откинулся спиной на чужой торс, слыша удовлетворённый хмык, и, посмотрев на мужчину, шатен встретился со взором необъятной пропасти, от которой по телу домушника растеклась томная истома. Шатен разглядывал из-под опущенных ресниц не скрытое маской лицо. Ещё одна прихоть Аркина. Губы шатена приоткрылись, но слова застряли в горле… коллекционер не любил трёп. Он общался прикосновениями. Нежными, когда был в приподнятом настроении, и ужасно обжигающими, оставляющими непоправимый урон, когда пребывал в паршивом настроении.       Сейчас, чувствуя сильные руки на своих плечах, Аркин знал, что произойдет, и поэтому совсем не сопротивлялся и подчинился мужчине, стоило тому слегка толкнуть его в спину. Шатен ложится грудью на кровать, чувствуя, как его рубашку приподнимают, и в следующее мгновение сильные пальцы мучителя впиваются в его сочные округлые половинки ягодиц, разводя их в стороны. Всхлипывая, О’Брайен утыкается лицом в лежащую рядом подушку, слыша, как коллекционер опирается на слегка поскрипывающий матрас, и в следующее мгновение шатен раскрывает пухлые губы в немом крике, чувствуя, как мучитель, наклонившись над его филейной частью, обдает её жаром, после проводя горячим языком по судорожно-сжимающемуся сфинктеру, вылизывая его и слегка входя в припухшую дырочку кончиком языка, слыша поскуливания домушника.       Его руки везде: очерчивают бедра, талию, сжимают правой рукой оттопыренную к верху попку, не давая домушнику двигаться навстречу юркому языку, пока левая рука очерчивает лопатки шатена, что, словно крылья, натягивают тонкую кожу… этот ангел прекрасен. С губ Аркина срывается хнычущий стон, он дезориентирован, потерян в пространстве незабываемого наслаждения. Его небесно-голубые глаза закатываются от удовольствия, стоит почувствовать, как в обильно смоченную дырочку проскользнули сразу два пальца, оглаживая чувствительные стеночки ануса, что, подрагивая, сжимают в себе ловкие пальцы мучителя. Поддаваясь навстречу, О’Брайен, обернувшись, произносит, смотря в чужой омут безумия: — Пожалуйста… Боже, пожалуйста… Быстрее.       Усмехаясь, коллекционер вытаскивает мокрые пальцы из чужой задницы и улыбается слегка безумно, слыша разочарованный выдох домушника, что, сжав в ладонях простынь, подмахивает задницей, трахая воздух и притираясь к чужим бёдрам. Томно выдохнув, мучитель, приспустив свои брюки, положил прохладные ладони на пылающий зад О’Брайена, удерживая его на месте, разводя округлые половинки и смотря на разработанную местами припухлую дырочку. Облизнувшись, мужчина осторожно направил свой возбужденный член в анус шатена, задыхаясь от ужасающей тесноты, которая обхватила его естество, заставляя на мгновение прикрыть глаза, ошеломлённо переживая этот момент. Аркин же, зажмурив глаза в удовольствии, подался навстречу, ощущая волшебную заполненность, что вштыривало не хуже тяжёлых наркотиков.       Неловкие покачивания перерастают в жёсткие толчки, а стоны становятся всё несдержанней и громче. Член мужчины легко входит в разработанную дырочку до основания с громким влажным шлепком, пока его руки оглаживают наэлектризованное тело, посылая разряды удовольствия. Коллекционер наслаждается открытой его взору картиной. О’Брайен в его руках словно редкая бабочка, насаженная на иглу… волшебный. Опустив правую ладонь на спину шатену, убийца сильнее прижимает безвольное, теряющиеся в экстазе тело грудью к матрасу мягкой перины, левой ладонью хватая чужое бедро, с силой сжимая мясистую плоть, оставляя красные разводы на белоснежной коже, что позже засияют фиолетовыми созвездиями. Аркин же, сжав простыни в кулак до треска ткани, с силой закусывает губу, скуля что-то нечленораздельное, подчиняясь своему мучителю.       Мужчина под весом коллекционера ложится грудью на кровать, максимально оттопыривая задницу, двигаясь навстречу убийце, чувствуя подступающую разрядку. О’Брайену хватает всего пару десятков толчков, что таранят его простату, чтобы с громким вскриком кончить, зажмуриваясь, видя мириады сверкающих кристаллов перед собой. Пока его мучитель, хрипло застонав, делает несколько долгих толчков, чувствуя пульсирующую тесноту, и изливается в нутро Аркина, ложась сверху на шатена, даря ему укус в плечо, как символ принадлежности.       Но чьей принадлежности? Кто кому принадлежит? Хищник, что подстроился под жертву? Или жертва, что самолично захлопнула ошейник на своей шее?