***
Олег ввалился в её квартиру бесцеремонно, как в любой другой раз. Таксист, довезший его, наверняка крутил у виска пальцем, как и большинство его коллег. Конечно. Солидный мужчина в костюме-тройке, пьяный в стельку, ломится в подъезд дома в спальном районе. Очевидно же, что едет изменять жене с провинциальной дурочкой. Ничерта. Провинциальным дурачком по сравнению с Катей скорей был Олег. Но она ухитрилась в него влюбиться… Потом, правда, разлюбила. И теперь, как сама говорит, терпеть не может и принимает только из жалости и по старой памяти. Верить ли ей, Олег никогда не может решить: когда он трезв, то боится думать о ней, а когда пьян, неспособен на анализ причин её поведения.***
Олег ввалился в её квартиру бесцеремонно, как в любой другой раз. Когда-то он так же бесцеремонно обращал на себя внимание тогда ещё совсем молодой Екатерины Николаевны. Ничего с тех пор не поменялось. Как был мальчишкой, так и остался. Когда-то он был белобрысым нескладным парнем. Сейчас он ещё более нескладен, всё так же белобрыс и до сих пор не походит на мужчину. Хотя, может быть, так только кажется Екатерине Николаевне, потому что она помнит его таким. Всё-таки, клиенты с ним как-то общаются. Екатерина отталкивает Олега, когда он тянется поцеловать её, и тот разочарованно отступает. Она не видит никакого смысла гальванизировать труп.***
А Олег не видит самого трупа. Ему кажется, что всё ещё можно исправить — да что там, что ничего и не портилось. Именно поэтому он уже который год лезет к Кате, именно поэтому его считают психом все — вплоть до собственных подчинённых, хотя они умело это скрывают. Именно поэтому он иногда бывает счастлив. Например, когда, как сейчас, обнимает Катю на секунду (а потом она отталкивает его, но Олег всё равно счастлив). Или когда валяется у неё на диване, а сознание летает в дымке пока ещё не отвратительного опьянения. Или когда Катя выгоняет его на следующий день, чтобы снова принять когда-нибудь в следующий раз.***
Екатерина Николаевна просыпается от того, что её кто-то целует. Она какое-то время просто лежит, притворяясь спящей — просто чтобы хоть на несколько минут представить, что что-то между ними с Олегом ещё возможно. Похоже, Олегу так кажется всегда. Ей больно сознавать, что она никогда, наверное, не сможет стать нормальной женой и в принципе нормальной женщиной — Екатерина навсегда прикована к этому призраку прошлого. Иногда она чувствует эти наручники, прикрепляющие их друг к другу, на физическом уровне. И даже растирает запястье, словно стремясь избавиться от них. Екатерина старается не задумываться о том, что ей самой хочется как-нибудь побыть в роли Олега — нагло припереться к нему домой и остаться на ночь (не навсегда, верно?).***
— З-знаешь, — говорит Олег в один из своих приходов, — мне н-надоело. В этот день небо ясное, безоблачное. Катя поднимает на него взгляд и следит за линиями проводов. — Не приходи, — безразлично на вид отвечает она. Может, ей и больно внутри, но снаружи этого вообще не видно. — Не п-приду, — кивает Олег. — Просто останусь. Катя смотрит на него с каким-то брезгливым удивлением, словно на жука, который вздумал вести с ней дискуссии на тему теории относительности. — Как ты собрался это сделать? — приподнимает она бровь. — Всё ра-авно, — тянет Олег, прижимаясь к ней в наглом объятии. Катя, что странно, не отпихивает его в ту же секунду.***
Екатерина Николаевна Ушкалина совершенно, полностью, абсолютно, на сто процентов довольна своей жизнью. Только почему-то иногда ей хочется плакать и бить посуду. Пусть она и взрослая тридцатилетняя женщина. Почему-то ей кажется, что одиночество — не норма, что людям нужно общение и семья. Почему-то ей кажется, что гальванизация трупа имеет хотя бы тот смысл, что создаёт иллюзию разговора с ним. Может, из-за этого душевного раздрая она уже две встречи подряд почти что не отталкивает Олега. Может быть, и нет. Одно Екатерина Николаевна знает точно: так жить нельзя. Так жить просто невозможно. Но она продолжает. Продолжает по утрам вставать, чистить зубы и не искать глазами несуществующую вторую (Олегову) щётку, продолжает завтракать в одиночестве, продолжает ездить на работу. Только перед самым входом в офис Екатерина Николаевна натягивает свою — такую привычную — маску безразличия. Всё остальное время она преступно открыта. Даже когда приходит Олег, она и в третий раз не прячет эмоций (а так хочется!..). Зачем?***
Олег чувствует, что в Кате что-то меняется. Иногда он видит в этом благо, но иногда ему кажется, что что-то в Кате ломается. И что это нечто уже невозможно починить. Хотя на вид с ней всё хорошо, лучше, чем обычно. Она больше не игнорирует его, пока он у неё дома, напротив, она весьма громко и активно посылает его к чёрту «со своим алкоголизмом, неадекватностью и вообще». Олег, конечно, не говорит ей, что уже около года ему не нужен алкоголь, чтобы явиться к ней, а она ведётся на достаточно лёгкий запах. Олег, разумеется, не говорит и того, что Катя стала подпускать его ближе за эти годы. Олег только ждёт.***
Сейчас Екатерина Николаевна напоминает себе о том, что она является взрослой и серьёзной женщиной, чаще, чем когда-либо. Потому что она больна. Наверняка это какая-то болезнь: не может же она в здравом уме и трезвой памяти вести себя так, как ведёт сейчас. Она уже несколько раз срывалась на подчинённых (кажется, по её репутации железной леди пошли трещины). Она теряет спокойствие от любой мелочи. Она становится раздражительной. «Старость», — пожимает Екатерина плечами, высматривая в зеркале хоть один седой волос. Как назло, их нет: все один к одному каштановые.***
В конце концов Олег получает награду за годы ожидания. В конце концов Катя сдаётся. Делает она это буквально по всем правилам, чуть ли не с актом о капитуляции. — Хорошо, — произносит она в один из его приходов уже утром. — Хорошо, допустим, я согласна. Олег не спрашивает, на что: Олег просто сияет и падает на одно колено — пока что без кольца.