I had you in my grip, but you're starting to slip
Bring out the worst in me
And now it's come to end, I think I'm giving in
You set my demons free
Просторная ярко освещённая комната была заставлена самыми разными вещами, начиная с мольбертов разных размеров, на которых сохли холсты, заканчивая огромным количеством реквизита для натюрморта. Чего здесь только не найти, тут были и грязные бокалы, и сухие ветки, зеркала, куски старых деревянных досок и даже кирпичи. На столе были расставлены маленькие баночки с красками, иголки и ножи, кисточки и шпатели в беспорядке лежали на шершавой рабочей поверхности. Тут же рядом стояла банка с чистыми принадлежностями и местами обшарпанная стеклянная ваза с букетом цветов. Забавная серединка цветков в виде морды обезьяны смотрела в сторону высокой стремянки, на последней ступеньке которой сидел мужчина. Он расписывал большое полотно размером со стену. Кисть плавно водила по холсту, смело нанося краски, но пока было не понятно, что должно быть изображено на картине. Складывалось ощущение, что работа идет очень медленно: мужчина держал в руке палитру, постоянно добавляя в краску каплю другого цвета. Он перемешивал густую жидкость и наносил на кожу, сравнивая результат. Вся его рука была измазана в краске, и болотного цвета капли стекали по запястьям за рукав черного худи. Его темные волосы были аккуратно собраны в маленький хвостик на макушке, а брызги от краски размазались по щеке и где-то уже засохли. По острому сосредоточенному взгляду было очевидно, что мысли его витали где-то далеко, не в этой реальности, а опущенные уголки губ выдавали отсутствие умиротворенности, присущей художникам в порыве вдохновения. Мужчина явно раздражался, макая кисточку в разные цвета и примешивая к основному цвету, но нужного оттенка, видимо, добиться не получалось. Он в сотый раз посмотрел на фрагмент полотна, над которым работал прямо сейчас, и поднял кисточку, что-то прикидывая в голове, но не прикасаясь к холсту. В этот момент дверь открылась. - Студия закрыта, неужели не понятно? - пробурчал мужчина под нос, опуская кисть, и посмотрел на вошедшего, тут же поменявшись в лице, - А, Джолли, это ты. Рановато. - Это я. И у меня новости, - агент не стал тратить время на приветствия нисколько не удивленный тем, что застал художника за работой, потому сразу перешел к делу, - Какой-то европейский олигарчик выкупил твою картину. Проблема в том, что со мной не связывались, я не знаю, кто это. - Что думаешь? - художник не отрывался от палитры и как будто пропустил важную информацию мимо ушей. Джолли сначала подумал, что он спрашивает про полотно или цвет, но не успел ответить, - На незаконные сделки, честно, мне плевать. Если ты не смог узнать ничего ни про продавца, ни про покупателя, очевидно же, что кто-то кому-то втюхал подделку. - Но на ней стоит твоя подпись… Ее будут выставлять как оригинальную работу Ноа Себастьяна. - Две буквы накалякать сможет даже ребенок, - мужчина нахмурился, глядя на кисточку, и бросил ее вниз, в стоящее возле стремянки ведро. Палитру он аккуратно перехватил и спустился на пол. Окинул взглядом заставленный всякой всячиной стол и пододвинул к себе кирпич, - А вот чтобы скопировать краску в точности до оттенка, это нужно постараться. Проданная картина не пройдет проверку на подлинность, как и во всех остальных случаях, и олигарчику, и продавцу придется туго. Ты же это знаешь... Джолли молча смотрел, как Ноа скоблил кирпичный камень, собирая с него крошку. Вздохнув, он взял с тумбы ступку и передал художнику. Он ничего не ответил, потому что Ноа был сосредоточен на мраморного цвет крошке и зеленоватой краске, которые нужно было смешать до нужного оттенка. Джолли уже по опыту знал, что один лишний грамм - и все придется переделывать, поэтому не отвлекал. А стоило Ноа с удовлетворением посмотреть на свежее пятно на коже, его агент заговорил: - Ты слишком самоуверен что ли… Конечно, вряд ли кому-то придет в голову добавлять в зеленую краску кирпич, и твои работы быстро проходили проверку на подлинность, а подделки всегда браковались. Только бессмертный будет продавать чье-то творчество, игнорируя авторские права, - Ноа бросил на него странный взгляд, и Джолли спешно дополнил свою мысль, - Я имею в виду, кто-то бесстрашный. В любом случае, надо разобраться, в чем дело. Вдруг какой-нибудь коллекционер слишком поверил в себя и в свои способности обманывать систему? - агент пожал плечами, в голове намечая план работы. Помимо того, что нужно было "следить" за Ноа и его картинами, его работа заключалась и в том, чтобы поддерживать анонимность художника. Промашки в сделках, любая нелегеальная продажа, все, что крутится вокруг неизвестного никому имени - он сам на это подписался и не жаловался, но это требовало от Джолли максимальной аккуратности внимательности и всевездесущности. В какой-то момент он представил себя каким-нибудь всевидящим Оком в руках Бога, но не успел развить эти размышления, будучи прерванным голосом художника. - Кстати, о коллекционере… Помнишь того, кто купил мою самую нелюбимую картину? - Это не он, сделка проводилась давно и через меня, потом он ничего подобного не покупал. А то, что купил, он дома повесил, если я правильно понял. - Оу… - Художник на мгновение опешил, одновременно польщенный преданностью Джолли к работе и смущённый тем, что картину повесили дома, правда, сразу отогнал мешающие мысли, - Ладно, я не об этом. Кажется, я ему мерещусь. - Что? - Ну, когда я его встретил ночью и умерла его родственница, я решил проверить, он был в относительном порядке. Но он не был, как... как все, кто столкнулся с таким горем. И мало того, что прошло много времени, как он купил полотно, он же пытался найти информацию обо мне, и за все это время я ни разу не чувствовал, что с ним что-то не так. Но иногда я чувствую, что попадаю в его видения... Не могу сказать, как часто это происходит, но после нашей встречи явно чаще. Впечатлительный малый, однако. - Допустим. Я попробую разобраться в этом, - деловой ответ не совсем удовлетворил Ноа. Но он знал, что в будущем расскажет о своих наблюдениях чуть подробнее. Глядя, как за Джолли закрывается дверь, художник становился заметно мрачнее. Карие радужки потемнели, сливаясь со зрачком, и между бровей залегла складка. Ноа упёрся руками в стол, что-то усердно обдумывая, его взгляд замылился, и теперь художник уже не казался таким непринужденным, как в разговоре с агентом. Не меняя положения тела, он повернул голову и посмотрел на расписанное в серых цветах полотно во всю стену. Оно станет очередным нелюбимым, но очень значимым, а потому его нужно обязательно закончить... Вздохнув, художник снова взял палитру и вытащил из банки чистую кисточку.***
Стоило проморгаться пару раз, как странное наваждение спало с глаз, выкидывая из головы навязчивый образ. Ник сел за столик, и перед ним оказался тучный мужчина, его русые волосы, по длине едва доходящие до ушей, совсем были не похожи на ту прическу, что померещилась изначально. Водолазка сидела на нем слишком нелепо, а плащ, висевший на спинке стула, оказался обычным удлиненным пиджаком. Николас вдохнул побольше воздуха, прежде чем вежливо улыбнуться и пожать руку в знак приветствия, пока сознание приходило в рабочее состояние. Мужчина, имя которого Ник уже успел забыть, хотел провести выставку, почему-то состоящую только из картин, приобретенных Руффило и его компанией. Разглядывая каталог с сайта, он комментировал, что должно быть обязательно, а что по желанию самого коллекционера. Суть всего мероприятия никак не доходила до Николаса, потому что обычно выставки проводились совершенно не так. Вообще даже на закрытых выставках выделялось несколько залов, рассчитывая на участие нескольких авторов или собирателей, а в крайних случаях только к одному коллекционеру обращались по знакомству, но это была не та ситуация. То, что сейчас предлагал этот предприниматель, считалось отчасти незаконным и противоречащим этике бизнеса. Последней каплей для Ника оказалось даже не то, что этот мужчина забраковал почти половину представленных картин для своей "выставки". Возмущение поднялось волной в груди, стоило насмешливому тону сорваться с губ совершенно незнакомого ему человека. - Я отношусь к вам со всем уважением и глубоко восхищаюсь вашим чувством прекрасного, мистер Руффило, но как вы могли купить это? - он дошел до последней страницы, где было демонстрировано его недавнее приобретение - картина с загадочным сюжетом и нерасшифрованной подписью - и ткнул толстым неаккуратным пальцем в экран своего ноутбука. Николас с раздражением про себя отметил, как задергалось его веко, что, наверно, было очень заметно, и натянул на себя наигранно дружелюбную улыбку, не перебивая, но прожигая взглядом, - Стоимость не оправданно высокая, экспертизы подлинности медлят с ответом, а связи с самим художником нет. Да и слухи вокруг него ходят не очень хорошие... - Кажется, мы с вами не сработаемся, если вас не устраивает то, что я могу предложить. Думаю, мы остановимся на этом, спасибо за встречу, - Ник уже встал, готовый уйти не прощаясь, но был остановлен чужим возгласом. - Стойте! Меня более чем устраивает ваша коллекция, давайте попробуем договориться... Вы же не хотите потерять сделку? Николас смотрел не мигая, всем видом показывая, что разговор должен завершиться прямо сейчас. Он никогда не заявлял о себе, как о великом избирателе искусства, он не руководствовался модой, направлениями трендов у художников, он не вступал в конфронтации с другими коллекционерами по поводу покупаемых ими картин, он всегда и на каждом интервью говорил, что его коллекция - сугубо его вкус в мире художественного искусства. Всех все устраивало, и если на сделке ему предложить было нечего, что могло бы удовлетворить потенциального покупателя или заказчика, Ник не устраивал непонятных сцен, но мог посоветовать, куда можно обратиться. Он относился к своим "коллегам" по страсти и сфере деятельности, как к людям со своими предпочтениями и целями, считая это здоровой конкуренцией. Не нравится - заключай контракт у другого. К чему эти попытки "договориться", когда одно неверное слово - и с тобой уже не захотят иметь никаких дел? Дело не в деньгах, по крайней мере для Ника. - Это не тот случай, когда "клиент всегда прав", не находите? Мне больше не о чем с вами разговаривать, считаю на этом наш диалог законченным. - Вы просто не знаете, что картина, которую вы купили недавно, не такая уж и простая, как кажется на первый взгляд! Владельцы картин этого художника рано или поздно сходили с ума или умирали или еще чего хуже! Убивали сами! И никакое следственное дело не доходило до логического закрытия, потому что события всегда были загадочными и необъяснимыми... Слишком эмоциональные возгласы привлекли внимание окружающих. Ник оглянулся, ища ближайший выход или угол, за которым можно было бы скрыться. Пока мужчина не продолжил больные речи, Николас снова посмотрел на него, так, чтобы в глазах читались раздражение и незаинтересованность. Тот смолк практически мгновенно. - Я повторю еще раз, - он воспользовался заминкой и оборвал дальнейшее взаимодействие, - Нам с вами не по пути. Всего доброго. Стараясь не оглядываться, Ник быстрым шагом пошел прочь. Раздражение, словно змея, расползалось от сердца по всему телу, напряжение выдавало себя в плотно сжатых губах, а ноги сами стремительно покидали здание центра. Ворох различных мыслей пронесся в голове, пока Ник пытался понять, что произошло только что. На руках у него не было той тоненькой папочки, но он однозначно что-то уже слышал про безумие и странные слухи… Измотанный мозг доставал информацию из недр памяти очень неохотно, только и статья, подготовленная Анной, была небольшой, Ник постарался вспомнить все, что в ней было написано. - Американский художник, скрывающий свое имя, любые подделки исключены, сплетни… Николас невольно стал припоминать, как изменилась его жизнь, стоило полотну оказаться в его гостиной. Все буквально перевернулось с ног на голову, и многие ситуации уже перестали казаться каким-то нелепым совпадением. В какие-то моменты ему самому уже казалось, что он медленно сходит с ума и только Богу известно, почему все еще находится в здравом уме. От этой мысли неприятно передернуло. Ник почувствовал новую волну агрессии, когда завел мотор и тронулся с места. Навязчивый анализ в его голове не прекращался всю дорогу, мешая сосредоточиться на правилах движения. Пока перед глазами мелькало нарисованное пламя, его собственные руки горели от того, как крепко он держался за руль, превысив скорость и едва вписываясь в повороты. Мрак, который зачаровал его при первом взгляде на картину, сейчас мутной пеленой застилал глаза. Он прогонял одну мысль за другой с бешеной скоростью, неосознанно вжимая пятку в газ, пока не услышал пронзительный гудок мчавшего на встречу автомобиля. Резкий тормоз, руль вправо - Ник чудом избежал столкновения с чем-либо, кое-как остановив машину. Его прерывистое дыхание было глубоким и частым, взгляд застыл на руле в полном недоумении. Негатив все еще обжигающей струей расползался по душе, отравляя ее, вызывая отчаянное раздражение, но Ник больше не видел причин злиться. Не видел, пока не переступил порог своего дома. Ветер трепал шторы через открытое окно, вещи лежали на диване в беспорядке, так, как он их оставил перед уходом. Сердце болезненно сжалось от чувства вины и сожаления - он так и не позвонил сестре, он все еще не знает, что с Калебом и мамой. Желудок скрутило спазмом от одной мысли, кажется, он был не готов к звонку. Еще одна эмоциональная встряска - и Ник точно сойдет с ума. Хотя он уже, беспокойство съедало его на протяжении этих двух дней, выливаясь в непонятные ему приступы. Он просто не знал, чего еще ожидать от себя, потому и не знал, что делать. Николас в задумчивости сел на диван, скрестив ладони, и уставился перед собой в попытках отогнать лишние мысли. Воспоминания неконтролируемыми вспышками возникали в голове, лишая всякой возможности успокоиться, и внутренняя суматоха пошатнула внешне спокойный вид. Нога начала отбивать какой-то ритм, а глаза забегали по комнате, ни на чём не задерживаясь надолго. Ник заприметил несколько особенно ярких точках в комнате, взгляд так или иначе цеплялся за эти пятна на сером фоне. Одно из них было слишком большим, чтобы игнорировать - оно висело на стене прямо напротив. Картина приковала к себе взгляд, Николас просто уставился на нее, вновь невольно прогоняя все, что было связано с ней. На краю сознания висела мысль, что, возможно, стоит быть поосторожней с этим полотном, осторожней во всех смыслах, наверно, стоило бы его перевесить, или хотя бы перестать так часто обращать на него внимание. Если слухи правдивы, то картина могла представлять из себя опасность, которую невозможно обозначить словами и объяснить логически. Но наблюдательный человек, которым Ник в силу своей профессии являлся, мог составить цепочку событий и выявить в ней закономерность. И тогда слухи уже перестали бы казаться бессмысленными сплетнями... Ник продолжал эти размышления, все ещё разглядывая картину и цепляясь за детали, что так привлекли его в самом начале. Цвета, умные названия которых он держал в голове, сюжет, вызывающий уйму вопросов без ответов; прошло так много времени, а работа над картиной почти не сдвинулась с места из-за некой черной полосы в его жизни. Слишком много событий, их череда выбивала из колеи раз за разом, не давая прийти в норму, вернуться в обычное состояние. Нервы были напряжены до предела, и, кажется, ещё чуть-чуть и что-то внутри лопнет. Совсем погрузившись в себя, Николас не заметил, как сжались руки и как задергалось веко. Он схватил первое, что попалось под руку - то ли подушку, то ли плед - и яростно отбросил в сторону. Подорвавшись с места, Ник пнул кофейный столик, стоящий рядом, тот с грозным шумом откатился к стене. Ей тоже могло достаться, но Ник в очередной раз застыл перед картиной, ее величественность заставила застыть, замереть в оцепенении, поставить на паузу все эмоции, но и этот барьер был слишком хрупкий, чтобы сдерживать эти приливы злости. Не успев сообразить, Николас снял большое полотно и в том же порыве бросил, куда попадется. Тяжёлая рама только уголком стукнулась об пол, большей частью площади мягко плюхнувшись на диван. Ник мрачно усмехнулся: вес полотна сыграл не на руку, закинуть далеко и разбить в щепки не получилось. От последнего, необратимого шага его уберёг громкий звонок. Когда он бросил темный взгляд на экран, мышцы его лица резко расслабились, и место неконтролируемой агрессии заняло удивление и какое-то подобие облегчения. На мигающем дисплее крупно высветилось лишь "Мама".