***
Гон решает, что знакомство с островом лучше начать с его любимого Красного леса — там много красивых и памятных мест, о которых он мог бы сказать целое море различных интересных вещей. Они идут по тропинке, и рука Хисоки лениво устроилась вдоль его талии, пуская стайки щекочуще-острых мурашек вниз по спине. Сейчас Хисока стабилен — наверняка перед тем, как приехать сюда, раза два или три уже кого-то прикончил. Гон, признаться, даже разочарован слегка: он-то надеялся, что будет драться с Хисокой! Впрочем, жаловаться резона всё-таки нет: сытый медведь всяко лучше голодного, уж он-то знает. Ну приехал бы Хисока на остров, наевшись слегка, убил пару местных, поцапался с Гоном… А Мито? Вдруг что-то пойдёт не так, и над любимой тётей нависнет угроза? Впрочем, ладно. Что толку думать об этом, когда Хисока полностью сыт и, судя по мягкому взгляду, доволен. Его рука так приятно водит круги на бедре… Внутри у Гона опять зарождается это странное чувство. Они минуют можжевельник, и Гон, прислонив ко лбу ладонь козырьком, щурится на ярком свету и вслух предлагает: — Давай устроимся где-нибудь? Я хочу попробовать тётин пирог! Тебе понравится — она всегда очень вкусно готовит. Хисока согласно мурлычет и кивает в сторону ближайшего дерева. Гон одобряет выбор, и они уходят от солнца, укрывшись в надёжной тени ясеневой листвы. Хисоке, видимо, пришёлся по вкусу вишнёвый пирог. Либо (что не так уж и невероятно) он это специально так довольно причмокивает, вводя очередным действием в жуткую краску, просто чтобы увидеть реакцию Гона. Но ничего, Гону тоже есть ещё чем его удивить. — Остался последний кусочек. Ты будешь? — интересуется Хисока, зажав остатки пирога между губами. В узких лисьих глазах опять пляшут золотые смешинки, но Гона так просто уже не смутить. Взять кусочек лакомства, не дотронувшись до смешливо изогнутых губ? Нет, ему не слабо! И прямо сейчас он докажет всем это. Гон набирает в грудь воздух, замирает на миг, затем — бросается на пирог со всей силы, валит Хисоку на траву и следом валится сам. Хисока мгновенно обвивает его тело руками, притягивает к себе и молча смеётся, глядя прямо в глаза. …Надо отдать Хисоке должное: пирог при внезапной атаке не выпал и вообще нисколечко не пострадал. И тёте Мито тоже следует вознести похвалу: пирог, который он съел на пару с Хисокой, был супервкусным... Особенно в самом-самом конце. Вставать с Хисоки теперь очень не хочется, но Гон собирался показать ему островную рыбалку, так что приходится, вздохнув про себя, в конце концов отлепиться, отряхнуть шорты с курткой и взять курс на песок. Ловля рыбы с Хисокой проходит удивительно весело, хотя из-за его банджи-жвачки Гон так и не поймал ни одной. После «безуспешной» банджи-рыбалки они остаются на берегу, найдя местечко под ивами и с удобством устроившись там. Здесь Хисока впервые за долгое время целует его, склонившись к его лицу неожиданно в одну из мирно текущих вечерних минут. Гон принимает поцелуй, нисколько не растерявшись, и пытается перетянуть на себя инициативу. Его голова, до того покоившаяся на коленях Хисоки, слегка склоняется вбок, помогая углубить поцелуй. Хисока глухо мычит, и это звучит как что-то довольное. Тогда Гон смелеет, поднимаясь и настойчиво седлая его. Хисока одобрительно хмыкает, устраивая руки на мальчишечьей талии, и в этот момент Гон — неожиданно для самого себя даже — задаёт давно вертевшийся на языке и в мыслях вопрос: — Хисока, когда мы двинемся дальше? Я уже мог бы, я абсолютно готов. Брови Хисоки ползут вверх в удивлении. — Тебе так этого хочется? — Да. У меня уже был опыт с женщиной. И не с одной. Какие-то доли секунды, обращённые в вечность, Хисока странно смотрит на него и молчит. Затем его взгляд теплеет, внутри снова возникают бесята. Хисока смеётся, и сидящий на нём Гон ощущает, как из недр его сердца рвётся к небу сильный охотничий звук. — Это не одно и то же, поверь мне, — широко улыбаясь, сообщает спокойно Хисока. — Но считается ведь? — Смотря до чего вы дошли. — Я тебе покажу, что умею! Гон снова бросается к нему, к его губам, целует опять неуклюже — так по-детски неловко, как будто и не учился совсем. Скользит руками вниз, к чужим бёдрам. До этого с женщинами он ни разу не доходил… Он не совсем уверен, что следует делать дальше, только обрывками слышал из разговоров морских людей, так что движения у паха тоже выглядят неуклюже. Но он упрямо продолжает работать руками, не желая показаться неумёхой или, что ещё хуже, беспомощным слабаком. Он и сам понимает, что получается всё — иронично как! — из рук вон плохо, и это неожиданно, до зубовного скрежета, злит, потому что он хочет уметь в этом плане всё отлично, сразу и, главное, сам. Он чувствует, как под тканью брюк возбудился Хисока, и вдруг тушуется, теряется, пальцы-предатели начинают дрожать, дыхание теряет свой мерный, чёткий порядок… Он шумно охает, когда ощущает на собственном пахе горячую и жилистую руку Хисоки. Хисока отвечает ему тем же — и всё же гораздо лучше, приятней, смелей. Он ощущает ответ от Хисоки — и стыдливо краснеет, понимая, что весь его существующий опыт действительно просто мизер по сравнению с ним. Хисока охотник и взрослый мужчина. Хисока умеет многое… Гон лишь надеется, что Хисока поделится с ним этим всем — или, по крайней мере, хотя бы частью из этого. Перед глазами возникает картинка с Острова Жадности, когда они думали, что переместились к Куроро, а на деле же… Гон готов поклясться, что всё увиденное им тогда на берегу прозрачного озера не идёт ни в какое сравнение с тем, как это выглядит вблизи и ощущается на кончиках пальцев. Поцелуи Хисоки не приторно-сладкие. Они терпкие и солонят, они словно бы с привкусом крови. Хисока проводит по его члену ещё несколько раз, Гон не остаётся в долгу, настойчивый и упёртый, и они с глухим стоном одновременно достигают разрядки. — В следующий раз если такое предложишь, уже сдерживаться не стану, Гон-кун. Учти. — Хисока зевает, прикрыв рот ладонью, и мимолётно гладит Гона по растрёпанным волосам. Гон не отвечает — он чувствует так много всего, что сил хоть как-то ответить не находится от слова совсем. И все же, прежде чем отключиться, он поднимается взглядом к Хисоке, ловит стайку чертят в его лукавых глазах и тихо шепчет: — Спасибо за то, что пришёл. По-моему, это был лучший мой день рождения.***
Они проводят ночь вместе, под открытым небом в лесу, а наутро Хисока незаметно для всех исчезает с Китового острова. Они опять расстаются на бессчётный цикл лун, но Гон знает: они ещё встретятся. Много.***
В декабре Гон, прогуливаясь по ярко разодетому центру, неожиданно замечает в йоркшинском кафе Киллуа, и после пары приветственных взмахов руками друзья воссоединяются с чашками кофе в углу, за уютно обставленным маленьким столиком. — Ну рассказывай, Гон: что всё это время делал, где успел побывать? — Да так, — улыбается Гон, под столом оживлённо болтая ногами, — то там, то сям. Везде и всего понемножку. — Скромняга, — неверяще фыркает Киллуа. — Не делай вид, что никак не причастен к открытию нового вида лагерных тигров. — Да это случайно вышло, — смеясь, чешет затылок Гон, как всегда, когда чувствует себя смущённо или неловко. — Мы с Кайто исследовали Озеро Мёбиуса, встретили подозрительных существ, похожих на змеев-химер, последовали за ними в пещеры, да там и обнаружили необычных животных с двумя головами и синими полосками поперёк живота. Вот, в общем-то, и весь сказ… Киллуа смотрит на него, состроив довольную рожицу, и с наслаждением потягивает клубничный коктейль. Тут только Гон обращает внимание, что тоже допил уже, оказывается, свою порцию кофе — за разговором с другом и не заметил даже, как быстро время прошло… Следуя его примеру, он кусает пончик и тянется за черничным коктейлем, в свою очередь с любопытством задавая вопрос: — Ну а ты, Кил? Признайся, скучно жилось без меня? — Мечтай, мечтай, — снова фыркает Золдик. — Посетил три страны, выполнил семь сложных охотничьих миссий, спустился в прииск на юге и… — тут Киллуа замолкает, слишком пристально вглядываясь в лицо близкого друга. — Скажи-ка, Гон: мне просто кажется из-за странного угла падения света, или это реально помада у тебя сейчас блестит на губах? «Прости, Хисока, но, кажется, ты не жилец…» — с сожалением думает Гон, вспомнив, что за всё время отношений с Хисокой так ни разу и не попросился научить его врать.