Система «Наказание бога литературы» для преданного хейтера

      Торопливый, яростный звук печатания на клавиатуре сопровождало глухое бормотание, состоящее в действительности из искусных, но в крайней степени своей нелицеприятных слов.       Согнувшегося над компьютерным столом в позе болеющей хроническим остеохондрозом креветки молодого парня освещал лишь тусклый свет с монитора компьютера, создающий причудливые тени на покрытых обветшалыми обоями стенах.       Звук печатания затих, и комната погрузилась в непривычную для неё звенящую тишину. Этот изнеможённый парень, которого матушка прозвала при рождении Станиславом, с обессиленным вздохом откинулся на спинку стула, хмуро от представшей перед ним несправедливости уставившись в ни в чём не повинный потолок.       — Ебаные твари, да что они знают! — продолжил ругаться Станислав, сотрясая кулаком воздух. — Пидорасы, обмажутся своими родомагиями, наследиями и тупыми фанонами, и несут их в массы! А люди и рады хавать это дерьмо.       Говоря искренне, Станислав не был против фанона, если тот был логически обоснован в рамках сюжета и поступков персонажей. Но в большинстве своём, как, например в этой, прости Господи, работе, Великий и Ужасный представал перед ним пережеванной отрыжкой обдолбанных идиотов, которые смотрели только фильмы, а к книгам даже не притрагивались.       Пример такой отрыжки он прочёл без малого полтора часа назад. Носила она поэтичное название «Покоривший Смерть», но ничего поэтичного и даже отдаленно привлекательного, за исключением описания обилия женских обнаженных тел, в нём не было.       После прочтения, преисполненный самых негативных чувств, Станислав написал большой разгромный отзыв, в котором в пассивно-агрессивной, но исключительно вежливой манере расписал, кто и где соснул хуйца. Отзыв его среди благоухающих восхвалений гения автора выглядел так же странно и сюрреалистично, как, например, ваза эпохи возрождения в уличном, обдристанном туалете.       Вернувшись в прежнее положение, Станислав обратил внимание на то, что на его отзыв ответило несколько человек, помимо автора. При прочтении каждого ответа глаза этого милого парня распахивались всё больше от крайней стадии долбоебизма, которую услужливо демонстрировали почитатели автора, Изумрудного Журавля, и он же сам.       Вся эта свора умственно отсталых дрочеров-любящих-тупые-фанонные-сюжеты за необоснованную (хотя он выделил целый абзац с объяснениями на это) ненависть проклинали его в каждом ответном сообщении, желая скорейшей смерти недостойному и убогому и дальнейшего ему просветления.       Громко, немного зло засмеявшись, Станислав придвинул к себе запарившуюся лапшу и с громким сюрпом всосал первую порцию.       Ладно, думал он, дело ведь даже не в отвратительном тексте, лишенном качественных графических описаний перекроенного на свой лад мира и внутренних переживаний и рефлексии героя, а также переполненном ненужными эпизодами, демонстрирующими жестокость и в некоторой степени инфантильность автора. Дело было в том, как этот чёртов Изумрудный Журавль представил перед читателями его любимого персонажа.       Погрязший в своих незначительных травмах, эгоистичный, лживый, злобный Северус Снейп, предавший свет и тень, был убит автором на потеху читателям, так и не получив возможности раскаяться. Ставящий козни «гениальному» главному герою, что был единственным хорошим и положительным персонажем, на протяжении всего фанфика, он закончил так жалко, что сердце этого чувствительного парня едва не разорвалось в груди.       И нашёлся бы хоть кто-нибудь, кого возмутило бы подобное богохульство над пусть и не однозначным, но совершенно точно не злым персонажем, как его — но все читатели обмазывались Журавлиным дерьмом с таким удовольствием, что это вызывало не только ненависть, но и отвращение.       Расстроенно вздохнув, этот чувствительный юноша всосал новую порцию лапши. Но тут…       — Кха-кха! — хрипло, судорожно закашлялся он, вытаращив глаза и в ужасе схватившись за горло.       Громкая возня, представляющая из себя неумелую попытку оказать себе самому первую помощь, завершилась с грохотом падающего на пол тела, прекратившего не только дёргаться, но и подавать какие-либо признаки жизни некоторые непродолжительные минуты спустя.       Экран компьютера, мирно взирающий на сцену смерти своего хозяина вкладкой со страницей автора работы «Покоривший Смерть», несколько раз мигнул и потух. Комната погрузилась в леденяще мёртвую тишину.

***

      Чужой агрессивный оскал, искажающий и без того уродливое серое лицо, вызвал у Гарри звонкий, заливистый смех, зловеще звучащий в обстановке подвала.       Юноша встал перед подвешенным за широкий металлический ошейник к стене живым трупом, лишённым ног и рук.       Певерелл окинул человека, которого он глубоко презирал за безучастность в его жизни и эгоистичную мелочность, проявляющуюся в попустительстве чужих издевательств, высокомерным взглядом победителя.       Улыбка, жестокая и безумная, вновь возникла на его нежном, чувственном лице.       — Посмотри на себя, Снейп, — усмехнулся Гарри. — Где ты, уважаемый мастер и преподаватель, и где я — ничтожный безродный щенок. Разве тебе не кажется это уморительным? — позабавленно поинтересовался он.       Человек перед ним захрипел, пытаясь что-то ответить, но вместо слов из его рта хлестнула тёмная кровь, окрасившая острый подбородок.       Гарри беззаботно захохотал, увидев это. Отрезать ублюдку его поганый язык было действительно хорошей идеей!       — В отличие от тебя, я имею сострадание, Снейп, — отсмеявшись, тихо произнёс Гарри, ловким движением кисти доставая Старшую палочку. — Я убью тебя быстро, как сделал это со всеми, кто посмел считать себя выше меня.       Зелёная вспышка, на бесконечно долгое мгновение окрасившая коридоры подвала, стремительно стихла.       Станислав сделал громкий, рваный вздох, резко садясь на кровати и параллельно с этим пытаясь отмахнуться от приснившегося эпизода смерти Северуса Снейпа, да ещё такого яркого и насыщенного, словно он был там и наблюдал за тем, как «милостивый» главный герой казнил его бедного любимчика.       Медленно он обвёл недоумевающим взглядом окружающую обстановку, что совершенно точно не соответствовала интерьеру привычной ему однушки, снимаемой за баснословную сумму у ворчливой бабки.       Это была не его квартира…       Станислав стремительно встал с визгливо скрипнувшей кровати и начал испуганно обшаривать своё тело и одежду.       Одежда, — белоснежная и слегка помятая рубашка и строгие чёрные брюки, — ему никогда не принадлежала. Да, в его куче тряпок точно можно было отыскать несколько хороших рубашек, но в сравнении с той, что была на нём сейчас, весь хлопчатобумажный труд бедных китайских детишек в его гардеробе казался говняной тряпкой для полов. А о брюках и речи не шло.       Тело же…       Станислав не сказал бы, что обладал дрищеватым телом, но оно точно было здорово худощавым. Вкупе с высоким ростом, его можно было бы назвать даже стройным, но это… Это тело нельзя было назвать худым — оно было исключительно тощим. И причём крайне нездорово тощим. Бледная синевато-зелёная кожа обтягивала кости, выпирающие опасно острыми углами. То тут, то там её испещряли зажившие, но ощущаемые самыми кончиками паучьих длинных пальцев шрамы.       — Какого ху- — Станислав схватился за своё горло с ярко выступающим кадыком и закашлялся. Голос, неприятно каркающий и низкий, звучал до того непривычно, что это даже немного испугало его, подумавшего о том, что кто-то находится здесь помимо него. — Меня зовут… — ярко прорезавшийся британский бархатистый акцент заставил Станислава резко замолчать, щёлкнув зубами.       Он заметался по полупустой комнате, наверняка являющейся чердачным помещением (выводы он сделал по покатому треугольному потолку и крохотному, покрытому слоем грязи или жира окошку), вмещающей в себя лишь древнюю, стоящую на одном добром слове кровать, на которой он проснулся, и несколько больших старинных сундуков, занимающих в действительно всё пространство комнаты.       В своих метаниях он удачно заметил лежащие на кровати снимки, что при ближайшем изучении оказались…       — Да это нахуй не может быть, — в ужасе проблеял Станислав не-своим голосом, медленно садясь на кровать и случайно задевая ногой пустую бутылку из-под алкоголя, что, звонко обиженно позвякивая, откатилась в сторону.       С гифко-подобной фотографии на него смотрела очаровательная, напоминающая маленькую прелестную фею, рыжеволосая зеленоглазая девушка, беззвучно хохочущая над смущённо и хмуро глядящим в сторону мальчишкой с цветочным венком на голове, выглядящим как угрюмый воронёнок. На обратной слегка пожелтевшей стороне нежным, плавным почерком с милыми завитушками было написано: «Лили и Северус, 1973 год».       — Нет, нет… — заполошно забормотал Станислав, в неверии касаясь своего лица.       Вдруг, словно гром среди ясного неба, с пронзительным, отвратительно бодрым пиликающим звуком перед ним возникло игровое полупрозрачное окно.

Вас приветствует система «Наказание бога литературы»! Жалобы Автора были услышаны и на вас снизошла божественная кара. Вы крайне нелестно отзывались о произведении автора Изумрудный Журавль «Покоривший Смерть», за что были наказаны самым справедливым, прекраснейшим и гениальнейшим из богов — Богом литературы! Хотите ознакомиться с условиями своего наказания? [Да] / [Совершенно точно да]

      Станислав в глубоком шоке уставился на окошко. И если кто-то осмелился бы заглянуть в его глаза, мог бы увидеть, что он потерял всякую связь с реальностью, словив компьютерную ошибку в реальной жизни. Он бесконечно долго без всякого движения глядел пустым взглядом перед собой, чтобы резко и неожиданно истерично рассмеяться, болезненно схватившись за грязные длинные чёрные пряди волос и оттянув их.       Его прокляли… Его прокляли. Его прокляли! Ха-ха-ха-ха!