Архив букв

      Со стола, словно с обрыва, летит скетчбук. Вырванные листы, расцарапанные и перечеркнутые ручкой до дыр. Карандаши ломаются, царапая острыми, зубастыми концами пальцы, ладони и запястья. Больно, невозможно больно. Хоть тысячу зубочисток воткни в свой мягкий живот — все лучше душераздирающего чувства, будто что-то бегает под кожей.       Потому что не бегает, глупый. Что там может бегать, действительно? Растёт. Прорастает самым мерзким способом — сквозь органы. Дышать неприятно из-за въевшегося стебля. Чёртовы листья забивают половину лёгкого, а лепестки красиво торчат снаружи, прикрывая дыру, из которой пробились.       Он напуган, чертовски напуган; что же с ним станет? Цветы растут совсем неправильно, почему они причиняют столько боли? Рука тянется к бутону на шее. Два цветка за день, что за неудача такая. Неужели дальше — больше?       — Прекрасно. Всегда мечтал стать клумбой, — в голове пронеслось. — Теперь разве что идти на кладбище в роли живого букета. С юбилеем, так сказать.       Глаза натыкаются на спрятанный, самый первый скетч-портрет, а тот глядит в ответ. Минхо словно напоминает о себе из раза в раз. То болью между рёбер, то шлейфом парфюма, который глупый влюблённый Хенджин случайно купил. Насмехается над тем, что с ним стало. Над его бессмысленными надеждами, что отражались в каждой орхидее, которые пытался отторгать даже собственный организм, когда как такого быть не должно. Руки против воли тянутся к единственному, что осталось, аккуратно помещая на стену, решая за хозяина. Помещая его любовь к жизни в один лишь рисунок.       Его сердце выбрало не того, а остановиться он не захотел уже сам. Любовь до красоты, эстетичности, одним словом, — совершенства; пропасть ей пропадом.       А орхидея — само собой великолепие и роскошь.