If I see you are coming, I'll leave the engine running

      Бак знал, что этим вечером ему не отвертеться от вопросов Эдди, но пока он мог, Бак прижимал Кристофера к себе и делал вид, что вовсе не использует мальчика в качестве щита. У них оставалось так мало времени до того дня, когда Кристофер подойдёт к ним с Эдди и скажет: «Обнимаются только дети!», так что Бак ценил то, что ему давали сейчас. Они пришли к этому не сразу, несмотря на то, что Крис тянулся к нему с самого начала. Бак долгое время стоял в стороне, но в конце концов преломил некоторые установленные в голове границы, хотя и было безумно страшно, что Эдди подумает, будто Бак как-то нездорово заинтересован в его ребёнке. У Эдди, конечно, и мыслей таких не было, что говорило об одном: с ним всё было в порядке — в отличие от Бака.       Кристофер в который раз зевнул, так что Эдди кое-как отлепил его от Бака и отправил готовиться ко сну. Бак решил, что он может ещё чуть-чуть оттянуть неприятный разговор, поэтому пожелал Крису спокойной ночи, поцеловал его в лоб и пошёл в душ. Эдди, уложив сына, поначалу просто с грустью смотрел на дверь ванной, но затем, прождав Бака около получаса, решил не ждать, а присоединиться к своему парню. Он снял одежду, оставшись в одних трусах, взял чистое полотенце и, подойдя к ванной комнате, дёрнул за ручку, однако дверь не поддалась, и Эдди почти хлопнул себя по лбу, вспомнив, что, вообще-то, да, у Бака была эта привычка запираться везде, где только можно было.       Эдди, только относительно недавно съехавший от родителей, а также очень долго живший с наглыми, не имеющими ни стыда ни совести (по отношению к нему) сёстрами, привык запираться, находясь в ванной, даже если просто чистил зубы, однако эта привычка отпала сама собою, когда он покинул родительский дом, потому что стесняться больше было некого. Кристофера он научил не запираться, чтобы, если что вдруг, Эдди мог ему помочь. Даже если Крис злился или был расстроен и хотел побыть один, у них с отцом был договор: не запираться. Эдди просто знал, что в такие моменты к сыну лучше не заходить. Но с Баком была другая история: он очень, очень долгое время жил один, ему не от кого было закрываться, да и они с Эдди говорили на эту тему, и Бак всегда отвечал, что в следующий раз оставит дверь открытой, раз уж Эдди так этого хочет, после чего игриво подмигивал; вот только с того момента, как Бак жил вместе с Эдди и Кристофером, он ни разу не оставил дверь в ванную открытой.       Этот факт, осознанный и осмысленный сейчас, когда у Эдди оказалось достаточно времени, чтобы провести его в тишине и раздумьях, заставил что-то внутри задрожать. Что, чёрт возьми, Эдди знал о детстве и юности Бака? Что он знал о его семье? Друзьях, которые у него были до Лос-Анджелеса? Отношениях? Странно подумать, но Эдди даже не был в курсе, встречался ли Бак с парнями до него.       Эдди вдруг понял, что Бак знал ответы на все перечисленные вопросы, но только о самом Эдди.       Абуэла при каждой новой встрече выдавала по пять разных историй из его детства, родители Эдди тоже любили подкинуть Баку компромата, что уж говорить о его сёстрах. Вся его семья обожала Бака, что было неудивительно, и из этого закономерно вытекало, что каждый так и норовил заставить Эдди краснеть перед ним, а Бака — смеяться до слёз. Бак также был знаком с парой армейских приятелей Эдди, он знал имена некоторых ребят из его школьного фотоальбома. Знал о Шеннон. Наверное, даже больше, чем кто-либо, и определённо больше, чем его родители.       А что знал Эдди?       Что ж, Бак родился в Хёрши, Пенсильвания; у него есть сестра Мэдди; он немного говорит и понимает по-испански, так как довольно долго жил в Южной Америке (его акцент был жутким, но Эдди всё равно нравилось, когда Бак пытался говорить на испанском. Это было чертовски мило и… горячо. Ну, а его родственники, очевидно, и вовсе таяли, потому что, dios, этот милый гринго говорит по-испански; некоторые из них не знали, что Бак выучил язык, когда жил в Перу, и думали, что он сделал это ради Эдди и его семьи, что также добавляло Баку очков).       Эдди почувствовал лёгкую злость на Бака из-за того, что тот ничего ему не рассказывал. Они ведь были лучшими друзьями на протяжении нескольких лет, делились всем. Бак, чёрт возьми, стал опекуном Криса ещё до того, как начал встречаться с Эдди, что, по мнению Эдди, должно было говорить по многом. И даже теперь, когда они с Баком жили вместе, воспитывали Криса на равных правах, вели быт, любили друг друга, строили планы на будущее, когда… когда Эдди держал кольцо для Бака на хранении в доме Бобби… он по-прежнему не знал фактически ничего о прошлом Бака.       Однако Эдди начал вспоминать, а действительно ли он так интересовался им? Да, Эдди помнил, как Бака расспрашивали его родственники, когда на первой встрече Бака с родителями Эдди Рамон и Хелена всё пытались понять, какой Бак человек, и как блестяще Бак уходил от ответов, которые не хотел давать. О родителях Бака Эдди знал только то, что они не общались с ним много лет. Или Бак не общался с ними. Эдди не знал даже этой тонкости.       Эдди провёл рукой по волосам. Что он вообще за парень такой? — Bonbon? — Эдди резко дёрнулся, когда услышал тихий голос Бака.       Его волосы были мокрые и кудрявились в точности, как у Кристофера. Бак уже был в пижамных штанах. На памяти Эдди он почти никогда не ходил по дому с полотенцем на бёдрах. Эдди молча разглядывал забитое татуировками тело Бака. Что они значили? Когда Бак набил их? Почему Эдди никогда не интересовался этим? Спрашивали ли о таком хорошие парни? Бак подошёл ближе, обхватив лицо Эдди руками и прижав его голову к голому, немного влажному животу. Эдди машинально поцеловал его кожу. Бак запустил пальцы в тёмные, слегка отросшие волосы Эдди, и на минуту они просто растворились в этом моменте, не произнося ни слова. — Ты в порядке? — первым заговорил Эдди. — Да. Теперь да. Прости, что напугал. Мне очень жаль.       И ему правда было жаль. Эдди не должен был стать свидетелем этого зрелища. Да и Мэдди, в общем-то, тоже. Но особенно Эдди. Бак никогда и ни за что не хотел вплетать Эдди — и уж тем более Кристофера — в свою семейную драму.       Бак присел рядом, чувствуя себя болезненно неловко, несмотря на то, что Эдди был для него даже более близким человеком, чем сестра. Он сжал рукой покрывало, и Эдди, заметив это, взял его руку в свою. — Эй, Бак, — прошептал он, привлекая внимание и чувствуя нервозность Бака, — ты можешь не рассказывать мне всего. Или вообще ничего. Но, сariño, я бы хотел знать, что случилось сегодня, чтобы в будущем не чувствовать себя таким бесполезным. — Ты не был бесполезным, — покачал головой Бак. Он глубоко вздохнул, прежде чем начать: — Что ж, я никогда не рассказывал тебе о родителях, так? — Странно подумать, но я только сейчас осознал, что не знаю ничего о твоей семье, не считая истории Мэдди, — признался Эдди, не уверенный в том, как Бак на это отреагирует.       Бак горько усмехнулся. — Я приложил для этого максимум усилий, — он наконец взглянул на Эдди и продолжил, глядя ему в лицо. — Мне было шесть, когда отец умер. Я плохо помню его, но он был хорошим. Мэдди помнит его лучше, у неё есть пара его фотографий. Это всё, что осталось… — Бак отвёл глаза на мгновение, но затем снова вернулся к Эдди. — Мама переносила его смерть болезненно и всю себя отдавала нам с Мэдди. Это длилось два года. За это время мама пару раз ходила на свидания, но никого так и не нашла. Не скажу, что нам плохо жилось втроём. Я за это время ни разу не почувствовал нехватку мужского плеча. Я тосковал по отцу, но это другое. А потом…       Бак замолчал. Эдди почувствовал, как гулко забилось сердце. Бак явно вёл к чему-то нехорошему. Голосок в голове Эдди вдруг зашептал, что он не хочет ничего знать, но Эдди мотнул головой, отгоняя эту мысль. Возможно — и скорее всего, — Эдди был первым и единственным, с кем Бак делился своей болью, и было бы чертовски эгоистично попросить его прерваться только потому, что Эдди не хотел чувствовать боль тоже.       Иногда они с Кристофером вспоминали Шеннон. Эдди рассказывал о их жизни в старших классах; о том, как они дружили, прежде чем сойтись; о том, как не могли дождаться его появления на этот свет. Часто эти беседы сопровождались слезами обоих. Эдди не любил её, как прежде, как подругу, как женщину; он злился на неё, возможно, больше, чем на кого-либо в жизни. Но он по-прежнему любил её за то, что она была матерью Кристофера. И ему было невыносимо больно вспоминать то, что было раньше; то, что, быть может, сложилось бы иначе, не соверши он некоторых поступков. Но то, что ему было больно говорить о ней, не значило, что он должен был заставлять молчать и своего сына. Наоборот, Эдди был одним из немногих, с кем Кристофер мог поговорить о маме.       Так что он положил голову Бака на своё плечо и поцеловал его в лоб, замечая, как тот закрывает глаза и крепко сжимает губы, как делал Крис, когда хотел, но не мог себе позволить плакать. — Я тебя люблю, Бак. Я люблю тебя, слышишь, mi amor? Ты можешь ничего не говорить мне. Можешь рассказать всё. Я приму всё, что бы ты ни решил. Я никогда не заставлю тебя признаваться в чём-то через силу. Я никогда не стану осуждать тебя за то, через что тебе пришлось пройти в твоём прошлом. Я только хочу знать, как помочь тебе, — Эдди провёл дорожку едва ощутимых поцелуев от лба до виска Бака. — Бак, я бы так хотел забрать твою боль, te lo juro. — Я в порядке. — Ты не… — Правда, Эдди, — Бак перебил его. Он встал, расстелил постель, согнав с неё и Эдди, и запрыгнул под одеяло, похлопав рядом с собой. Затем, когда Эдди улёгся, продолжил: — Ладно, это не очень приятная история, но ничего серьёзного, — Бак вымученно улыбнулся и почесал нос. — В третьем классе у меня появился новый учитель. Глен. Он казался милым. Знаешь, — Бак передёрнул плечами и фыркнул, — вроде учителя Криса. Мы неплохо ладили. До него меня мало хвалили, потому что, ну, знаешь, — Бак усмехнулся, — я не глупый, но у меня, э-э, что-то типа шила в заднице? — Эдди слегка улыбнулся. — В детстве у меня было ещё больше проблем. Точнее, у всех вокруг из-за меня. Кто-то разбил окно футбольным мячом? Бакли. Кто-то уронил шкаф с книгами? Бакли. Кто-то разрисовал парту? Бакли. И так далее. Я правда всё это делал. Учитель, который вёл у меня уроки до Глена, не особенно любил меня. Ну, то есть, он старался не замечать меня, что, по-видимому, только усиливало мой СДВГ и кучу всяких врождённых стремлений устроить полный хаос и повести за собой всех остальных. В конце концов он уволился. Возможно, из-за меня, но, честно говоря, я никогда на этом не зацикливался; ну и в общем — потом пришёл Глен. И он мне нравился, потому что он слушал меня, он разговаривал со мной. И мне было интересно с ним. До работы в школе он служил в армии, знаешь. Я всегда слушал его истории с открытым ртом, — Бак снова замолчал. Затем посмотрел на внимательно слушающего его, хмурого Эдди, начал было говорить снова, но сам себя прервал, будто решив что-то в голове. Эдди поймал секундную борьбу в глазах Бака, но не мог даже предположить, что именно Бак хотел и не мог сказать; или мог, но не хотел. — В общем, так получилось, что мама и Глен сошлись. Это было неожиданно, потому что мама была старше его на двенадцать лет. Да, она всё ещё была молодой и красивой, но… Я не ожидал такого. Впрочем, я не был против. Глен нравился мне. Мэдди была счастлива за маму, потому что видела, что ей хорошо с ним. И мама… Да, она правда была счастлива. Несмотря на это, перед свадьбой она подошла к нам с Мэдди и спросила, уверены ли мы, что не против этого брака. И пообещала, что, несмотря ни на что, мы всегда будем на первом месте…       Внезапно раздался шум, похожий на падение, и оба мужчины инстинктивно подскочили, держа в голове мысль: «Кристофер!», но Эдди положил руку на плечо Бака и сказал: — Лежи, я посмотрю.       И Бак, что было ему несвойственно, не стал сопротивляться. Он мягко улыбнулся Эдди и кивнул.       Оказалось, что Кристофер дёрнул во сне рукой и ударил стоящие слишком близко к кровати костыли, из-за чего те с грохотом упали. Эдди отставил их подальше, но так, чтобы Крису было удобно их взять утром, поцеловал сына в лоб и вернулся в спальню к Баку.       Бак уже спал.

***

— Чёрт бы вас побрал! Отдайте мне уже моего сына! — Этого ребёнка избили! Только посмотрите на него! Этого мальчика избили! Я обращусь к властям!       Бак открыл глаза. В горле было сухо, а глаза, наоборот, жгло из-за подступившей влаги. Он прикрыл их, сосчитав до десяти, затем посмотрел на спящего рядом Эдди. Стоило ли ему рассказывать свою историю до конца? Может, это и к лучшему, что вчера их прервал Кристофер? Может, это был знак? Бак провёл рукой по волосам Эдди, тот улыбался во сне. Должно быть, ему снилось что-то хорошее. Бак не завидовал, нет. Бак ощущал себя тем, кто был послан Эдди и Кристоферу, дабы оберегать их сон.       Бак нащупал рукой телефон и посмотрел время: чуть больше шести. Что ж, самое то, чтобы пойти готовить завтрак. Бак начал медленно подниматься, стараясь не разбудить Эдди, но в этот раз не вышло, и рука Эдди неожиданно схватила руку Бака, а потом потянула вниз, заставив его упасть на подушку. Эдди смотрел на него со всей серьёзностью, на которую только был способен в такую рань. С минуту они просто пялились друг на друга, будто каждый пытался прочитать мысли другого. — Приснился кошмар? — спросил Эдди, и Бак застыл, не зная, что ответить: да, он догадывался, что Эдди всё было известно, но он не планировал выйти на этот разговор. В любом случае… то, что ему приснилось сегодня, никогда не будет озвучено, — он понял это, едва взглянув на Эдди. Бак попытался улыбнуться — машинально, прекрасно понимая, что сейчас вообще не время. — Бак, — голос Эдди стал твёрже; что-то вроде «Бак, я держу градусник прямо в руке, и у тебя определённо температура» или «Бак, почему в нашем доме эта дурацкая кофемашина Хилди?» — Да, — не стал врать Бак. — Мне приснился кошмар.       Выражение лица Эдди стало мягче. — Расскажи мне, cielo. — Мне… Я… Это моё детство. — Эдди внимательно слушал, пристально глядя на Бака, и тот отвёл взгляд. — Мне периодически снятся разные моменты, знаешь. — Это как-то связано… с твоим отчимом? — медленно уточнил Эдди. — В основном, — еле слышно ответил Бак. — Знаешь, в роли учителя он был совсем другим. Слушал меня, интересовался мной. А в качестве отчима… Он хотел, чтобы я стал тем, кем никогда не был. Тихим. Послушным. Спокойным. Он больше не говорил со мной, — Бак замолчал на несколько долгих секунд. — В обиход вошли другие методы. — Послушай, Эван. Я никому не позволю называть тебя мусором. — Но ты уже.       Бак поднялся с кровати. Эдди уставился на его украшенную татуировками спину. Эдди вдруг задумался о том, что Бак не предлагал посмотреть «Властелин колец» ни в один из киновечеров. Спина Бака не долго находилась в поле зрения Эдди. Ещё один осознанный момент: Бак редко поворачивался к кому-либо оголённой спиной. Он надел футболку, шаловливо улыбнулся и, резко сдёрнув одеяло с Эдди, кинул его на пол, заставив Эдди слегка задрожать от холода. — Эй, Бак… — начал Эдди, но Бак уже скрылся в ванной.       По привычке щёлкнув замком.       Эдди вздохнул и уже встал, чтобы пойти на кухню и сварить кофе — в турке, потому что Хилди — ответственность Бака, но телефон Бака пиликнул, и Эдди инстинктивно — не то чтобы он когда-то заглядывал в мобильник Бака — дёрнулся, и его взгляд упал на пришедшее сообщение.       Писала некая Андреа.       Бак, у меня появилось свободное время в субботу. Если захочешь, можем встретиться.       И… Эдди не считал себя ревнивым. Он не был таким с Шеннон, не был таким с Аной, и он никогда не собирался быть таким с Баком, потому что доверял ему больше, чем кому-либо. Однако… Андреа? Можем встретиться? Кто это, чёрт побери, такая? Эдди знал пароль от телефона Бака — полная дата рождения Кристофера. У Эдди был такой же.       Но залезать в телефон Бака ведь было неправильно, так? Эдди не верил, что Бак ему изменяет. С вероятностью в девяносто процентов, Эдди не поверил бы в это, даже если бы увидел своими глазами, как Бак целуется с кем-то. Настолько Эдди доверял Баку.       Однако его пальцы уже набирали нужные цифры. — Эдс, что ты делаешь? — раздался голос у него за спиной, и Эдди, чертыхнувшись про себя, мгновенно выключил телефон, так и не успев ничего прочитать.       Чёртова мгновенная карма. — Прости, Бак, тебе просто пришло сообщение, и я… Я не собирался его читать, это вышло случайно, — искренне признался Эдди.       Вот только Бак, взяв телефон из руки Эдди и быстро пробежав по сообщению, отреагировал на его слова весьма скептически: — Да? Именно поэтому телефон оказался у тебя в руке?       Что ж, тут он был прав. Эдди нечем было крыть. Но он разберётся с этим позже, потому что сейчас всё, на что ему хватало смелости и наглости, было: — Кто такая Андреа?       Бак долго и напряжённо на него смотрел, будто не мог решиться на что-то, а затем его плечи опустились, словно он смирился со своей участью, и Бак наконец ответил: — Мой психотерапевт. — Подожди, а разве это не Фрэнк? — Фрэнк работает на департамент, а Андреа ведёт частные консультации. — И… И долго ты ходишь к ней? — Три года. Около того, — Бак пожал плечами и, явно говоря, что не хочет больше обсуждать это, пошёл на кухню, чтобы включить Хилди; та сразу же поздоровалась, на что Эдди, как обычно, поморщился.       Он позволил Баку и Крису оставить эту штуку, но всё ещё не планировал с ней контактировать. Хотя кофе из неё выходил потрясающий — тут не поспоришь. — Три года? И за всё это время ты не обмолвился и словом?       Бак резко повернулся к нему, оторвавшись от поиска нужных ингредиентов для завтрака. — А я должен был?       Лицо Эдди приняло болезненное выражение, и Бак тут же пожалел о резких словах, вылетевших изо рта. — Да, конечно, ты не обязан, — выставив руки вперёд, сказал Эдди. — Эдс, слушай… — пошёл на попятную Бак.       Эдди подошёл ближе, почти вплотную к Баку. — Бак, — произнёс он ему в лицо, — конечно, ты не обязан говорить мне о таком. Хорошо. Но я почему-то думал, что, раз уж мы дружим столько лет, раз уж мы живём вместе почти год, раз уж мы партнёры во всех смыслах этого слова, то я заслуживаю хотя бы чуточку твоего доверия.       Бак разозлился. — Да причём тут недоверие? Я просто… — Потому что у меня ощущение, что я не знаю тебя, Бак. — Бак отшатнулся от Эдди, словно его ударили. Эдди подошёл ближе, но Бак больше не смотрел на него, крепко схватившись за край столешницы, чтобы не упасть. — Я внезапно задумался, а что я вообще о тебе знаю? О твоей семье? О твоей жизни до 118-й? О том, почему ты ходишь к психотерапевту? Я задумался о том, — Эдди сделал ещё шаг к нему, хотя, казалось бы, идти было некуда. Расстояние между ними исчезло, и Эдди обхватил лицо Бака руками, заглянув в любимые голубые глаза, — почему мой парень, мой лучший друг, родитель моего ребёнка, почем человек, вокруг которого вращается мой мир, не может поделиться со мной тем, что его тревожит? Я задумался о том, — Эдди провёл большим пальцем по щеке Бака, — почему я так долго игнорировал то, как тебе плохо, и о том, почему даже не пытаюсь узнать, что причиняет тебе боль. Бак, я ужасный человек. Ужасный парень. Я люблю тебя больше жизни, и я хочу сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе.       Бак закрыл глаза, чувствуя тёплые руки Эдди на своём лице. Истерика почти поймала его в свои сети, его руки дрожали, и он плотно сжал губы, прежде чем почувствовать нежное прикосновение губ Эдди к своим. И тогда слеза скатилась по его щеке.       Как будто он снова был ребёнком.       Как будто снова просил о помощи.       Но разница была в том, что теперь он молчал, но его всё равно слышали.       «Прошу, расскажи мне. Незнание убивает меня».       «Если я расскажу, это тебя убьёт».