I said that I Love You

– Скучаешь по Хайко? - прошелестел женский голос на его ухом, выдернув из сладкой полудремы. – По Паулю. По Хайко я абсолютно точно не скучаю. Его голос, почти всегда сильный, в этот раз подвел, он был сонным и хриплым и почти не слышным. Солнце Адриатического моря палило в этот период нещадно, было жарко. Они прятались в тени зонтиков, тихо переговариваясь и засыпая под полуденным жарким солнцем. – Пауль в Португалии, у него своя история сейчас, - он по-прежнему говорил тихо, но голос постепенно набирал силу. Дана спокойно улыбалась, светя зелеными глазами. Ей был к лицу короткий ворс ее волос, делая еще более выразительными огромные глаза и тонкие, слегка угловатые черты. Она использовала солнцезащитный крем, и злое солнце не навредило ее коже, окрасив ее в слегка загорелый оттенок, все более подчеркивая ее колдовские глаза. Они снова втихую сбежали в Грецию после тяжелого и эмоционально изматывающего тура, когда каждый прятался по своим норам, накапливая сил. Они договорились не принимать решений на скорую руку и дать себе отдых. Пауль, не дав почти никаких объяснений, растворился в Португалии, Олли с женой первым же подходящим рейсом исчез в направлении Индии, об остальных Рихард не слышал более ничего. Сам при первой же возможности сгреб в охапку минимум вещей, свою женщину и отправив дочери сообщение с просьбой не беспокоить, растворился теплых греческих песках в максимальном отдалении от толпы. Как сильно он нуждался в том, чтобы поклонники давали ему любовь, так же сильно ему было нужно спрятаться ото всех. И Дана понимала его в этом. Тепло простившись с Мари, спокойно и на скорую руку упаковав вещи, она не споря последовала за своим мужчиной, понимая его нужду и необходимость в тишине и покое. Очнувшись в больничной палате в тот роковой вечер и спустя время нового осознавания, она с удивлением обнаружила, что сковывающий ее панический страх, приступами вырывающийся из глубины, больше главенствовал над ней, уступив место рефлексам самосохранения, в нормальном состоянии свойственным каждому. Больше не было панических атак, больше не было бесконтрольно страха, остались только рефлексы. – Что ты делала? Они были замкнуты в своем пространстве. Сняв удаленный домик с почти полным отсутствием людей, каждый получил в свое распоряжение большой кусок территории и вместительный дом. — Я гуляла возле моря, плавала. Рихард мало кому говорил о том, что почти не любит плавать. Он умел, как многие из его друзей. Про Тилля можно было и вовсе молчать. Он умел, но не любил, особенно подолгу, это утомляло. Однако Дана более чем любила плескаться в воде, иногда часами не отходя от морских волн, купаясь в свое удовольствие. Тогда на ее лице то и дело мелькала легкая, но очень счастливая улыбка всемогущего в моменте существа. И осознание, что эта счастливая женщина - его, наполняла Рихарда каким-то новым ощущением силы. Но оставалось одно “но”. Ее шрамы зажили, ее тело исцелилось, не осталось ни одного реального следа от кошмара, который она пережила. Но что было с ее душой. Иногда, подходя со спины к ней, он замечал, как резко она могла дернуться , как могли исказиться черты ее лица, как иногда бесконтрольно и неосознанно ее тело уплывало в сторону от него, как можно дальше. А она даже не замечала за собой такого. Теперь их секс был максимально нетороплив, насколько Рихарду хватало выдержки. Жизнь научила его двум главнейшим добродетелям в отношении женщины: терпению и вниманию. Он сдерживал свою страсть и желание, поскольку не знал, примет ли это Дана, насколько она готова снова принять его таким, какой есть. Он не спешил. В этот день Дана, пока Рихард нежился на солнце в полудреме, решила обследовать все книжные полки и шкафы на предмет хоть чего-то полезного. Делать было решительно нечего, а это сулило какое-никакое, но развлечение. Так, перебирая шкафы и шкафчики, в глубине одного из них она обнаружила конверт со старыми фотографиями хозяина дома, уже в порядочном возрасте грека, который даже в свои седые сохранял четкий греческий профиль и густую седую шевелюру. На многих фотографиях были его дети, но почти везде он был один. И только на одной, черно-белой фотокарточке обнаружился он, совсем молодым и черноволосым, в обнимку с очень красивой молодой женщиной. – Это его жена. Она очень давно умерла, очень давно, - послышался голос за ее спиной. Дана непроизвольно дернулась и резко обернулась. Рихард сжал зубы. – А что с ней случилось? – Она утонула в море. Так он сказал, я не знаю подробностей. Договаривал он уже заглядывая вглубь шкафчика, заприметив прямоугольную деревянную шкатулку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась шахматной доской. Ох ну нет. Рихарду захотелось отбросить от себя злополучную игру. – О, смотри что ты нашел! – Дана же обрадовалась такому. – Давай поиграем. Ты умеешь? Я нет, но поучусь у тебя. Она уже вовсю веселилась, глядя на нахмурившегося мужчину. – Я тоже не умею, - сказал он, забирая у нее доску. Было слышно, как внутри перекатывались с тихим стуком деревянные фигуры. Ему не хотелось играть, он возненавидел шахматы как вид, но Дане это было не особо-то и интересно. – Сыграем на раздевание, - решил отшутится он. – Кто выиграл, тот раздевается полностью и сразу? – парировала она, выходя из дома в направлении пляжа. – Захвати плед. Он вышел вслед за ней, неся подмышкой плед, а в руках вино и пару бокалов, оглядел пейзаж перед собой. Что ж, он отличается. Дана уже весело улыбалась, выхватывая у него плед. Ее улыбка приобрела игривые нотки, в ней таилось обещание, и Рихард не удержался от глубокого поцелуя. – Может ну их, сразу перейдем к делу? - пробормотал он между поцелуями. – Ну нет, давай сыграем. Он несколько более внимательно рассматривал ее спину, чем обычно, пока она, выгибаясь, расстелила плед и расставила фигуры на доске. Там же разместила вино и бокалы. Приглашающим жестом позвала его присоединиться к ней на пледе, сама уселась на стороне белых фигур. Выжидающе смотрела на него. Рихард не спешил. С моря дул ветер, выбрасывая волны на берег. Он подумал с минуту, молча отошел в дом и вернулся оттуда, неся в руках шляпу с широкими полями. – Надень, иначе нос сгорит. – Дана только улыбнулась, но от шляпы не отказалась. Ей была приятна его забота. После этого внимательно посмотрела на доску и вывела вперед пешку. Он не следил за игрой, его более всего волновали ее руки и маленькие ладошки, которыми она перебирала фигуры. Шляпа отбрасывала тень на ее лицо, делая его старше и серьезнее. – Ты проигрываешь. – Чччто? - его охватило неприятное чувство. – Я говорю - еще немного, и ты проиграешь, - проговорила она с улыбкой. Ее слова заставили Рихарда сфокусировать взгляд на доске. И правда, расстановка сил была не в его пользу. Он играл бездумно, занятый в мыслях совсем другими переживаниями и следил за ходом развития событий. – Ну так что, признаешь себя проигравшим? – Дана лукаво смотрела на него, сверкая глазами. Вот что по-настоящему не любил Рихард, так это проигрывать. Жизнь научила его принимать поражения спокойно и стойко, насколько вообще “спокойно и стойко” умещалось в его темперамент. Но даже такая малость заставила его сфокусироваться, что не помогло ему избежать поражения спустя несколько ходов. Дана только победно хохотала и хлопала в ладоши. – Мне раздеваться? – улыбнулся Рихард, глядя на то, как веселится его женщина. – Нет, не сейчас, – усаживаясь на его бедра, произнесла женщина. – Я озвучу желание. – Мы не на желание играли. – Нет, но я все равно озвучу. Она медленно и тягуче потянулась сидя на его теле, медленно склонилась к нему, приблизив свое лицо к его уху. Тихонько подхватила мочку уха, слегка прикусила и медленно прошлась губами по шее, а затем снова вернулась к уху. – Я хочу, чтобы ты перестал носится со мной, как с хрустальной вазой и проявил наконец свою силу и власть. Я очень по ней соскучилась. Его сердце пропустило удар. Руки непроизвольно поднялись вверх и медленно огладили ее спину. Рихард сжал ее посильнее и рывком перевернул на спину, оказавшись сверху. Удерживая ее весом своего тела под собой, не давая выбраться, медленно провел правой рукой по ее телу и остановил на ее горле. Очень осторожно, но ощутимо сжал его. – Ты хочешь, чтобы я был с тобой грубее? Жестче? Ее пристальный, пронзительный взгляд стал ему ответом. Как же она умудрялась даже в таком положении смотреть на него исподлобья, с гремучей смесью вызова и предупреждения. Слабости и власти. Едва ли она вообще понимала, какие противоречивые сигналы ему посылает. – Ты может думаешь, что я превозмогаю себя? – снова зазвучал ее хриплый приглушенный голос, смешанный с шепотом волн. – Может быть считаешь, что я заставляю себя, или боюсь тебя. Нет, я не боюсь тебя. Я тебя хочу так же как и раньше. Он терялся в ее запахе и шепоте волн, с волнением слушая ее слова, вглядывался в лицо, стремясь найти там признаки лжи и страха. Но в ее лице и глазах был только вызов и предвкушение поровну. Ее руки уже почти бесконтрольно блуждали по его телу, вызывая очень понятные реакции. – То, что произошло, это могло тебя сломать. – Могло. Но не сломало, – ее глаза не лгали. Значит, силу и власть. Ну что ж, ты сама попросила. Рывком поднявшись с пледа, Рихард за руки притянул ее за собой, ощутимо, но без жестокости сжал ее плечи и поцеловал ее уже без прежней осторожности. – В дом. Дана потянулась было за пледом, но Рихард жестом ее остановил. – Я сказал, в дом. Она постоянно оглядывалась на него, пока они шли к дому, в ее глазах плясали чертята. Он не давал себе улыбаться, глядя ей в след, несмотря на всю ее плескавшуюся как море веселость. Еще чуть-чуть, и эта дерзкая снова начнет его подначивать. На пороге дома он догнал ее, заставил развернуться лицом к себе, притянул за затылок и снова поцеловал, почти кусал, не давая ей вырваться. Наконец-то, все ликовало внутри него, карт-бланш получен, разрешение выдано, можно не бояться, можно ей верить снова и снова получать свое, как раньше, брать и давать. А ей только это и надо. Он не был нежным. Он терзал ее тело, как она терзала его, выкрикивая его имя, нигде себя не останавливая. Он не оставил без внимания ничего из ее удовольствия, слушая ее голос, видя ее несдержанность и требовательность к его телу, ее жадность до чувственности и неги. Его остановила только ее тихая мольба, когда она, уже полностью отдавшаяся неге, больше не могла принимать его. Свернувшись калачиком посередине кровати, она тут же заснула, не дождавшись его. Он вышел из дома закурить, близился рассвет. Они занимались любовью остаток дня и всю ночь. Пауль твердил ему, что вот самое время официально оформить отношения с Даной. Рихард вяло и беззлобно огрызался, что Паулю самому бы привести свои отношения к общему знаменателю. На этом их перепалки заканчивались. Но сегодня Рихард сам себе признался, что его поиски наконец окончены, и что его человек его женщина там, на кровати, что все, к чему он стремился, он наконец обрел. Он вернулся в дом и прислушался к его звукам. Она очень тихо дышала, была еле различима . Скинув обувь, он забрался в ее тепло и негу, слушая размеренное дыхание. Она зашевелилась, почувствовав остывшее тело. – Спи, - легкий поцелуй в висок. – Это я пришел. Дана завозилась, примеряясь к его телу и устраиваясь поудобнее, заграбастала его лапищу своей тонкой рукой, притянула к груди снова уснула в коконе его рук. Он еще какое-то время прислушивался к ее тихому размеренному дыханию, подстраивая свое под ее, чувствуя легкую зарождающуюся радость. Он нашел ее, наконец-то нашел. За окном размеренно и вечно шумело море.