The tale of the sad love

В Корею токкэби возвращается только спустя почти двадцать лет. Эти годы… пролетают для него как очередное мгновение вечности, ему уготованной. Стремительно, бессмысленно, бесконечно долго. Директор Ю постарел ещё на двадцать лет, ещё больше оброс высотками Сеул. Но в целом… в целом, всё осталось по прежнему. Обустроившими в своём милом доме с книгой и тёплым пледом, Ким Шин выбирает этим вечером отдых, однако… чёртов шёпот набатом колокола, уведомляющего о начале всенощной службы, возникает в его уставшем сознании. «Идиотская девчонка! Совсем от жизни устала? А этот лис! Да кто так с девушками обращается! У неё сердце разбито, а этот дурень предложил ей сходить набить морду этому пианисту недоделанному! И опять эти свечи! Я ведь просил рыжего перестать их зажигать!.. И почему не может в мою жизнь прийти кто-то и решить все эти трижды проклятые проблемы?!» Со звуком задуваемой свечи токкэби прикрывает глаза ладонью, предвосхищая самый неожиданный исход. И правда, стоит только свече погаснуть, Ким Шин открывает глаза, чтобы обнаружить себя в полумраке чайной тёмного жнеца. — Цветочек, ты серьезно? — стонет демон, искренне желая гореть в аду тому, кто изобрёл свечи, воск, и всем, причастным к изобретению огня, кремня и огнива. — Токкэби? Скрестив руки на груди, жнец стоит перед неожиданным посетителем. — И что ты тут забыл? — вопрошает он, поправляя свою чёрную шляпу. — Что я тут забыл? — переспрашивает демон. — Это мне тебя стоит спросить, зачем ты меня звал. — Но я тебя не звал, — пылко возражает жнец, вызывая у токкэби ответный смешок. — Правда что ли? — словно переспрашивает. — Однако я здесь, верно? С минуту они просто смотрят друг на друга, пока жнец не отводит взгляд. — Уходи, — произносит мужчина, опуская пониже поля шляпы, чтобы идеально скрыть половину лица и в то же время продемонстрировать приколотый к головному убору в качестве декоративного элемента засохший цветок вишни. — Серьезно? — полностью игнорируя слова хозяина чайной, спрашивает демон. — Все это время ты хранил этот цветок? Как… сентиментально. Жнец в ответ фыркает, стараясь вложить в этот жест как можно больше надменности и презрения: — Не придумывай лишнего. Ты ведь знаешь, как щепетильно я отношусь к неприкосновенности своих вещей, демон. Я просто… боялся ошибиться. И перепутать свою шляпу с чьей-то ещё! — А, вон оно что, — кивает токкэби в ответ на такие весьма противоречивые контраргументы. — Ну тогда я спокоен. — Прекрасно, — почти вспыхивает жнец. — А теперь будь добр, уйди! Будь добр? У этого шляпника точно с головой проблем не прибавилось? Кого он тут добрым называет? Впрочем, сегодня демон и правда добрый. Если жнец хочет, чтоб он сейчас ушёл, так токкэби и поступит. В конце-концов, узнать причины странной раздражительности Цветочка можно будет и при следующей их встрече, которая, думается Шину, произойдёт весьма скоро. *** — Ты не можешь просто взять и пойти с ним в кино! Джи Ынтак стоит подбоченившись и выглядит весьма угрожающе, чтобы прислушаться к ее словам, однако… Нам Джиа тоже не мямля расхлябанная, чтобы выполнять все прихоти своей названной сестры. — И почему же не могу? — Джиа приподнимает бровь и многозначительно смотрит на вторую девушку, ожидая, какие ещё та приведёт аргументы против того, чтобы эта Нам шла в кино сегодня вечером. — Ты даже не знаешь, что он за человек! — тут же находится с ответом Джи, взирая на сестру взглядом торжества победительницы. Нам Джиа фыркает в ответ: — Мы проучились с ним пять дет в средней и старшей школе, Ынтак. Я очень даже знаю, что он за человек. Они смотрят друг на друга, словно именно в этой борьбе взглядов и заключён весь смысл их спора. — И что же он за человек? — вздохнув продолжает Ынтак свой допрос. — Один из лучших учеников в рейтинге нашего класса, — категорически парирует Джиа — После тебя? — уточняет Джи. — И после тебя, — прибавляет Нам, решив, что решающие аргументы были приведены. — Ты ведь все равно не будешь меня слушать, верно? — уточняет Ынтак, в душе уже предвосхищая ответ второй девушки. — Конечно, нет, — соглашается Джиа, уже начиная активно подбирать наряд, наиболее подходящий для похода в кинотеатр. *** — Синджу, это словно пустота в моем сердце, понимаешь? Ён сидит за столом, гипнотизируя взглядом ополовиненный бокал содовой, слегка разбавленной горечью виски. На самом деле, вряд ли бы лис сумел сейчас выпить что-то более крепкое и при этом не потерять сознание после первого же глотка. — Пустота! — кумихо бьет себя кулаком в грудь, будто показывая, где именно находится эта самая пустота. — И мне нечем ее заполнить! Что бы я с этим не делал, слышишь?.. Ещё и Ран который год непонятно где путешествует… За этим эмоциональным всплеском неизбежно наступает упадок, выражающийся апатией, в частности. Обессиленно Ён кладёт на стол локти, сверху ладоней опуская голову, в которой всё гудит и звенит, словно лис беспробудно пьянствовал несколько дней и ночей кряду. Во взгляде, которым его одаривает Синджу, читается сочувствие и обеспокоенность. По правде, подчиненный девятихвостого видит, что с его господином что-то не так… Но как ему помочь — этого Ку Синджу знать не может. Попросить бы совета у Талуипы: так Синджу уже пытался, да всё бестолку. Привратница Загробного Мира не открывает того, что видят её в самую суть вещей зрящие очи, словно пока время не пришло. А когда это время придёт? — чёрт его знает. И доживёт ли Ли Ён в его состоянии до означенного срока?.. О рыжем жнеце Синджу, само собой, молчит. Как и об истинных сущностях своих воспитанниц упущенных душ. Слишком много тайн, слишком много недомолвок… Порой Ку Синджу кажется, что он навеки заблудился в собственной лжи. Однако недаром он является лисом-оборотнем: хитрость — это то, что он впитал в себя с молоком своей матери, которой он не помнит. — Ён-ним… — осмеливается, наконец, Синджу нарушить ненадолго воцарившееся на кухне молчание. — Знаете… насколько мне известно, несколько недель назад Ран-ним вернулся в Сеул. Одна эта фраза словно пробуждает Ли Ёна к жизни: — Правда? Что же ты сразу не сказал? Резко поднимая голову, кумихо весь выражает готовность внимательно слушать, что же ему скажет подчиненный ещё. — Слухи также говорят, — чуть понизив тон, прибавляет Синджу, — что ваш брат вернулся из своей поездки не один, Ли Ён-ним… Не один? А вот это уже интересно звучит. Неужели, Ран настолько исцелил свои сердечные раны после разрыва с той русалкой, что уже готов вступать в отношения с новой женщиной? Как… безответственно, однако!