Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю (Серия: Змий; Часть 1)

Следующим утром он провожает Эзру и Уорлока до ворот, машет им на прощание рукой. Анафема стоит в сторонке, явно поджидая его. Она ездила в пуэбло, купить свежих продуктов на рынке и новую уздечку для Бентли, но почему-то вернулась раньше, чем ожидалось. Слишком быстро, чтобы успеть завершить все дела. А значит, что-то случилось, что заставило ее вернуться. Что-то нехорошее, судя по тому, что девушка практически дрожит от напряжения, а в глазах ее какое-то затравленное выражение, которое Кроули ну совсем не нравится. Он довольно хорошо знаком с Анафемой, чтобы знать, что ее мало что может вот так вот вывести из равновесия. Поэтому, что бы там ни произошло, оно не к добру. А значит и не терпит отлагательств. Он закрывает за команданте ворота, машет Анафеме рукой, чтобы следовала за ним, и уходит в свою комнату, подальше от любопытных глаз. Анафема подчиняется безмолвно, бросив быстрый взгляд через плечо, чтобы увериться, что за ними никто не следит. – Хастур Блайт* жив, – выпаливает она, как только за ней закрывается дверь, и Кроули неверяще замирает, чувствуя тошнотворный приступ тревоги. – Ты уверена? – выдыхает он, делая шаг ближе. Потому что это невозможно. Как такое может быть возможным, когда он лично….  Она резко кивает, отметая попытку возражения с его стороны. – Я бы не спутала его, патрон, – утверждает она. – Ни с кем.  Она выжидающе смотрит на него, губы сжаты в побледневшую, дрожащую полоску, и вся она будто натянута, как струны его гитары.  Одно неверное прикосновение пальцев, один неловкий перебор этих струн, и она разорвется под колоссальным давлением недоутоленной боли. Боли, от которой Кроули не сумел ее уберечь. – Нет, – тяжело вздыхая, соглашается он, – не спутала бы. Анафема хмурится от боли в его голосе, отводит взгляд. – Знаешь, они не были моими первыми клиентами, – говорит она хриплым, тихим голосом, и сердце Кроули ноет от того, как скованно она держится, как крепко обхватывает руками свою хрупкую фигуру, будто изо-всех сил пытаясь не распасться на куски. – Просто они… они…. Она качает головой. Горько усмехается, слегка пожав плечами.  – У меня и выбора то особо не было. Либо я иду работать на мадам Сесилию, либо моего отца бросают в тюрьму за неуплату долга.    Кроули вздрагивает, морщась от ее последних слов – невольного напоминания об очередном своем провале.  Потому что он знал, в каком положении находилась Анафема. Знал о деньгах, которые ее семья задолжала Люцию. Знал, какой невозможный выбор был перед ней поставлен – продавать свое тело, чтобы сохранить крышу над головой родителей. Ньют рассказал ему об этом. Молодой человек пришел тогда к нему за помощью, принес ему все свои скудные сбережения и умолял его доложить остаток суммы, чтобы выкупить долг Гаджетов.    Кроули, естественно, денег у него не взял.  Сказал сержанту, что выложит всю сумму сам и сам обо всем позаботится.  И он так и сделал. Но он пришел к мадам Сесилии слишком поздно, и два монстра успели искалечить девушке душу.   – Хастур был первым. Хотел выпендриться перед младшим братом. Под…подготовить меня для него, так он сказал.   Лицо Анафемы опущено, голос еле слышен. Она еще крепче обхватывает себя руками.  – Он… эм… он избил меня до полубессознательного состояния, прежде чем он… прежде чем…. Ее голос срывается, и она резко закрывает рот, впиваясь зубами в дрожащую нижнюю губу. – Ты только посмотри на меня, – самоуничижительно всхлипывает она, – столько лет прошло, а я вся расклеиваюсь при одной мысли об этом.   Кроули преодолевает расстояние между ними, заключает ее в объятия, прижимая к себе. И Анафема сопротивляется каких-то пару секунд, а потом хватается за него, как утопающий за соломинку, отчаянно цепляясь пальцами за рубашку у него на спине. Он успокаивает ее как может, держит осторожно, но крепко, пока она дрожит в его руках.  Закрывает глаза, делая глубокий, обжигающий вдох. Перед закрытыми глазами возникает картина той ночи: крики, пьяный кудахчущий смех, невыносимый, тошнотворный запах алкоголя и толстая пелена табачного дыма, мадам Сесилия, которая повисла у него на руке, пытаясь не дать ему подняться наверх и визжа о том, что это платные клиенты, что он не имеет права.  Он толкает плечом дверь, вламываясь в комнату, и замирает от представшей перед ним картины. На кровати, затерявшись в спутанной паутине простыней, лежит Анафема; синяки и ссадины покрывают каждый участок ее обмякшего, оголенного тела.  Верхом на ней, оседлав ее как непослушного жеребца, сидит какой-то мужчина – Хастур, как он узнает позже; его толстые, покрытые коркой грязи пальцы сжимают ей горло, сдавливая его все сильнее и сильнее по мере того, как он толкается в нее глубже и глубже. Анафема выглядит почти без сознания, но все еще пытается сопротивляться, слабо царапая ногтями щербатое лицо мужчины.     У кровати стоит еще один мужчина – Лигур, младший брат Хастура. Но Кроули видит его не сразу. Обращает на него внимание только после того, как тот, гогоча в приступе хищного веселья, подмечает:  – Ишь какая резвая девка, Хастур. Мож тебе стоит ей еще урок преподать? Хастур ухмыляется в ответ, затем отрывает одну руку от горла Анафемы и наотмашь со всей силы ударяет ее по лицу. Анафема обмякает в его хватке, вяло сопротивлявшиеся руки безвольно падают рядом с телом. Кроули, не раздумывая, бросается вперед. Пальцы правой руки сжимают плечо Хастура, с силой отбрасывают его спиной в стену.  Тот на мгновение замирает; с рябого, раскрасневшегося от секса и спиртного лица на Кроули тупо и ошеломленно пялятся черные как деготь глаза.  Мгновение проходит, и мужчина с диким ревом бросается на него, и Кроули едва успевает увернуться от ножа, который замечает уже в последний момент. Кроули опоздало осознает, что совершенно безоружен. Мешочек с деньгами, который он отдал мадам Сесилии, было все, что он догадался взять с собой. А Хастур мужик большой, и быстрый, и очень злой.  И ножом он бьет на убой. Но Кроули быстрее. И Кроули не мешают полуспущенные штаны, которые нужно поддерживать свободной рукой. Он поднимает руку в последний момент, не обращая внимания на обжигающую вспышку боли от полоснувшего по ней лезвия ножа. Хватает Хастура за запястье, выкручивает держащую нож руку и толкает ее резким, молниеносным движением обратно в грудь нападающего. Хастур удивленно дергается; в груди что-то хрипло булькает. Он заторможенно хлопает глазами на Кроули, затем переводит взгляд вниз на торчащий из груди клинок своего же ножа. – С-сволочь…, – хрипит он. Пальцы судорожно дергаются, сжимая руку Кроули, ногти впиваются в кожу. Кроули отдергивает руку и отступает. Смотрит, тяжело дыша, на Хастура. Тот еще какое-то время стоит, заторможенно покачиваясь, как будто застыв в мучительно медленно ползущем времени. А затем валится мешком на пол.   Кроули облегченно выдыхает, на мгновение закрывая глаза. Поворачивается было к кровати, чтобы взять Анафему, забрать ее из этого богомерзкого места. И замирает, услышав за спиной щелчок взводимого курка. Брат, мысленно ругает себя он и, повернувшись, обнаруживает безошибочно наведенный ему в голову пистолет. Он совершенно забыл про брата.   Он поднимает руки в знак капитуляции. Жест бесполезный, он это прекрасно понимает. Видит свой приговор в убийственной ярости в глазах этого человека; в том, как напрягается сжимающий курок палец, когда тот направляется в обход кровати к нему.       За спиной Лигура он видит, как Анафема медленно ползет к краю кровати, пытаясь подняться. И он всеми фибрами души желает, чтобы она двигалась быстрее. Искренне надеется, что она, хотя бы, сможет сбежать. Что это все не будет напрасно.   И она таки двигается быстрее, но не совсем так, как того ожидал Кроули. Будучи на расстоянии вытянутой руки от Лигура, она бросается вперед, слабо толкая того в спину за секунду до выстрела, изменив траекторию пули ровно настолько, что та безвредно пролетает мимо головы Кроули, зарываясь в стену за его спиной.        Лигур ревет в бессильной ярости. Отбрасывает в сторону теперь уже бесполезное оружие и, хватаясь за заткнутый за пояс нож, разворачивается и шагает в сторону беспомощно лежащей на самом краю кровати Анафемы.   Кроули не тратит больше времени на раздумье. Пальцы смыкаются на рукоятке вонзившегося в грудь Хастура ножа. Он выдергивает его и бросает….   Он сжимает до боли зубы, стараясь приглушить другую боль - воспоминаний. Медленно выдыхает, пытаясь успокоить нервы, и вновь концентрирует свое внимание на дрожащей в его объятиях девушке.    – Прости, что я пришел так поздно, – шепчет он ей в волосы тихим и хриплым от сожаления голосом.  – Я принес деньги. Я пришел, чтобы выкупить тебя. Я… прости, что не успел остановить их прежде, чем они…. – Он замолкает, в горле першит от горечи одной из самых ужасных своих ошибок.  – Мне очень, очень жаль….   – Эй! – Анафема обрывает его, резко дергая за запястье. – Эй, – повторяет она уже более мягким тоном, ловя его взгляд. – Той ночью ты спас мне жизнь. Потому что, если бы меня тогда не прикончил Хастур, так это бы сделал его брат. Я это знаю, и ты это знаешь. И я….   – Ты не дала Лигуру выстрелить в меня. Так что, полагаю, в этом отношении мы с тобой в расчете, – тихим голосом перебивает он, свободной рукой вытирая с ее щеки случайную слезу.   – Ну не могла же я дать ему убить моего рыцаря на черном** коне, – шутит она, улыбаясь сквозь слезы. – И потом, – ее улыбка становится шире, в глазах на мгновение появляется бледная, но зажигательная искорка, – не я ему нож в висок воткнула. Ты, кстати, обещал научить меня, как это делать.   – Удачный бросок, – в тон ей шутит Кроули, а затем вновь мрачнеет. – Наверное, мне надо было и Хастура бить в голову.   Улыбка Анафемы гаснет, лицо замыкается. Она выскальзывает из его объятий, отступает за пределы вытянутой руки. Молчит в течение долгой, напряженной минуты, смотрит невидяще куда-то мимо него в неизвестную, только ей одной видимую даль.   – Ты всадил нож ему в грудь, патрон, – глухим голосом говорит она наконец. – Кто же мог предположить, что он выживет после такого?   Кроули, стиснув зубы, соглашается.  Прищуривается на нее, беспокойно хмурясь. – Он видел тебя? – настороженно спрашивает он.     Анафема качает головой, и Кроули облегченно выдыхает. Потому что он в ответе за Анафему. Был за нее в ответе с того момента, как собрал нужную сумму, чтобы выкупить ее свободу.  И не хватало еще, чтобы Хастур, если этот мерзавец действительно жив и вернулся в Лос-Анджелес, заметил ее и нацелился отомстить за ту ночь.  За себя он не беспокоится. Он давно уже смирился с мыслью о том, что, учитывая его разбойничий статус и внушительную награду, назначенную за его поимку, живым или мертвым, это только вопрос времени, прежде чем его либо убьют удачным выстрелом, либо повесят на городской площади. Его собственная жизнь важна для него лишь в той степени, что он надеется продержаться в живых достаточно, чтобы успеть вернуть Беату домой.    – Он кое с кем встречался в пуэбло, – говорит Анафема, вновь прерывая ход его мыслей, и Кроули хмурится, уловив странную нотку в ее голосе.   – С кем?   Она слегка поджимает губы от невольной резкости его вопроса. – Тебе не понравится ответ, – предупреждает она.    Он пожимает плечами, потому как другого и не ожидал. – Все равно скажи, – приказывает он.   – Сеньором Даулингом, – послушно, пусть и неохотно, отвечает она.   – Черт….      М-да, такого поворота он все же не ожидал. Хастур Блайт – наемник, известный сообщник Морнингштерна. Мало того, что он вернулся в Лос-Анджелес. Так он еще и встречается с британским послом, который к тому же связан с их команданте….   – Ты будешь говорить с ним об этом?   Кроули кривится, будто лимон укусил. – О чем? Что мужа его бывшей жены видели в компании недавно воскресшего мерзавца-наемника, который к тому же еще и один из ближайших соратников Морнингштерна? – Он качает головой, грустно улыбаясь.  – Этот человек отчим его сына, Ана. Я должен действовать осторожней. Я не могу пойти обвинять его в связях с Морнингштерном, пока не узнаю больше.   Анафема едва заметно напрягается, выпрямляет плечи, будто готовясь к сражению. – Ты хочешь, чтобы я поехала в пуэбло и поспрашивала там у людей?   – Что? – Он в ужасе замирает, ошеломленно глядя на нее, а затем, будто очнувшись, рявкает: – Ни в коем случае!     Анафема хмурится от такого резкого ответа, открывает было рот, чтобы возразить ему.    Кроули взмахом руки отметает ее протесты.    – Никуда ты не пойдешь, друг мой. И вообще, пока Хастур здесь, тебе запрещается выходить за пределы гасиенды по какой бы то ни было причине.  Ясно?   Она недоуменно хлопает глазами, качает головой. – У меня дела в городе, патрон, – возражает она. – Ты не можешь просто держать меня дома взаперти.   – Могу и буду, – заявляет он, кивая для пущей убедительности. – За тебя по делам могут съездить другие. Ты под домашним арестом, Гаджет, до дальнейших распоряжений. Это приказ.   Анафема долгое время молча смотрит на него. Глаза ее теплеют, в них мерцает тревога.  – Ты же знаешь, я не одна от него в опасности, – укорительно шепчет она, вновь делая шаг ближе. – И, что бы ты там ни думал, ты не в ответе за меня.   Кроули поднимает было руку, чтобы возразить, но она качает головой, глазами умоляя его услышать ее.  – Ты научил меня сражаться, помнишь? Ты сделал это, чтобы я больше не чувствовала себя беспомощной, чтобы умела постоять за себя. И я умею. Благодаря тебе. Я могу помочь тебе.   Кроули ласково улыбается ей, бережно кладет руку на плечо. – Я знаю, что можешь, друг мой, – с легкостью подтверждает он. – Ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Но ты не должна иметь дело с этим монстром.  Не после того, что он сделал с тобой, что он до сих пор делает с тобой просто потому, что все еще жив. Я просто не могу этого допустить.   Лицо Анафемы мрачнеет от яростной убежденности его слов, и она судорожно глотает, пытаясь сдержать слезы. – Ты не можешь взять все на себя, патрон, – замечает она в последней отчаянной попытке убедить его, но обреченное выражение в ее глазах говорит ему, что она уже знает, что побеждена.        – Не волнуйся, – успокаивает он, улыбаясь своей фирменной озорной улыбкой. – Я буду не один. Со мной эль Сиерпе.