Мед, лимон и чашечка чая

      Яркими отблесками огня горели фонарики, отбрасывая на каждый уголок ярмарки свои тени, и в воздухе витало радостное предвкушение. Где-то за углом милая старушка продавала натуральные специи, которые та привезла из Юньнаня специально к празднику, а прямо перед ней на прилавке были выстелены роскошные чаофу, старательно расшитые золотыми нитями. Менее официальные ханьфу торговка быстро достала с верхних полок, стоило только молодому шаое кинуть вопросительный взгляд из-под длинных ресниц на них.       — Если этой лаонян будет позволено сказать, — пожилая ткачиха низко склонилась перед благородным господином, высказывая почтение, и, лишь дождавшись многозначительного «мх», продолжила: — Коль высокородный Фушигуро ищет что-то конкретное, я могу подсказать, где найти это на нашем рынке.       От столь неожиданного предложения молодой человек нахмурился, размышляя, как обличить нужду в чём-то столь неординарном, как подарок богу. Уже второй час младший сын рода Фушигуро протаптывал дорожки на, по его мнению, торжественной барахолке, пытаясь найти нечто удивительное. Что-то такое, что можно было бы преподнести, возложив на алтарь молодому богу удачи, для которого уже строился храм с личных средств Мегуми, исправно выделяемых старшей сестрицей.       Маленький алтарь уже был установлен услужливыми сабурау в саду, и парень мог передавать маленькие дары своему другу. Кажется, только вчера ему было семнадцать, и он при попущении слуг в поместье бежал в школу, при которой учился Итадори, чтобы вместе потренироваться бою на мечах или просто прогуляться. Но в один день небеса сотряслись, выстрелив ярким столбом света, и Юджи вознёсся, став самым молодым богом не литературы или войны, а удачи.       Любимец небес, известный легким нравом, был культовым героем для баллад и пьес уже второй год, и его популярность не думала ослабевать. Людям, знающим, что есть боги, было за что молиться, ведь в каждом деле всегда на вашу сторону — или на сторону вашего врага — могла упасть лишняя капля благосклонности такой переменчивой удачи. И оттого сделка, бой или переговоры могли закончиться именно в вашу пользу, поймав шанс на успех, и именно поэтому бог, повелевающий удачей, получил такую популярность.       Маленькие алтари на рынках, в банках, на перепутье дорог или в игорных домах. Независимо от достатка, цели и нравственности, каждый путник останавливался попросить чуть-чуть для себя. Мегуми осуждающе покачал головой, вспоминая последние слухи про умельца, изготовившего статую Ю-гэ по своему видению. Парень тогда лишь похихикал над наивным дурачьём, когда тот с жаром доказывал наличие журавлей, расписанных черной ниткой, на ханьфу божества. Пухлые губы сами собой сложились в улыбку, когда тот мыслями перешёл на предмет спора.       За этот год он ни разу не видел братца Итадори. Тот исчез на небесах и более не появлялся на земле ни разу за всё время.       Фушигуро остановил поток обиды, за это же поправляя сам себя, нервно теребя розовую бусину с нарисованным тигром. Наверняка вознесение свалилось тому как снег на голову, и он много работал, чтобы добиться устойчивого положения, а тонны просьб смертных и божеств вне всякого сомнения сводили молодого бога с ума. Мегуми должен был набраться терпения и приготовиться хорошенько подождать, если хотел встретить его ещё хоть раз.       Жарким потоком по переулку проносится воздух, и заливаются смехом подвесные колокольчики, когда в нос парня забивается терпкий, сладкий, как лучшая вишня с деревьев покойной няньцинь, запах. Мёд из акации, лимон, нагретый ласковым солнышком, и хороший чай. Этот аромат заставляет застыть в ошеломлении, ведь именно так всегда благоухал Ю-гэ, сколько парень себя помнит.       Не очень благородно, но достаточно аккуратно тот взвился на месте и кинул на прилавок несколько монет, явно больших по номиналу, чем должна была стоить одежда. Мегуми всунул тряпку в руки своего сопровождающего и в несколько прыжков выбежал за пределы главной торговой улицы, прислушиваясь к затихающему смеху колокольчиков.       Ощущения обостряются до предела, забывая про то, что ему не нужно столько чувствовать, пока до замершего в воинственной стойке не доходит запах обожаемых Итадори юэбин и няньгао. Фушигуро размышляет о том, что это наверняка ненормально закупаться лишь по одним догадкам и предчувствиям, но ничего не может с собой поделать, пока неверные ноги сами несут его к прилавку выбирать угощение для загулявшего божества.       Торговка, увидев молодого господина, немедленно улыбается, разводя руки в приглашающем жесте и призывая выбирать, пока сама внимательно наблюдает за ним.       Молоденький, едва достигший восемнадцати-девятнадцати лет парнишка счастливо улыбается одними уголками губ, тщательно просматривая каждое печенье и едва ли не ощупывая взглядом васильковых глаз. Длинные, словно данные богом, ресницы искусно обрамляют сапфировые, полные радостного предвкушения глаза, и женщина чувствует, как её губы сами по себе расползаются в улыбке. На вид мрачный паренек, да такой, что, казалось бы, жуть должна пробирать, но, если глянуть чуть глубже, легко можно заметить его волнительное предвкушение перед, наверняка, длительно ожидаемой встречей, и уже бояться юношу было невозможно.       — Молодой человек, вот свежая выпечка, держите. Только с печи сняла. — женщина протягивает сверток со свежим печеньем прямо в руки. — Вашей спутнице невероятно повезло, что у неё есть такой заботливый жених. — задорно подмигивая, торговка замечает, как парнишка спотыкается на ровном месте, суетливо подхватывая печенье. Он стремительно разворачивается, взметнув полы темного гофуку, и, полыхая красными ушами, уходит, стоило только получить желаемое под добродушное хихиканье.       — Господин, куда вы пропали? — обеспокоенный вопль подручного, заметившего наконец пропавшего хозяина, пропитан облегчением. — Ваша сестра мне за вашу пропажу с легкостью открутит голову и не спросит, что это вы потерялись, а не я — вас.       Рассеяно улыбаясь, Фушигуро поглаживает сверток самими кончиками пальцев, воскрешая в памяти лицо того, кому он хочет отнести это, и вздрагивает, когда оживший мираж заходится родным смехом, кружась под неслышимую музыку и весело зовя его: «Ми-сю-ю-юнди-и, ты как всегда вредничаешь!»       — Мне нужно было купить подарок, и это была неотложная задача. — тяжело взглянув на слугу, тот разворачивается к выходу, темнея на фоне ярмарки синим пятном.       — Стойте! Молодой господин, я вас прошу, остановитесь! — суетливо поднимая все покупки, прислужник бежит вслед за своим хозяином, который уже направился к рикше, оставленной на входе. — Видимо, наши покупки подошли к концу... — бормочет тот сам себе.       Отправляясь домой, Мегуми не перестаёт клясть себя на все лады, рассматривая неожиданную покупку и обиженно хохлясь. Наивный, решил, что на ярмарке, где полным-полно всяких запахов что-то значит тот самый, похожий на Ю-гэ?       — Мало ли откуда его принесло, а ты, Фушигуро Мегуми, дурак коих поискать надо. Сломя голову ринулся куда захотелось в призрачной надежде, что это знак. — расстроено заканчивает внутренний монолог юноша.       Синева глаз смотрит на яркие звёзды, заполонившие небо, воскрешая в послушной памяти созвездия, которые когда-то, казалось бы уже в другом веке, а на самом деле три года назад, ему показал А-джи. Кассиопея, Андромеда, Персей, Кефей... Все тут же выстраиваются перед его взглядом, дав возможность полюбоваться ими.       — Мы прибыли в поместье, младший господин! — слуга торжественно распахивает ворота перед повозкой, позволяя въехать на территорию дома. Пока сабурау кидаются к смежной телеге с покупками, Фушигуро подхватывает сверток, собираясь навестить алтарь.       Деревянные гэта тихо перекатывают гравий под ногами, и парень спокойно проходит в сад, наслаждаясь вечерней прохладой и свежестью сладких ароматов, дурманящих разум своей яркостью. Утонченная рука подхватывает спелое манго, пока вторая — скрывается в складках одеяний, выуживая мелкий нож, и срезает фрукт. Быстрыми движениями тот делает несколько тонких разрезов, создавая крупные ломтики сладкого плода.       Удовлетворенно щурясь, Мегуми ест фрукт, неспешно приближаясь к алтарю и пока что недостроенному храму, да так и застывает дураком, смотря на неведомое чудо.       Пожалуй, он бы даже не смог бы рассказать, спроси его, что именно больше всего его изумило. То, что на маленькой скамеечке, прямо перед недостроенным храмом спало божество этого самого храма, и этот объект нагло спал в пропавшем около года назад любимым ханьфу Фушигуро, которое теперь было расшито неземными нитками, или то, что в ухе этого негодяя, на серебряном наконечнике висела бусина, которую Мегуми лично расписывал на пару с Итадори.       Печенье выскальзывает на землю, с тихим стуком соприкасаясь с землей, и Юджи тут же подбрасывает. Тот воровато оглядывается и наконец замечает юношу поодаль. До одури счастливая, яркая до такой степени, что может затмить луну и солнце, улыбка расцветает на красивом лице, стоило только обладателю понять, кто стоит перед ним. Янтарные глаза переливаются сложным комом эмоций, который Фушигуро не может распутать. Удивление, смущение, радость, счастье, испуг и в самой глубине глаз что-то настолько родное и домашнее, что у парня щемит в груди.       Итадори подлетает к нему в два прыжка, сгребая в медвежьи объятья, от которых хрустят кости, и притискивает его к груди, слушая слабое, протестующее против смерти от удушья попискивание.       — Ми-сюнди, я рад, что ты пришел сюда сегодня ночью! — довольно улыбаясь, божество перетаскивает Фушигуро на лавку, попутно отбирая фрукт и поклажу, продолжая нести всё и сразу. — Ты не представляешь, насколько на небесах скучно. Они все такие чопорные, что смотреть тошно. — Юджи продолжает тарахтеть, рассказывая всё подряд.       — Да? — Мегуми не может перестать улыбаться. — Я думаю, что для тебя это была трагедия. Невозможность свободно болтать всегда выбивала тебя из колеи.       Юджи с урчанием, больше напоминающим рокот тигра, висит на шее смертного, довольно скалясь, но потом удивлённо вопит, стоит ему распотрошить предложенный пакет.       — Няньгао? Юэбин? — горящие благодарностью глаза смотрят на парня. — Ми-гэ я всегда знал, что ты не оставишь меня умирать без праздничного печенья.       Фушигуро сметает волной благодарного вихря, который опрокидывает его на мягкую траву рядом с растущей розой. Довольно улыбаясь, божество удачи берёт одно печенье, ломая на несколько частей.       — Фушигуро-лан, вы не соизволите отведать печенья? — подчеркнуто вежливое и официальное обращение к нему от «человека», презирающего все формальности, выглядит смешно, но парень подыгрывает.       — Будьте так любезны, — настолько, насколько это возможно в его положении, парень величественно кивает, — «лунного печенья», пожалуйста.        Тонкие пальцы, всё еще держащие юэбин, откладывают все части, кроме одного кусочка, придерживаемого самыми кончиками, и практически подносят ко рту юноши, но всё же не дают в последний момент, забирая печенье прежде, чем на нём сомкнуться зубы. Он зажимает кусочек «лунного пряника» между зубами, играя бровями.       Последнее, что запомнила луна, это торжествующий смех божества удачи, когда его избранник смущённо, но всё же резко целует его, пытаясь забрать печенье, и возмущённый крик, когда тот проглатывает человеческую сладость раньше, лишь целуя своего ненаглядного без крошки вкусностей, а потом, извиняясь, зацеловывает возлюбленного до умопомрачения.