На неведомых дорожках

Молча сидела на лавочке, глядя перед собой. Встала затем, по дорожке прошлась - в комнату идти никак не хотелось. В груди жила тревога, дергала её, звала, тело требовало движения, усталости, отвлеченности от идущих по кругу мыслей. Анна, ни о чем особо не размышляя, вышла из сквера и быстро пошла по улице. Сейчас не думала, что она не в Затонске, а в чужом, незнакомом городе – маленькая тихая окраина ввела её в заблуждение, мысли закружили, заставили забыться. Она сразу же свернула в боковой переулок – он шел поперек улицы, не особо удаляясь от гостиницы, а затем ненароком повернула еще раз, и оказалась в тупичке. С двух сторон – высокие глухие стены домов, с третьей чей-то забор. Надо возвращаться, но сзади, почти не слышимые, на грани восприятия, почудились шаги, и Анна невольно отшатнулась, ожидая, пока пройдут мимо. Шаги стихли – прошел кто-то незамеченным, или ожидает у выхода? Перевела дыхание, набираясь смелости, и шагнула вперед. И кто-то оттуда шагнул навстречу. Анна схватилась за стену – на дороге стоял Яков. Посмотрела еще раз, потом еще – он стоял и пропадать вроде бы не собирался. И лицо было его, и волосы, но одет, словно купец не из бедных – здесь много таких можно встретить. - Аня, - произнес он, - Анна… Викторовна… И голос его, такой знакомый. Она осторожно шагнула вперед: - Яша? И, не удержавшись, осторожно коснулась плеча – вроде бы, настоящий. Убрала руку, чуть отступив. - Это я, Аня, - хрипло произнес Яков. Как бы он сумел её здесь отыскать? Кто привел его? Спросила самое важное: - Ты как добирался? На чем сюда приехал? Знает она эти шуточки – сейчас настоящий, а через минуту уже нет его. Он плечами пожал: - Обычно, на поезде. - Год сейчас какой? – сама уже не сознавая бредовости диалога. - Девяносто третий, второе сентября, - послушно ответил Яков. И Анна вдруг поверила: - Яша… - Анна Викторовна… я все объясню. Вы… позволите? Он не шагнул, за руку не взял, лишь смотрел, странно, словно боялся. А ведь для него прошло больше трех лет. Почти год в казематах, и уже два с лишним в бегах. Он боялся. Она могла давно позабыть его, могла с тайным облегчением услышать весть о его смерти, или давно уже с этим смириться. И он понимал – что права была бы. А теперь она здесь целыми днями ходила по магазинам, и собиралась на сезон в Москву. Анна сама от страха даже глаза на мгновение зажмурила. Открыла - всё вроде бы на месте. И осторожно взяла за руку: - Яша, да. Как оказалось, в двух шагах от переулочка было небольшое, совершенно пустое сейчас кафе, где можно было присесть за боковой столик. Яков рассказывал, спокойно, четко, словно в голове уже сотню раз проговаривал: - Я поначалу долго скрывался. Еще в себя приходил, долго. Но этого говорить не стоило. - В Затонске меня бы ждали, туда было нельзя. Документы, деньги у меня в тайниках были, некоторые связи старые оставались. Потом на Варфоломеева вышел. Он знает, что я живой. Я по его заданию дальше работал, некоторую важную информацию за это время добыл, и о старых делах тоже. То всё легко доказать в нужный момент. Если получится, возможно полное снятие обвинений, но процесс займет немало времени. Якову вдруг показалось, где-то на грани сознания, что Анна потянулась к нему, и он не выдержал, осторожно взял за руку, прижал к губам – слишком крепко для простого поцелуя. Темной волной ворвались и позабытый давно уже вкус, и запах, и ощущение нежной, беззащитной, покорной ему кожи под его губами. Тут же, вежливо, словно ничего не случилось, отпустил её руку. И единственное спасение, что они встретились именно здесь. Анна замерла. Дыхание застыло, мысли тоже. Как жаль, что они встретились здесь, посреди города, среди людей. Она даже не представляла до этой минуты, как ей его не хватало. И нет, вовсе не акта любви – возможности прижаться изо всех сил, неразрывного кокона из его рук, его жара, его силы. Возможности прильнуть и скользить губами по коже, пить его дыхание, и не отпускать никогда. Как им обоим его не хватает. Запинка, казалось бы, на миг, и Яков продолжает вновь спокойно и взвешено: - Всё не так просто. Если не получится – вместо оправдания будет всё наоборот. И пока я по-прежнему беглый каторжник. Посмотрел на неё вдруг, с отдаленной тоской, с неверием: - Подумай, нужен тебе такой муж? Она задохнулась: - Что? Ты всё время знал? Как ты мог? Он улыбнулся, кажется, с радостью. Он так смотрел и так радовался её возмущению: - Я всего лишь неделю назад точно понял. Я ведь очнулся тогда в камере – а вокруг никому, даже следователю, о венчании неизвестно. Такого ведь не могло бы быть никогда. Он тогда даже решился просить о позволении написать письмо Анне. И услышал ожидаемый отказ, но главное было ясно – о его свадьбе следователь не знал. Тот еще позже пробовал надавить: «Эта, ваша, так называемая невеста», но Яков уже слушал совершенно равнодушно. То, что ему запретили любую переписку, лишь к лучшему – незачем Анну впутывать. Ведь главное он уже знал. Если у узника в одиночке галлюцинации становятся настолько яркими, что затмевают реальность – звонок уже очень серьезный. «Странно, что в вашем случае ограничилось этим», - сказал ему позже врач. Яков прервал разговор. Не ограничилось. И сны о былом виделись, и кошмары, потом, когда сил на сны уже не было. Но их Яков уже не путал с реальностью, понимая – это всего лишь реакция психики, и сойдет он тут с ума или нет, зависит лишь от него. Анна всё еще глядела немного сердито: - Как ты узнал? - Через компанию «Ко и сыновья». Пришлось ехать в Петербург. - Что? – испугалась Анна. – В Петербург? Сейчас, когда тебя вновь ищут? Яков улыбался: - А что делать? Я привык проверять все следы. А они отказывались сообщать хоть что-то по любым запросам. Тогда, еще вначале, Яков поднял старый, не совсем законный, но надежный источник, связанный именно с этой фирмой. И тот «надежный» источник сообщил – информации о подобном нет и никогда не было. Лишь подтвердив то, что Яков знал и так. К тому же в реальности он не поступил бы так никогда. - А недавно в разговоре упомянули, что генерал Левицкий узнал обо мне от юриста из этой фирмы, и через ту же фирму давались деньги неким лицам в тюремной администрации. В подобные совпадения я уж точно не верю. И тогда Штольман поехал лично. Он сидел в конторе, смотрел на бумагу, и лишь один вопрос звучал в голове: «Как?» Он понимал, что ему не ответят. - Анна Викторовна, простите меня, если это еще возможно. И даже если вы никогда не сможете меня простить – поверьте, сейчас нам лучше уехать за границу, где вас никто не достанет. Всё уже готово. Анна молчала. Протянуть бы еще хоть мгновение, еще хоть одно… - Анна Викторовна… - в голосе такая мольба, что сжимается сердце. Анна вздохнула про себя. Говорить надо было. Так многое надо было сказать. Как? - Я…ков Платонович, - куда-то вдруг пропало уже привычное, живущее в ней «Яша…» - У на… У меня… Я… у меня ребенок будет. К концу зимы. Всё. Сейчас он уйдет. Он не поверит, никто не поверил бы – больше трех лет с той ночи прошло. Или подумает, и попытается благородно простить, и не упрекать, потому что деваться некуда, а она… Как она жить теперь будет? Штольман сжал губы, смотрел сердито, очень сердито, почти зло, и укоризненно, как и когда-то, когда у очередного трупа ловил: - Разберемся. Анна, с кем ты связалась? Ты что, не понимала, насколько это опасно? И куда он тебя утянуть мог? Анна так изумилась, что обо всех расстройствах своих позабыла: - Ты что, Семаргла видел? Когда? Что он сказал? Штольман вдруг перестал сердиться, улыбнулся немного растерянно и совсем стал сам на себя непохож: - Недавно, перед самой встречей. Сказал: «Будешь меня от своего мальчишки гонять, особо не увлекайся. Там всё равно не моя сила».        Как сообщить обо всём дома, Анна просто не представляла. Она пыталась взглянуть с точки зрения своих родителей, и приходила в ужас. Но как-то придется объяснять. Штольман вернулся. Штольман хочет встретиться. Забрать её. Мамочки… Виктор Иванович размышлял, и все детали четко складывались в голове: - Это действительно его ребенок? Анна вздохнула: - Да, папа. И подумала, что, кажется, её Яшу сейчас будут убивать. Виктор Иванович побелел, кулаки сжал: - Я его убью! Анна вздохнула: в четвертый раз. Не удержалась, хихикнула. И озвучила вслух, поймав изумленный взгляд отца. И засмеялась, представив всё зримо. Сразу опомнившийся Виктор Иванович срочно принялся отпаивать её водой, кляня себя на чем свет стоит, спокойным голосом убеждая, что всё организуют, встретятся и обсудят. Успокоил вроде бы, встречу назначил, пообещал не волноваться. Вот встретятся, поговорят, он все выяснит, разберется, и никуда Анну впутывать не позволит. Но вначале все-таки его убьет.        Наконец-то решивший все личные вопросы (все нервы ему вымотавшие), Штольман вновь стал спокойным и сосредоточенным: - Едем отдельно, со мной рядом опасно. Тебя будет сопровождать надежный товарищ, встретимся уже на месте. Он всегда был таким строгим, таким собранным и серьезным. И виделись они лишь пару раз, недолго и со всеми предосторожностями. И при Викторе Ивановиче он не то, что за руку взять – он смотреть с тоской не мог себе позволить. А сейчас они в одиночестве поедут в неизвестность – и могут никогда уже не встретиться. И Анна вдруг поняла – нужно поступать как раз наоборот. Абсолютная, кристально ясная уверенность – им надо ехать только вместе, вдвоем. И тогда доедут благополучно, потому что никто в их сторону даже не взглянет. Потому что некоторая слишком нахальная личность всё-таки кое-что ей должна.        …На ветвях разлапистого неохватного древа сидел Семаргл, ногой покачивал. Анна остановилась: - Спасибо тебе. Тот с нарочитым изумлением глянул: - А я-то при чем? Воин твой сам шел, сам и дошел. - За то, что помог. И что не мешал. Тот лишь головой покачал: - Богов уже нет – сила осталась. Я еще с ума не сошел – у перуновой воинской силы на дороге стоять. Ладно, сами теперь разбирайтесь. Анна чуть склонила голову: - Прощай, Семаргл. Тот подождал, пока на пару шагов отойдет, окликнул. Анна обернулась: - Что? - Эх, ведьма, ведьма… помнишь, что ты мне обещала? Этот ребенок, конечно, не на моей дороге – он тоже Защитник, воин. Да у него и выбора не было – если бы отец задержался, кто бы тебя на земле держал? А вот внуков трех, четырех, пятерых… Там вам защитника и одного хватит, остальные - мои. Анна усмехнулась и головой покачала: - Доживем, еще посмотрим. Легкая улыбка промелькнула на резком, словно птичьем, лице: - Не командуй особо, ведьма. Сами решат. И растворился вместе с деревом. Анна задумчиво смотрела вслед. Где-то, о чем-то он всё же умалчивал.