Полная отчаяния любовь

— Отвратительно, — с презрением бросил Нагито. — То, что такой символ надежды поддался отчаянию — просто отвратительно. — Н-нет, Комаэда-кун всё н-не так по-о-онял!.. — хватаясь за волосы, всхлипнула Микан. — Успокойся, Комаэда! Она ни в чём не виновата! — Не видишь, что ей и так пришлось не сладко, а тут ты со своими бреднями лезешь! Несколько одноклассников оградили рыдающую Микан от Нагито. Взгляды их были полны осуждения и негодования. Комаэду это сейчас нисколько не задевало, и он не сдвинулся ни на шаг, пускай против него и встали его ненаглядные символы надежды. В конце концов, они вот-вот совершат ужасную ошибку, если доверятся этой предательнице! — …Комаэда-кун ненавидит меня так сильно? — Микан подняла на него глаза, полные слёз. — Н-неужели я совершила что-то на-настолько у-ужасное? Если я м-могу хоть к-как-то загладить в-вину… то я с-сделаю всё, что п-попросит Комаэда-кун! Я сделаю в-всё, чтобы заслужить его прощение! Нагито слегка опешил. И это было ошибкой. — Погляди, что ты натворил! — Ужасно, Комаэда-кун, просто ужасно… — Демоны из самой преисподней испытали бы отвращение к твоему существованию! Голосов становилось всё больше. Они становились всё громче. Нет, это не правильно. Все одноклассники идут на поводу отчаяния и даже не понимают этого! Нагито ни в одних глазах не находил ничего, кроме ненависти по отношению к себе. Он бросил напряжённый и потерянный взгляд на Микан. Она едва заметно ухмыльнулась, вытирая слёзы. Нагито проиграл отчаянию. — …Разве не чудные были времена? Тогда, в стенах школы, всё было настолько проще. — Проще пускать людям пыль в глаза? У тебя это и до сих пор прекрасно получается, Цумики-сан, — усмехнулся Нагито. Микан в этот момент застыла над ящиком с инструментами, о чём-то задумавшись. После рассмеялась таким чистым и и чарующим смехом, словно настоящий ангел. И без сожалений вонзила скальпель в «пациента», что лежал связанным на операционном столе. Не будь его рот закрыт кляпом, всю больницу бы в этот же миг поднял на уши пронзительный крик боли и отчаяния. Но, увы, никому не суждено было услышать несчастного. — Ох, ну и ну, — озадаченно покачала головой Микан. — Он уже умер? Какая жалость. Улыбка на её лице была такой мягкой, что в сочетании с каплями крови смотрелась просто ужасающе. Нагито спокойно наблюдал за тем, как медсестра оттащила ещё тёплое тело куда-то в сторону и стала старательно протирать операционный стол. — Как долго ещё Комаэда-кун планирует прожигать меня взглядом? — не оборачиваясь, поинтересовалась Микан. — Неужели он всё ещё злится на меня за ту небольшую сцену, что я устроила перед нашими одноклассниками? Если так, то мне правда очень жаль, — в её голосе звучала вина, в искренности которой не хотелось сомневаться. — «Я сделаю в-всё, чтобы заслужить твоё прощение», К-Комаэда-кун, — плаксиво протянула она. — …Неужели Цумики-сан так важно моё прощение? Микан почувствовала, как вокруг её шеи обернули холодную цепь. Звенья впились в мягкую бледную кожу, лишая возможности вдохнуть. — Довольно жестоко говорить такое после всего, что Цумики-сан сделала, не правда ли? — прошептал он ей на ухо. — Хе-хе-хе… Так Комаэда-кун… и правда злится… на меня, — задыхаясь, хихикнула Микан. — Бедный… бедный Комаэда-кун. Никто… не послушал его, хе-хе-хе… — Пожалуй, я злюсь. Мне пришлось наблюдать, как символы надежды погружаются в отчаяние. Хотя, надо отдать должное Цумики-сан: благодаря этому у нас есть шанс увидеть рассвет настоящей надежды. Надежды, которая уничтожит нас… Это будет прекрасно, и все жертвы будут оправданы. Он ослабил обхват цепи, и Микан стала жадно заглатывать воздух. Смеялась сквозь кашель. — Ах, Комаэда-кун говорит такие очаровательные вещи, — улыбнулась она. — Никто тебя не полюбил, никто в тебя не поверил, и всё, что тебе остаётся — верить в надежду. Бедный, бе-е-едный Комаэда-кун. Микан повернулась к нему, ладонью мягко провела по его болезненно-бледному лицу. Другой рукой она взялась за цепь, привязанную к железному кольцу вокруг его шеи, притянула к себе, заставив нагнуться. Губами прильнула к солоноватой слегка сухой коже. Нагито неосознанно попытался было отстраниться, но его тут же подтащили обратно. Ещё и грубо укусили в нижнюю губу, от чего у последующего поцелуя появился яркий вкус свежей крови. — Комаэда-кун, я всего-лишь хочу подарить тебе немного любви, — улыбнулась Микан, на губах которой расплылась чужая кровь. Ответить на это Нагито не дали. Резкий толчок — и вот он уже на операционном столе, на котором недавно Микан лишила жизни невинного человека. На самом деле, далеко не одного. Для медсестры она справлялась даже очень шустро с тем, чтобы привязать пациента к кровати, напрочь лишая его возможности двигать руками. Нависая над Нагито, Микан осмотрела его с головы до ног опьянённым взглядом. — У Цумики-сан довольно грубое понятие любви, — усмехнулся Нагито. — Увы, так и есть. Комаэде-куну придётся простить меня за это, — ласково улыбнулась она, поудобнее устраиваясь на его бёдрах. — Но если это то, как сейчас выглядит моя надежда, что ты с этим сделаешь? Он хрипло рассмеялся. — Раз это твоя надежда, то жалкому слуге, вроде меня, ничего не остаётся, кроме как подчиниться? — Как же бывает трудно с тобой, Комаэда-кун. Сначала ты злишься на меня, а потом готов прислуживать, — Микан озадаченно сомкнула брови. — Неужели? — на его лице появилась ухмылка. — Разве Цумики-сан сама не сказала, что меня до этого никто не полюбил? Как я в таком случае могу не принять любовь своей абсолютной одноклассницы? — …Комаэда-кун просто невероятный человек, — после задумчивой паузы, улыбнулась Микан. — Просто невероятный. Цумики нежно вытерла с его губы остатки крови, мягко поцеловала. Их языки сплелись, железистый привкус ещё не пропал. Микан опустилась ниже, не лишая себя удовольствия искусать шею Нагито, оставить на ней как можно больше своих следов, пока Комаэда прерывисто дышал. Какой же музыкой для ушей были тихие стоны, когда она ерзала на его бёдрах. Микан кусала Нагито, словно желала попросту съесть, ни оставить ни кусочка, никак не могла насытится его телом, тем, что сейчас он принадлежал ей. Её рука заползла под его старый обвисший свитер, добралась до груди и грубо ущипнула за сосок. Нагито охнул, поджал обкусанную губу. Микан почувствовала, что сидеть становится не очень удобно: что-то упиралось в неё. — Так быстро? Комаэда-кун настолько жаждет любви? — хихикнула она, стягивая с него штаны. Нагито вновь не дали ничего высказать, и как только член оказался «на свободе», Микан тут же его оседлала. Вошёл он плавно и беспрепятственно, буквально идеально. Ловко и уверенно Цумики начала двигаться, не позволяя Комаэде вздохнуть полной грудью. Дыхание у него учащалось по мере приближения к разрядке. Микан опустилась на него, слушая, с каким бешеным темпом колотится его сердце. Эта реакция заводила особенно сильно. Ей нравилось видеть, как его лицо ярко горело румянцем. Она бы с удовольствием доводила бы его раз за разом, пока он не потеряет сознание. Так что же такое любовь? Это проявление чистой надежды? Или глубочайшего отчаяния? Микан была готова принять любой вариант. Если её возлюбленная скажет, что это отчаяние, Цумики поверит. Если этот слуга скажет, что это надежда, Цумики не станет спорить. Любовь есть любовь.