Невольник белой ведьмы

Солнце перевалило через шпили башен, и висело теперь над лесом, заливая комнату тëплыми лучами. Снаружи на окно забрался огромный чëрный кот, спрыгнул на пол, с гордым видом прошëлся по ковру, косясь на Авилу. Она проводила фамильяра взглядом, борясь с желанием вскочить и прогнать пинками. Глаза кота горели двумя огоньками, шерсть едва заметно искрилась колдовством. Внимание леди Белории начинало выглядеть крайне навязчивым. Когда кот выскользнул за дверь, кажется, даже дышать стало легче. Алая паутина зависла в воздухе. Авила видела еë без усилий, но главное – она могла в ней разобраться. Сидела на постели над мужчиной и перебирала нити. Прикосновения рождали смутные ряды образов, артефакт словно сам рассказывал, на что он способен. Большинство возможностей были видимы, но закрыты, и Авила поняла, что впервые не горюет о том, что ей недоступна какая-то магия. Приказать, заставить, подчинить полностью. С десяток возможностей повлиять, от легкого внушения каких угодно чувств до полного уничтожения воли и разума. Причинить боль, разнообразие вариантов вызывало тошноту. Лишить зрения, слуха, дара речи, перехватить власть над телом и управлять им, как куклой-марионеткой. Что ж, в те поры, когда пылала война и лилась кровь, могло было нужно делать с врагами подобные вещи. “Война ещë впереди”. Но перед ней не такой страшный враг. “Он – выродок, он совершал отвратительные вещи. Он сделал тебе больно, оскорбил. Вëз в монастырь, где тебя заперли бы навсегда. И ты видела тот сон – он обвинил человека в колдовстве, обрек его на мучительную смерть”. Авила посмотрела на спящего мужчину. Удивительно, но тот уже выглядел куда лучше, чем утром. Лицу вернулся живой цвет, дыхание выровнялось. Когда она подсовывала ему под голову подушку, всë время казалось – сейчас очнëтся, но нет… Да, поначалу она решила, что видела именно его, там, в кошмаре. Но потом начала сомневаться. Он – послушник, а тот, похоже, был полноправным членом ордена. Жетон ещë какой-то… Она не замечала ничего похожего у мужчины перед ней. Единственный знакомый предмет, пряжка на вороте плаща, выглядел во сне куда новее, чем был на самом деле. Искажение, присущее видению, или эта сцена случилась годы тому назад?.. И кем был тот несчастный рыжий парень-ривалонец, как он оказался в чужом краю, почему стал бродягой и прятался в лесу?.. Если он вовсе существовал, и сцена эта – не горячечный бред и не что-то иное, нарисованное высшими силами ради своих, неизвестных целей. “Сколько таких молодых парней на самом деле сгинуло в огне из-за проклятых псов? А ты жалеешь всякую погань, которая хотела вступить в орден и жечь ещë…” С тихим вздохом Авила отпустила нити, и те поплыли, медленно свиваясь в одну. Она сумела сплести настоящий поводок. Артефакт всë ещë был голоден и требовал больше силы, но уже не пытался тянуть. Будто понял, что здесь нечем поживиться. Она положила ладонь мужчине на лоб – просто тëплый. Горячечный жар ушëл. Веки дрогнули, но не открылись. Воображение рисовало отвратительные картины того, что вытворяли псы в чëрных одеждах. Что-то внутри требовало жестокости в ответ. Но Авила поняла, что обращаться с этим человеком, как леди Белория, просто не сможет. Ладно, пускай он тот ещë ублюдок, просто потому, что желал вступить в орден. Но теперь ведь этого никогда не случится! И, если быть с собой честной, этот мужчина спас ей жизнь, хотя мог просто промолчать и не вмешиваться, слишком явно он недолюбливал ведьм. И потом старался вести себя достойно, хоть она и была всего лишь пленницей, связанной и беззащитной. Уж она-то успела почуять разницу между ним и слугами эрла Коллахана. “Он обращался с тобой бережно, потому что видел свою будущую шлюху, которую сможет сношать, если выслужится перед святошами!” Авила усмехнулась. А если и так!.. Теперь, когда они поменялись положением, она сможет подарить то, чего этот послушник хотел – близость. Он ведь ей тоже понравился! И был отзывчив там, в подземелье, значит, чувства в какой-то мере взаимны. Даже простого воспоминания о близости, прикосновениях к его телу хватило, чтобы низ живота отозвался приятным теплом. Авила наблюдала, как мужчина спит. Широкая грудь мерно вздымается, руки закинуты за голову, давая как следует рассмотреть рельефный торс, и даже шрамы и ссадины не портили это тело. Сильные ноги чуть разведены… И взгляд вновь зацепился за повязку, стягивающую бедро. На светлой ткани проступало гадкое желтое пятно. Авила нахмурилась и поспешила отвернуться. Но, подумав, протянула руку, осторожно опустила ладонь на повязку. Прикрыв глаза, она постаралась пробудить тот странный источник света, присутствие которого теперь ощущала так явно. Но ничего чудесного не случилось. Если старый лекарь был прав, и белая сила нужна для того, чтобы помогать другим – то где она теперь? Впрочем, знает она о своëм даре только со слов врага. Это он назвал еë “белой ведьмой”. И мог ошибаться или лгать. Всë, что у неë точно было – три капли алой магии, и она странным образом смогла теперь вернуть над ними контроль. Как только очнулась от мерзкого сна, тут же ощутила прилив сил… Это было странно, но приятно. Что до остального: белого света, странных видений – пусть мать объяснит, что происходит. Авила слишком устала разгадывать чужие загадки. Тяжело вздохнув, она набросила на спящего покрывало, и поднялась с постели. Две служанки принесли поздний обед – жареное мясо, овощи, сыр, колбасы и небольшой горшочек с бульоном. Пахло всë умопомрачительно, но кусок в горло не лез. Через время нетронутый обед унесли. Она потребовала у служанок кувшин воды. Стоило хоть разобраться, насколько уже знакомые способности вернулись. Немного времени спустя шарик из воды покачивался в воздухе над головой. Авила задумчиво проводила его взглядом, чуть наклонила кувшин и, когда вода плеснула через край, отправила второй шарик догонять первый. Они столкнулись в воздухе, слились воедино. Протянув руку, Авила сжала пальцы – шар воды задрожал, взорвался с влажным хлопком и осыпался. Незадачливая ведьма лишь выругалась, когда вода дождëм накрыла еë саму, беззаботно развалившуюся на постели. Отряхнувшись, она с досадой взглянула на пленника – нет, на него капли почти не попали. И он всë ещë спал. Так и хотелось пихнуть локтем в бок, чтобы проверить, насколько крепко. Потрескивал огонь в камине, изредка заходила служанка, чтобы подбросить очередное поленце, справлялась, требуется ли что-то госпоже. Занять бы себя чем-то, чтобы отвлечься, но Авила ничего не могла придумать. Лишь бродила по из стороны в сторону, рассматривала оружие на стенах и полки с артефактами. Памятуя о том, что могло твориться в этих покоях, трогать что-то боялась. Принесли ужин. Авила с унылым видом разжевала пару кусочков колбасы и поняла, что больше не сможет. Когда стемнело, пришëл Гримвальд и сообщил, что с рассветом они тронутся в дорогу. Авила прислушалась к себе – следовало ощутить радость, но внутри царила пустота. Каким далëким и чужим казался теперь дворец наместницы. Словно она покинула его в прошлой жизни. Авила посмотрела на Гримвальда со стороны. Длинные пряди выбились из-под ремешка, стягивающего волосы, рунические нашивки на камзоле выглядели потускневшими. На сапогах налипли комья грязи с присохшими листьями – в лес наведывался за чем-то? При матери он никогда не позволил бы себе расхаживать так. Вид у колдуна был усталый и задумчивый. – Какие-то неприятности? – спросила Авила. Гримвальд лишь хмыкнул. – Не бери в голову, девочка моя. Всë будет хорошо. Аэри знает, что делать, а я позабочусь о важных мелочах, – сказал он что-то непонятное, явно больше своим мыслям, чем ей, и взглянул озабоченно: – А что с тобой? Приказать, чтобы сварили ещë укрепляющего зелья? Авила колебалась, но всë же заговорила: – Леди Белория делала что-то с пленными? У неë в покоях есть коллекция погасших орбов и волос, – спросила она, сама не понимая, почему ей так хочется этим поделиться. – Что это такое, зачем?.. Ей это дозволено? Гримвальд устало покачал головой. – Милая, не стоит сейчас касаться чужих маленьких слабостей. Ты должна помнить о них, но пока они не мешают нашим интересам, задавать лишние вопросы не стоит. Что ж, иного она и не ожидала. Когда колдун ушëл, Авила выгнала служанок, сама потушила свечи, скинула платье и забралась в постель. Лунный свет наполнял комнату, рисуя на стенах чëрные тени. Сон не шëл. Авила лежала в темноте на боку, поджав колени к груди, и слушая тихое дыхание мужчины рядом, и ощущая смутное беспокойство. Нехорошо закончился их дневной разговор, совсем нехорошо… Зря она дала волю чувствам и набросилась с обвинениями. Этот человек – пленник здесь, его положение опасно, и если она хотела завоевать доверие, следовало избрать совсем иной, куда более спокойный и доверительный тон для беседы… Да он сам виноват, раз постоянно злил еë, болтал всякие гадости! Авила постаралась унять возмущение. Мать всегда говорила, что нужно быть снисходительной к дуракам. Но действительность подсказывала, что горе любому недоумку, кто ухитрится рассердить Аэри… Мать никогда не кричала, не выясняла отношения, даже, кажется, не позволяла себе злиться по-настоящему. Но она умела управиться с кем угодно. Эх, и отчего такие полезные умения не всегда передаются по наследству?.. За своими мыслями она не сразу услышала, как тон чужого дыхания едва уловимо изменился. Мужчина качнул головой. Тихо звякнули натянувшиеся цепи. И следом – рывок, от которого содрогнулась кровать. Авила испуганно сжалась. Пленник замер, громко выдохнул сквозь сжатые зубы. Кажется, он еë не заметил. Послышался быстрый неразборчивый шёпот. Молится?.. И тут же снова цепь загрохотала о спинку кровати. – Орвин, – позвала Авила. – Не надо, ты поранишься опять. Он дëрнулся и резко повернул голову. Тусклое свечение луны лëгло на его напряжëнное лицо. Авила осторожно поднялась, опираясь на руку. Под внимательным взглядом было как-то не по себе. Что бы она ни планировала сказать сейчас, всë повылетало из головы. Мелькнула мысль, что зря она погасила свечи. Тлеющие угли в камине почти не давали света. Теперь она не могла как следует рассмотреть лицо мужчины, а он, наверняка, в тени вовсе еë не видел. Напрягся, явно выжидая. Руки медленно двигались – ощупывал оковы. – Как ты себя чувствуешь? – спросила она вполне искренне, и тут же поняла, что зря.