Жмыр судьбы!

Класс прорицаний был искусно оформлен, и наполнявший его аромат свечей и благовоний создавал особую атмосферу. Профессор Онай опоздала всего на пять минут, но студенты не обратили на ее прибытие никакого внимания. Уроки им казались совершенно неважными. Виной всему приближающиеся экзамены и выпускной бал, и каждый уже представлял себя взрослым, готовым покорить мир за пределами Хогвартса. Девушки, собравшись стайками за круглыми столами, горячо обсуждали вопросы нарядов для выпускного. Парням же был не так важен внешний вид, их больше манила жаркая весна за окном и беззаботные гулянки до позднего вечера по улочкам Хогсмида. Сидевшие дальше всех Оминис и Имельда явно не вписывались во всеобщий ажиотаж. На то были свои причины. Мракса предпочитали обходить стороной, Райес было все равно, и она продолжала время от времени поддерживать с ним общение. Все произошло слишком быстро, когда Оминис был на пятом курсе. Катакомбы, орда инферналов и погоня за реликвией, что должна была принести исцеление — все это изначально казалось тщетной попыткой. Все кануло в лету, когда Мракс, не найдя директора, вернулся обратно с помощью летучего пороха. В то время как Анна, захлебываясь слезами и левитируя бездыханное тело своего дяди, немедленно обрушила на него свой гнев, обвиняя во всех смертных грехах. В то мгновение он списал все на шок и эмоции. Позже его пессимизм сыграл с ним злую шутку. Себастьяна исключили из школы, сломали волшебную палочку и поставили запрет на использование любого вида магии. Может Сэллоу порой раздражал Оминиса своими безбашенными поступками и рвениями в бой, когда это неуместно, но он был его лучшим другом. Мракс не желал принимать факт, что их дружба могла рухнуть и при первой же возможности наведался к нему домой. Он отчетливо помнил, как переступил порог, чувствовал, что Себастьян, сидевший за кухонным столом, был не просто разбит, а размазан по стене и практически не реагировал на его слова. Оминис пытался подступиться к нему со всех возможных сторон, искал слова поддержки. Внутри неприятно колотило что-то маленькое и колючее. Неожиданно с прогулки вернулась Анна. В ее глазах явственно читалось напряжение до самых глубин души. Она не успокоилась, и полная гнева продолжала упрекать Оминиса, еще больше толкала его на внутреннее саморазрушение. И где раньше были ее глаза, очевидно, что Мракс просто не мог положительно влиять на Себастьяна и неосознанно подводил его к гибельной пропасти. Пытаясь найти оправдания, ее аргументы, притянутые за уши, быстро иссякли. Тогда она прибегла к пересказу родословной Оминиса, пытаясь придать случившемуся еще больше трагичности. Тем же вечером, копаясь в кучах мусора из своих мыслей, он отчего-то стал себя винить. Мог ли он вовремя отговорить Сэллоу от всего проделанного пути, приведшего того к убийству родной крови? Отнюдь. На самом же деле Анна, страдая от безысходности своего положения, обвиняла всех и каждого в том, что случилось с ее семьей. Она осталась абсолютно одна со своим проклятьем, лишена поддержки дяди и брата, который совершенно оторвался от реальности и существовал в собственных мыслях где-то в недрах своей комнаты. Ее можно было понять, только вот Оминис не понял. Не понял и тогда, когда Анна, не выдержав, написала письмо своей лучшей подруге, в котором описала все свои чувства и эмоции. Слух распространился по школе слишком быстро и началась череда допросов со стороны отдела борьбы с неправомерным использованием магии. Может Оминис и был с рождения незрячим, но ощущал, как многие сокурсники отдалялись, стараясь не связываться с ним. Однако среди них были и такие, которым было попросту наплевать на слухи, и они общались с Мраксом, словно ничего не произошло. Наконец, непосредственно перед началом седьмого курса, от него отстали министерские шестерки, и относительно спокойная жизнь пошла своим чередом. В настоящее время он сидел рядом с Имельдой, слушая, как профессор Онай призывает всех успокоиться. — Я прекрасно понимаю, что весна и вам сейчас не до уроков, — начала с небольшой нравоучительной лекции Мадива, — но вы должны помнить о предстоящих экзаменах! Оставшиеся два месяца пройдут незаметно. В классе разнесся шепот недовольных возгласов, и все принялись лениво пересаживаться за свои столы по два человека. — Ладно, — смягчилась профессор Онай, глядя на ребят, которые жаждали окончания урока, ведь он был последним в расписании. — Сейчас каждый из вас возьмет по колоде карт таро и сделает расклад для своего соседа. После напишите небольшое эссе с определением карты, что вам выпала и можете быть свободны. Студенты Рейвенкло и Слизерина заметно оживились, услышав неожиданную снисходительность и ринулись разбирать колоды. Оминис, осадив Имельду, одним из последних подошел к небольшому стеллажу с разными магическими предметами. На верней полке лежали две изрядно потрепанные колоды. Никто не хотел брать эти старые карты, которые видели уже ни одно поколение студентов, да и золотые руны на черной рубашке сейчас выглядели нелепо. В любом случае выбора не оставалось. Вернувшись на место, Мракс положил одну колоду перед Имельдой. Еще одним фактором, который сплотил их, был непоколебимый скептицизм по отношению к гаданиям, хрустальным шарам, кофейным гущам и прочим подобным вещам. Оминису очень хотелось побыстрее покончить с бесполезным, по его мнению, уроком и добраться до крипты, которая раньше служила убежищем двух друзей. — Ого, — удивленно пробормотала Райес, — сколько помню, первый раз выпадает дьявол, красивая карта. Саркастично ухмыльнувшись, Мракс провел палочкой, пытаясь понять изображение. Существо с длинными крючковатыми рогами восседало на пьедестале, намертво вцепившись в мрамор грязно-желтыми когтями. Жилистые крылья заботливо укутывали мужчину с одной стороны и женщину с другой. Обнаженные, они были облачены в кандалы, увесистые цепи присоединялись к толстому кольцу в самом низу пьедестала. — И ведь кто-то в это верит, — безразлично хмыкнул Оминис, наспех листая методичку в поисках толкования. — Малышка Крессида чокнулась на этих раскладах, — поддержала его Имельда, расписывая свою карту, — интересно даже, сколько дневников она на это потратила, — задумчиво продолжила Райес, зажевав губами кончик пера. — Столько, что скоро ей прилетит запрет на их покупку, — ядовито бросил Мракс и заломил методичку на нужной странице. Имельда злорадно хихикнула в кулак и заглянула в методичку Оминиса. Поведение Мракса в последнее время казалось ей странным. В принципе он всегда был недоверчивым к окружающим его людям, но все же проявлял хоть какие-то эмоции. Сейчас же он казался опустошенным и безразличным. Единственное, что он испытывал — это гнев, который вспыхивал в нем, как только кто-то просил задержаться его после урока или останавливал в коридоре, чтобы задать вопрос. Сам Оминис не замечал этих изменений в себе. Не то чтобы Имельде было какое-то дело до этого. Они никогда не славились крепкой дружбой, но все же что-то ей подсказывало, что Мракс потихоньку теряет самого себя. Один раз она пыталась поговорить с ним как бы между прочим, но он отмахивался и просил не лезть с глупыми вопросами. Впрочем, хотя бы с ней он был более или менее покладист. Мазнув по нему взглядом, Райес уткнулась в свою работу. «Человек не способен держать ситуацию под контролем, отчего навлекает на себя неприятности» — Оминис ненадолго оторвал острый кончик пера от пергамента, читая следующее предложение. Он не задумывался над глупыми словами из методички; в своих мыслях находился в крипте, воплощая свои обыденные и чрезмерно отвратительные действия. Этот секрет он никогда и никому не расскажет, даже если его жизни будет угрожать зеленый луч возмездия. Перо заскрипело вновь. «Поступки приведут к саморазрушению» — гласила следующая строчка. Оминис раздраженно провел ладонью по лицу. Хотелось смачно плюнуть в лицо тому, кто придумал всю эту ахинею. Его жизнь словно застыла на месте, неважно, какие шаги он предпринимал или как стремительно менялся — все осталось неизменным. Да, он сильно повзрослел, стал более сдержанным и осторожным к своему окружению, не более. «Будет кому-то подчиняться или от кого-то зависеть» — на последнем слове Оминис не выдержал, ставя жирную точку, и первым отправился сдать работу Мадиве. — Ты уверен, что все написал? Еще полчаса в запасе, — уточнила профессор Онай, бегло просматривая суховатый текст. — Да, — сквозь зубы подтвердил Мракс, не придав значения неожиданно нахлынувшему приступу агрессии. — Хорошо, — сдалась Мадива, видя решимость Оминиса закончить работу и не желая тратить время на дальнейшие препирательства, — можешь быть свободен. Быстрым шагом подлетев к столу, он стал скидывать в сумку учебники и принадлежности. Желание попасть в крипту неконтролируемо бушевало, уничтожая все остальные эмоции. — Придешь завтра на мою тренировку? — деловито уточнила Имельда, перепроверяя свой текст. — Пять вечера, как договаривались, — бесцветно бросил Оминис и, попрощавшись коротким кивком головы, поспешил убраться из кабинета до того, как Мадива дочитает его эссе. Каждый шаг отзывался эхом, словно мячик для пинг-понга отскакивал от стен. Оминису больше не нужна была волшебная палочка, чтобы ориентироваться в пространстве. Он досконально изучил каждый уголок и закоулок, каждый извилистый коридор и узкую лестницу, ведущую к заветной крипте. Что-то как будто невидимое, потустороннее вело его за руку, минуя все препятствия на пути. Наконец он оказался в своем убежище, укромном месте, ставшим до боли родным и чрезмерно значимым для него. Бросив сумку, Мракс сел на пол, облокотившись спиной о прохладную стену, и тепло улыбнулся. Только здесь он мог позволить себе вывернуть свое нутро наизнанку. Не хватало лишь одного человека, способного держать на плаву. Его бельма мазнули по портрету напротив. Пора, больше не было сил ждать. Поднявшись на ноги, он медленно ступил ближе к пентаграмме на полу. Сердце бешено колотилось в груди от предвкушения. В жизни каждого человека наступает момент, когда накопившиеся эмоции становятся невыносимым бременем и требуют скорейшего очищения. Оминиса все знали, как ярого противника темной магии, но в один момент он столкнулся с непреодолимым желанием прибегнуть к запрещенным методам, только бы избавится от разъедающей душу тяжести. После долгих размышлений он вспомнил о поврежденном портрете с намеренно сожженным лицом. А ведь бездушный холст может стать идеальным хранителем всех его секретов, а еще лучше доверить все человеку, изображенному на нем. Вторая суббота сентября стала знаменательной датой, когда Мракс проник в запретную секцию библиотеки и, блуждая по лабиринтам старинных фолиантов, наконец нашел свое спасение. Мрачные ритуалы уже не казались омерзительными и если честно, то он уже устал на что-либо реагировать. Откинув воспоминания, Оминис сосредоточился на предстоящем ритуале и принялся выкладывать на алтарь все необходимые ингредиенты: человеческий череп, одна треть сердца драморога, пронизанное иглами, благовония, перетертый клюв феникса и еще теплую бычью кровь. Завершив приготовления, Мракс стал бормотать заветные слова, выгравированные на подкорках памяти. По лучам пентаграммы стало растекаться сероватое свечение. Выйдя за пределы пятиугольной звезды, он закрыл глаза в надежде на долгожданную встречу. — Оминис? — сквозь тишину прозвучал чуть хрипловатый голос. — Ты пришел, — голос, столь же тихий, сколь и уверенный, нежно прошелестел в воздухе, обволакивая своим теплом. Не сдвинувшись с места, Мракс хотел прочувствовать этот момент. Она пришла, всегда приходила на его зов, иначе и быть не могло. Но каждый раз, задержав дыхание, он с трепетом ждал услышать свое имя из ее уст. Стараясь унять дрожь в коленях, он сделал нетвердый шаг вперед и рухнул на колени перед своей спасительницей. Исидора плавно опустилась рядом, проведя ладонью по светлым волосам. — Я здесь, — прошептала она успокаивающим голосом, прижавшись лбом к его виску. — Всегда буду рядом. Оминис притянул ее ближе к себе и уткнулся носом в шею, вдыхая аромат волос — запах сладких яблок и прохладу дождливой осени. Слова успокаивали, мысли медленно тонули в вязкой полупрозрачной тенёте. Он чувствовал, как ее сила наполняет его тело, исцеляя раны, от которых оставались лишь бледные рубцы. Каким бы странным это ни казалось, они нуждались друг в друге каждый по-своему. Видимо у судьбы тоже бывает специфическое чувство юмора. В первые месяцы их знакомства они погружались в долгие бурные диалоги, беседуя в первую очередь о насущных проблемах, постепенно раскрывая друг другу самые болезненные темы. Со временем их разговоры становились все более глубокими и интимными, в них обсуждались самые сокровенные мысли и чувства, которые они никогда и никому не решились бы высказать. Оба чувствовали взаимопонимание на каком-то глубоком уровне, на котором никто другой не смог бы понять. Связь становилась все крепче. Оминис мог находиться в крипте до раннего утра, не чувствуя усталости, только бы провести больше времени вместе с Исидорой. Разговаривая, смеясь и утешая друг друга в трудные минуты. Наверное, из них вышла бы хорошая пара, если бы не разница в двести лет. Таинственная атмосфера окутывала со всех сторон, как плотный туман, проникая в каждую пору и каждую мысль. Сев поудобнее, Оминис неторопливо провел костяшками пальцев по бархатистой щеке Исидоры, мягко коснулся линии ее челюсти, словно прося разрешение на что-то большее. Судорожно выдохнув, она облизнула губы, пропуская нижнюю между зубов и, зарывшись пятерней в его волосы, запрокинула голову чуть вбок, дав больше пространства. Мракс обнажил зубы в ухмылке и прильнул губами к нежной шее, оставляя влажные следы. Его прикосновения были одновременно нежными и требовательными, словно он хотел завладеть всем ее существом, но по какой-то глупой причине не мог этого сделать. Исидора испытывала волнующее чувство восторга, граничащего с безумием, которое опьяняло ее разум. Каждый жест, каждое движение Оминиса было наполненно нежностью и отчаянием. За все время он досконально изучил Могранак, знал, как заставить ее тело трепетать от возбуждения и удовольствия. Запечатлел каждый вздох, каждый стон. Рука скользнула по талии вниз, очерчивая изгибы бедра через тонкий батист. В какой-то момент они непроизвольно осознали, что помимо разговоров их стало тянуть друг к другу совершенно не в дружеском направлении. Оминис не чурался факта, что Исидора давно почила, для него она была вполне живой и физически ощутимой. Оторвавшись от шеи, Мракс аккуратно толкает ее на пол и нависает сверху, целуя в губы. Сначала совсем невесомо, сладко и чувственно, чуть погодя требовательней, жарче, позволяя себе углубить поцелуй, проходясь кончиком языка по небу, вызывая приятную негу. Морганак забирается пальчиками под его школьную мантию и тянет вниз, прощупывая изгибы мышц. Пока Оминис пытался справиться с завязками на корсете ее платья, Исидора расстегивала первые пуговки белоснежной рубашки. Разорвав поцелуй, Мракс хотел опуститься ниже, но теплые ладони не дали этому случится. Жаль он не видел ее взгляда, отчаянно ищущего в его бельмах глубокое чувство, гораздо большее, чем похоть. Исидора сдается, пряча ухмылку в уголках губ, и разрешает ему продолжить. Говорят, глаза — это зеркало души. Стоит лишь взглянуть в них, и можно прочитать все сокровенные желания, страхи и признания, спрятанные так глубоко, что человек уже перестал в них верить. Как иронично, что оба лишены такой возможности. Тогда бы все встало на свои места и они, наконец, признали, как искусно пытались манипулировать друг другом, безупречно играя роли бедных влюбленных. Ни о какой любви и речи быть не может, только страсть и взаимовыгода. Исидора находила лазейки в любом диалоге на любую тему, добавляя между строк свои размышления о том, как здорово избавлять людей от боли. Убеждала, что Оминису нужно как можно скорее избавиться от собственной невыносимой боли и стать сильнее, могущественнее. Множество раз Морганак предлагала обучить его необычному заклинанию, автором которого она и являлась. И даже могила не смогла исправить ее помешательство. Но он каждый раз не слушал ее и переводил тему, ставя свои потребности выше всего. Древняя магия, хранилище под школой, на все это ему было плевать. Созависимость Мракса родилась практически сразу после проведения первого ритуала. Исидора была идеальным сосудом для всех его эмоций, ведь никуда не могла от него деться. Иллюзия, что она добровольно отвечает на зов заставляла Оминиса чувствовать себя счастливым. Первый раз она все же пришла сама, не подозревая, что теперь привязана к проклятой пентаграмме на века. Его это не волновало, Морганак выполняла все его потребности: выслушивала, одобряла все его действия, дарила внимание. Она же, будучи в состоянии исступления, с удовольствием шла на контакт. Раз он так сильно зависит от нее, то рано или поздно обязательно сломается и ее работа с хранилищем не пройдет даром. Исидора умудрялась находить правильные слова, подпитывая его зависимость. На каждое прощание делала страдальческое выражение лица и буквально умоляла не оставлять ее в царстве мертвых одну. Оминис слушался и проверял ингредиенты, стараясь стабильно их пополнять. В случае Могранак, она была бессильна, если их связь когда-нибудь разорвется. Ее неистово пугала мысль, что Мракс в этом году заканчивает школу, и старалась подгонять разными уловками. В противном случае ей придется сидеть годами, если не столетиями, и ждать, что кто-нибудь отыщет крипту и проведет ритуал снова. У Омимиса все было проще, он обязательно отыщет все нужное для возложения на алтарь или найдет другой способ связаться с ней. И к сожалению, он его нашел. — Оминис, — прозвучало, как через толщу воды. — Нет, — тяжело прохрипел он, — не уходи! — Пора проснуться. Действие лунной пыли постепенно сходило на нет. С трудом разлепив глаза, Оминис обнаружил себя на полу. Проведя ребром ладони, стирая слой пыли, он обнажил зубы в улыбке, такой неестественной, отчужденной. Едва заметный луч пентаграммы практически стерся за время отсутствия взаимодействия. У Мракса давно закончилась часть ингредиентов для ритуала, их стало практически нереально достать. Тогда он решил прибегнуть к весьма радикальным мерам, только бы увидеть ее. Он долго искал решение, слонялся по деревушкам близ Хогвартса, нервничал и был готов накинуться на любого, кто косо посмотрит. И он его нашел, обратившись к сомнительному торговцу в какой-то глуши. Как объяснил тогда мужчина, лунная пыль — средство от всех невзгод, способное даровать встречи с теми, кого уже нет, главное правильно себя настроить. Оминис воспользовался шансом в тот же вечер. Никогда прежде не встречая ничего подобного, он сделал все строго по инструкции и вдохнул немного пыли. Слизистую резко обожгло. Вонзив зубы в костяшки пальцев, он в страхе отшатнулся, почувствовав странные ощущения под кожей, словно там ползали насекомые. Подступающая тошнота заставила скорее сесть на пол. Тяжело дыша, он уловил странные очертания. Подняв голову, он медленно осмотрелся, ошарашенный тем, что видит комнату, в которой находится огонь в факелах, а главное ее. Свою милую Исидору. Осознание, что все встречи с Морганак, разговоры по душам и даже секс — это галлюцинации, созданные воображением, пришло недавно. Время, проведенное в компании Исидоры становилось короче, дозы лунной пыли повышались, однако этого хватало ненадолго. Ко всему прочему тот странный торговец прикрыл свою лавочку. Перевернувшись на спину, Оминис широко раскинул руки и истерично расхохотался. Остаточная тошнота и слабость в мышцах стали обыденным побочным действием настолько, что приносили удовольствие. По вискам покатились слезы, а он все продолжал надрывно смеяться. Безысходность давила, сводя с ума. У него больше не было никаких вариантов. Поднявшись, он сел на пол, поджав одну ногу под себя. Одурманенный наркотиком рассудок подкинул идею. Если они больше не могут видеться в его мире, значит он должен отправиться к ней. Судорожно пошарив ладонями вокруг себя, он подобрал какой-то осколок и, закатав рукав, полоснул вверх от запястья. Из-за лунной пыли все чувства притупились. Оминис не ощущал боли, даже не думал о ней, он наслаждался теплом собственной крови, сочившейся из пореза. Растерев ее в ладони, он нервно сглотнул, тело и без того слабое, расслаблялось еще сильнее. В воздухе витал сладковатый аромат железа и уходящей жизни, вызывая у Мракса очередной приступ нездорового смеха. Уши заложило, но он успел уловить странную возню возле входа в крипту. — Мракс, мать твою, ты совсем больной?! Он ухмыльнулся, узнав голос Райес. Наверняка она проследила за ним, чтобы узнать сокровенные тайны. Оминис попытался ее отпихнуть, когда та, подлетев к нему, достала свою волшебную палочку и трясущейся рукой наспех шептала заживляющее заклинание. Сил совсем не осталось. Повернув голову в сторону Имельды, он прикрыл глаза, уголки губ непроизвольно тронула ухмылка. Перед тем, как потерять сознание, в голове промелькнула только одна трезвая мысль: а к тому ли человеку он изначально обратился за помощью?