Сестра моя

— Гласс, вставай! Тифлина заворчала, безуспешно пытаясь накрыть голову подушкой. Рога распороли ткань и вынудили вновь заворчать, Орин не обратила внимания, всё пытаясь растормошить сестру. Хвост хлестнул по щеке, выбив слёзы из глаз, но это было привычно. — Госпожа, просыпайтесь. Вы же помните какой завтра день? Дворецкий попытался разбудить их Избранную с другой стороны кровати, но один взмах когтей и лишь милость Отца уберегла его глаза. Орин вновь затрясла покрытое шрамами плечо: — Гласс, ну же! Завтра прибывает Отец, нужно подготовиться! — Выпотрошить вас обоих? Гласс неохотно взглянула на Орин, лениво отмахиваясь от Скелеритаса. Это было естественно, ведь разве могла она любить кого-то больше своей милой сестрёнки? Быстро поправляя одежду, Орин уселась на кровать рядом с тифлиной и нараспев протянула: — Мы найдем много, много хороших жертв. Вскроем им глотки и напоим тебя кровью. Их кишки станут твоим свадебным венцом, мясо — подношением Отцу, а потом найдем ещё больше жертв, Отец увидит какая ты красивая… — Тихо ты! Встаю я. Гласс слишком часто хмурилась и ворчала в последнее время. Орин прекрасно её понимала, убивать стало куда скучнее, чем в прошлом году. Еще сестра почему-то много говорила о своей нарушенной клятве, хотя разве имеют значение любые клятвы кому-либо, кроме Баала? Разумеется, как любящая сестра, Орин попыталась её утешить: — Я почти закончила свой наряд. Потребуется ещё пара недель, чтобы кожа загрубела, но затем… Хочешь, сделаю тебе такой же? Ты будешь прекрасна, вот увидишь. — Она улыбнулась, глядя, как Гласс идет к шкафу с одеждой. Как часто она хотела, чтобы сестра позволила себя нарядить, но та неизменно шипела и отмахивалась. Иногда Орин мечтала о том, чтобы принять её облик и подобрать что-нибудь самой, но само естество противилось этому. Плоть Избранной, самой чистокровной из детей Баала не может быть осквернена перевертышем, пусть даже тоже из рода. Запреты узорами вились на коже, и Орин знала их наизусть. Не касаться. Не перечить. Не мешаться. Скелеритас заворчал, привлекая к себе внимание: — Госпоже ни к чему твои жалкие попытки что-то создать. Кроме того, я уже озаботился её гардеробом. — Он все ещё слишком хорошо уворачивался от ножей. Орин вскочила, пытаясь прирезать назойливого уродца, но тот словно состоял из воздуха. Прошло пять лет, Орин вытянулась и научилась убивать ещё быстрее и кровавее, но проклятый дворецкий не давался ей. Не обращая внимания на их возню, Гласс швырнула церемониальную тиару на стол: — Никто так и не смог это починить? Я не собираюсь спиливать рога, а кишки неудобная замена. — Она одевалась, не смущаясь ни Орин, ни Скелеритаса. Тот запричитал: — Госпожа, но вы же должны понимать, это символ… — Кто ещё её будет носить, если не я? Саревок? Орин? Не смеши. Лучше подготовь мой меч, хочу расслабиться сегодня. Орин нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Гладкий камень холодил ступни, но всяко лучше, чем когда на нем спишь. Лечь в постель к Гласс значило нарушить первое правило, а Орин не могла пойти на святотатство. Нет, нет, нет, не с милой сестрой. И пока Скелеритас сгинул, выполняя приказ, Орин прошмыгнула ближе к своей самой дорогой и близкой. Не для разговора, но просто быть рядом нравилось больше. Не обращая внимания на ворчание, клюнула её в щеку, и тут же была отпихнута, но всё равно рассмеялась, зная, что сестра в любом случае её любит. Взгляд упал на тиару и задержался чуть дольше положенного. Гласс не носила её даже во время ритуалов, заменяя внутренностями жертв, но это ведь было не по заветам Отца. И в то же время голова Орин была меньше, так может… — Орин, не путайся под ногами! Во имя Отца, если я тебя придавлю, то сама же ныть будешь! Орин вздрогнула, поспешно отходя. Гласс собирала волосы в небрежный хвост, кажется, не заметив слабость сестры. Странное чувство свернулось в животе. Конечно, даже мысли о таком были ересью, богохульством, но в то же время… Может сестра позволит руководить хотя бы парой ритуалов? Самыми будничными, которые Орин уже знала наизусть? Ведь разве она не была тоже от крови Баала, разве не заслуживала такой чести? Гласс слабо улыбнулась: — Брось в облаках витать. Я хочу сегодня наесться свежим мясом, так что упустишь кусок, если продолжишь такой быть. Горячее счастье побежало по венам. Орин обожала есть с сестрой! Впиваться зубами в горячую плоть, разрывать её, чувствовать железо крови на языке — разве могло быть что-то лучше? Гласс даже не ворчала в эти редкие моменты единения, наоборот, улыбалась, позволяя приблизиться. Орин поднырнула, всего в одно движение оказавшись прямо перед лицом Гласс. Та покачала головой, фыркая: — Давай уже, собирайся. Скелеритас сегодня будет готовить всё к приходу Отца, так что поможешь с охотой. Надеюсь, есть парочка новых обликов? Орин не тратила время на кивок. Тепло волной схлынуло с кожи, выдох сорвался с губ, когда её тело менялось. Изящный юноша, которого они выпотрошили в том месяце. Светлые глаза, светлые волосы и светлая кожа. Гласс нравились такие создания, тонкие и слишком прекрасные для этого мира. Она говорила, что их плоть вкуснее, и Орин верила. По-другому и быть не могло. Паучьи пальцы обхватили подбородок Орин и с силой повернули её голову. Взгляд чёрно-золотых глаз скользнул по лицу маскировки, и на секунду Орин напряглась. Неужто не угадала? Гласс ждала от мира идеального повиновения, но не любила говорить, что понимала под этим. Орин хотелось верить, что она смогла узнать сестру за эти годы вместе и от того каждый провал сильнее царапал внутри. Хватка на мгновение стала чуть крепче, а затем Гласс легко потрепала Орин по волосам. Таким же светлым как у неё самой, что в этом облике, что в настоящем. Облик матери поблёк за эти годы. Её тело, заботливо уложенное в гроб и до сих пор хранимое у дедушки, высохло, красивое лицо исказилось, а её прекрасные глаза окончательно помутнели. Милая мама, пошедшая против воли Баала, дедушка молчал о ней, но Орин помнила. И вот ведь забавно, в такие моменты как этот, казалось, что Гласс на неё похожа скупой нежностью. Орин боялась этих мыслей. — Всё-таки бывает от тебя толк. Пойдем, время не ждёт. Кровь солнца стыла на горизонте, когда они вышли в город. Гласс поправляла заботливо переданный дворецким меч, Орин жалела, что не может потянуться к своему. Куда меньше и тоньше, чем у сестры, алый, как и сама Орин. Когда она взяла себе это имя, Глассред ухмыльнулась, обнажая клыки. Насмешливо спросила, неужто маленькая сестричка настолько ею восхищается? И хоть сама Орин любила свое прозвище, как и любила цвет крови, что-то в словах сестры оставило гниющую рану внутри. И вот снова заныла, привлекая к себе внимание. Нет, нет, не думать об этом. Дедушка говорил, что как Орин нужно время, чтобы вырасти, так и Гласс нужно время, чтобы понять: кровь Баала течёт лишь в жилах Орин. Значит и род продолжить надобно с ней, ни с кем более. Время все исправит. — Глянь. Так и просится, чтобы сожрали. Гласс облизнула губы, наблюдая за человеком в переулке. Орин привстала на цыпочки, пытаясь понять, как сестра выбирала жертв. Этот на вид ничем не отличался от тех, на кого она обычно презрительно морщилась. Парень, взрослый уже, ровесник Гласс, с торчащими во все стороны темными волосами и в такой же темной одежде. Он скучающе прохаживался по узкому переулку, и Орин невольно начала считать шаги. Странное чувство пробежало по коже. — Сестра, может… — Тихо. Стой тут и учись, если до сих пор ищешь легкую дичь. Орин сжала кулаки в бессильной обиде. Гласс же двинулась к незнакомцу, нарочито-медленно, растягивая удовольствие. Хорошая охота бывает даже важнее хорошего ужина, и Орин знала это. Она знала все уроки сестры, все её слова наизусть, но замечал Баал лишь старшую. Нечестно. Орин прижалась к стене, выглядывая из-за угла совсем как в детстве. Незнакомец обернулся, и Орин ожидала увидеть страх, но никак не… Улыбку? Да, он улыбался! И от его слов, спокойных и уверенных, мурашки пробежали: — А, Избранная Баала! Вот значит ты какая. Что?.. Гласс остановилась, потянувшись за мечом. Мужчина отвесил демонстративный поклон: — Энвер Горташ, Верховный Инквизитор Бейна. К твоим услугам. Орин вцепилась в стену, не чувствуя даже как ломаются ногти. Бейнит! Гласс должна выпотрошить его прямо здесь. Выхватив меч, Орин осторожно приблизилась, дрожа от предвкушения. Какого цвета его кровь? Как он будет кричать? Но почему-то Гласс не спешила: — И зачем тебе я? — Какая разница? Убей его! — Дедушка бы уже это сделал! Гласс повернулась, вроде бы лениво, но Орин невольно сьежилась, чувствуя её гнев. Но за что? Разве не верным будет принести этого идиота в жертву Отцу? Ведь он же жаждет смерти, а что может порадовать лучше смерти последователя его врага? Горташ наблюдал за ними, и Орин ещё сильнее хотелось перерезать ему глотку. Раскроить эту улыбку от уха до уха, вот бы тогда все посмеялись! Гласс вернулась к разговору: — Чего ты хочешь? — Всего лишь разговор. Я знаю то, что может тебя заинтересовать, а ты можешь сделать то, что поможет мне. Выколоть глаза, один достанется Орин, другой Гласс. Машет так руками, так пусть подавится своими пальцами! Орин попыталась приблизиться к Гласс, но та, не обращая внимания, подошла к Горташу. Неприятное чувство начало оплетать плечи и грудину. Что-то ускользало от Орин, она ещё не могла сказать, что именно, но чувствовала это. Ведь любого другого Гласс выпотрошила бы без лишних слов, но Энвер Горташ был жив и сейчас рассказывал о костях их братца, чьё имя казалось Орин просто набором звуков. — Я пойду с тобой. — Она хотела взять Гласс за руку, чтобы та кивнула, сказала, что гордится. Но вместо этого раз за разом сталкивалась с холодным золотом в чужих глазах. — Нет. И тогда Орин впервые почувствовала обиду, горькую как любая боль.