White light

Минхо не дышит. Он сидит в кустах, затаившись между полуголых веток, и прислушивается. Где-то рядом кто-то шуршит, стараясь ступать тихо по мелким иголочкам и пожухлым листьям, но те ломаются с треском, выдавая преследователя с головой. В детстве мама учила: когда заметишь рядом зверя, спрячься и не дыши, пока опасность не отступит. Мамы давно нет ни рядом, ни в этом мире, но Минхо помнит и не дышит. Человек, что шёл за ним по пятам, явно не зверь, но растерзает не хуже. В сумерках видно плохо, полуголые кроны не пропускают достаточно света, но массивные ботинки, что останавливаются практически перед носом прячущегося, бросаются в глаза сразу, заставляя тело мелко задрожать. В нос ударяет странный запах шерсти и влажной травы, когда заросли перед ним кто-то нагло раскрывает большими ладонями. — И кто у нас здесь? — Хриплый голос сверху звучит, как громовой раскат среди ясного дня, — Вылезай, пока сам не вытащил. Минхо не знает, как забрёл в лес настолько далеко. Даже если бы сейчас он был в безопасности и совершенно один, то не смог бы найти дорогу до деревни. Когда соседка пришла ранним утром, снова жалуясь на боли, парень уже предполагал, чем это закончится. Запасы трав и грибов почти истощились, вот он и пошёл за новыми. Пошёл, но оказался на границе. На границе с чужой землёй. Ещё в детстве мама рассказывала сказки о странных людях, что могли превращаться в животных. По её словам, они жили совсем недалеко и были не опасны для деревенских, иногда даже помогали и защищали от диких зверей и разбойников. Но сейчас мамы рядом нет, а человек напротив, облачённый в волчью шкуру, доверия не внушает. — Я не хочу заставлять тебя силой, поэтому не противься, — вразрез своим словам, незнакомец больно дёргает за запястье, а после завязывает наглухо глаза и пихает в спину, — Иди вперёд. И Минхо идёт. Он не знает, куда его ведут, путается в ногах, периодически спотыкаясь, пока его не берут под руку. Тогда остаётся только поспевать за широкими шагами провожатого. Вот только куда его всё-таки проводят: на смерть или..? Он мог бы сбежать, руки и ноги целы, повязку с глаз содрать много времени не займёт, но какой смысл? Его догонят и сделают хуже. Мама учила вести себя спокойно, хотя бы только внешне. Они идут долго, проворачивают много раз, меняя направление, явно путая. Незнакомец в волчьей шкуре больше не говорит, лишь тянет вперёд, пока наконец не останавливается. Повязку стягивают в тот же момент, но Минхо нужно несколько минут, чтобы привыкнуть, прежде чем он может разглядеть в темноте крыши собственной деревни. — Не ходи так далеко в лес, можешь наткнуться на кого-то из наших, — говорит незнакомец, вставая напротив. В мягком свете луны парень-волк уже не выглядит таким пугающим, а вот его рана на груди почти кричит, прося помощи, — А, кстати, подожди, — он зачем-то лезет к себе в рюкзак, и Минхо уже в этот момент хочет дать дёру, пока не замечает в чужих руках свой мешочек с травами, — Ты обронил в чаще, возьми. И Минхо берёт, но не мешок, а незнакомца за руку и тянет в сторону своего дома, расположенного почти на отшибе, совсем недалеко от леса. Без слов он заводит ничего не понимающего волка в дом, усаживает на табуретку, тащит чан с тёплой водой и чистую тряпку, прежде чем опуститься на колени перед юношей. Он протирает края раны, осматривая поближе повреждение, пока волк смотрит сверху-вниз, всё больше округляя глаза. Проходит полчаса, прежде чем Ли заканчивает обрабатывать кожу остатками нужной настойки из трав и накладывает повязку. Он поднимается с колен, усаживаясь на свободную табуретку напротив, и смотрит в глаза незнакомые пристально, что-то выискивая. — А.. я Чан, кстати, — парень-волк улыбается широко и теперь совсем не кажется страшным, — Спасибо, что подлечил, но всё бы и так зажило. — Останешься на чай, Чан? — впервые открывает рот Минхо, сжимая в кулаках ткань мягких штанов.