С приветом из Элизиума

Неметон под ним был необычайно теплым, почти горячим, но не обжигающим. Каждая трещина на спиле когда-то могущественного и цветущего древа светилась нежным желтым цветом, отчего кожа лежащего на пне мальчика не казалось такой болезненно бледной. Стайлз не мог совладать со своим телом, и поэтому просто молчал, боясь, что если откроет рот, то начнет рыдать в голос. Он с нежностью гладил короткие, грязные, засаленные волосы мальчика, чья голова лежала на его коленях. Перебирал золотые пряди, убирал их с лица. Стирал кровь с лица, не обращая внимания на то, что это не помогает и струйка крови из уголков губ никогда не исчезает. Появляется снова и снова, как зацикленное видео. — Мечик, мне так жаль, ты же знаешь, что я хотел не этого, — Лука закашлялся и тяжело сглотнул, но вновь попытался улыбнуться. — Мы заслуживали лучшего. Ты заслуживал. Все ради нас. Стайлз лишь кивает и давит всхлип. И следующий за ним, и еще один, а потом срывается и плачет в голос. Некрасиво плачет. Размазывая по лицо слезы, сопли, кровь с грязных рук. Рыдания шли из самой глубины, сотрясая тело с каждым завыванием. Он не может поверить, что перед ним человек, которого он потерял несколько лет назад. Тот, чье тело он видел в погребальном саване. И тот, с кем ему не дали проститься. Мальчик, которого окрестили героем, и сказали забыть как о страшном сне и не вспоминать. — Ты умер, а я не был с тобой, я помню, как ты ушел и следом я вижу, как Джексон сжигает тебя в саване. Лука, я, я ничего не понимаю, Лука… Кастеллан с ощутимым трудом поднял руку и взял Стайлза за предплечье, провел пальцами по огрубевшей с годами коже, к ладони, где переплел их пальцы. — Мечик, дыши, сделай вдох. Пожалуйста, тебе надо успокоиться. — Как я могу успокоиться? Ты себя слышишь? Лука! Ты мертв. Джексон клялся, что Они даровали тебе Элизиум, но вот он ты. В чертовом Бейконе, на этом проклятом пне, что принес этому городу кучу проблем. Лука! Ты появляешься и тут и истекаешь кровью, медленно умирая. Я не. Я не могу. Как? Как?! Сквозь слезы Стайлз смотрит на Луку, в уставшие голубые глаза, что с каждой минутой теряют свой цвет. — Если бы я был с тобой, то ничего бы этого не произошло. Мы могли просто уйти, взять мой Роско и уехать на Аляску. Только ты и я, Лука… Кастеллан кашляет и кровь пузыриться в углу его рта и Стайлз опять всхлипывает и вытирает все краем своей клетчатой рубашки. Лука становится все бледнее и уже даже магия Неметона не может удержать его. — Да, надо было тебя послушать, Мечик. Но я все испортил. Но знаешь… Знаешь, твой друг выторговал для нас это время. Парень сказал, что сильно тебе задолжал, и я не знаю, как он это сделал, но я рад. Рад, что могу увидеть тебя, в последний раз. Могу… Могу попросить прощения. О Мечик, мой умный мальчик. Лука целует его тонкие пальцы, касается сухими губами, шепчет о прощении. Сбивается с английского на древнегреческий, но Стайлзу плевать, он ловит каждое слово полубога, каждый хрип и вздох. — Когда пришло мое время, мне казалось что я вижу тебя. Ты стоял за его плечом, плакал, как сейчас, но я знал, что ты был в безопасности. Всем сказал, что ты неприкасаемый, никто не пошел против приказа. Я защитил тебя. Мечик. Защитил. И других я хотел спасти. Стайлз кивает, заверяя, что полубог смог его защитить, оградить от опасного мира и плевать что оборотная сторона, где был сам Стайлз, была такой же опасной. Врал для успокоения души. — Да, Лука, ты защитил меня. Ты молодец. Ты всех нас спас. Ты герой, аг а пи му. Для всех, для меня. Лука! Кастеллан улыбается, а его взгляд становится потерянным. — Я люблю тебя, умный мальчик. Забью тебе место в Элизиуме. Полубог улыбнулся своим словам и разжал хватку на руке Стайлза, который не сдержал крик боли. Свет Неметона становится ярче и из щелей на срезе пня взвивается рой светлячков, в котором растворяется тело Луки. — Светлячки… — и Стайлз понимает, кто выкроил им пару минут. Неизвестно как и почему, но он верил что все это было правдой, а не видением от горя. Иероглиф «личность», все так же на его теле, полубог коснулся его кончиками пальцев и прошептал. — ЭфхаристУмэ.