C43H66N12O12S2

В этом мире нет ничего, что нельзя было бы объяснить логикой и здравым смыслом. Значит, можно было и провести исследование, занести это в дневник наблюдений, построить на этом позже научную работу, и возможно даже выступить с ней перед светлыми умами всея академии. Но есть всё-таки вещи, которые не надо поддавать обычным, научным объяснениям — они не нуждаются в этом. Это Тигнари знал, и принимал как истину. Встречаются они странно — взглядами, холодными и серьезными, прямо посреди густой толпы зазнавшихся высокомерных выскочек. Где-то в Фонтейне на очередном консилиуме. Уши дёргаются, разоблачая заинтересованность. Не сразу становится заметно, но Тигнари специалист в определении таких симптомов у других людей: грудная клетка начинает захватывать больше воздуха, руки смыкаются за спиной, глаза следят неотрывно. Может, всего самую малость, хочется увидеть как это красивое, будто мраморное и идеально гладкое лицо станет другим. Как будут дрожать губы, как будет краснота — от румянца или крови с прокушенной кожи? — смотреться на фоне синих прядей. Но пока это отражается лишь пару мгновений в глазах Тигнари, прежде чем его зовёт очередной старый знакомый. Позже, позже он обязательно вернётся к этому замечательному индивиду, который... Возбудился просто смотря на его хвост. Когда Тигнари уходит, то чувствует на своей спине и мягко покачивающемся кончике хвоста тяжёлый взгляд. Он надеется, что они снова встретятся как можно скорее. В этом мире нет ничего, что нельзя было бы разобрать на составные части, понять как оно работает, заглянуть внутрь и уяснить механизм работы. Значит, везде можно провести прохладным, блестящим скальпелем, изучить все внутренности, вынуть органы, и... Далее по четко выверенному алгоритму. Всё в этом мире можно объяснить рационально, отринув чувства. В этом Дотторе был твердо уверен. Сталкиваются снова они неожиданно, и не слабеть внутри от этих хитрых глаз да соблазнительной усмешки не получается, поэтому когда Тигнари предлагает зайти на чашечку чая, обсудить последние новости из научной колонки «Паровой птицы», Дотторе соглашается. Не сразу, но всё-таки понимает, какой смысл кроется за этим словами, и соглашается без капли стеснения. Это всё-таки научный эксперимент, не так ли? — Твой пульс ускорился, — шепчет прямо в ухо Тигнари, одной рукой почти нежно сжимая запястье. Мысленно считает удары, а острыми ноготками второй руки проводит по чувствительной шее, царапая кожу. Теплое дыхание щекочет раковину, от колючих прикосновений хочется то ли съежиться, то ли податься навстречу. Нет, Дотторе не краснеет — ни за что. Он давно уже научился владеть своим телом, во всяком случае внешними проявлениями. От этого и интерес, сможет ли хоть что-то его вывести из равновесия? Смогло. Удивление захватывает ещё функционирующий мозг. Не каждый человек мог так быстро возбудиться без определенных препаратов-стимуляторов, а тут лишь от пары прикосновений и подразнивающих касаний кончиком хвоста — им управляют осознанно или нет? Как получаются такие плавные движения? Позже надо узнать — уже хочется почувствовать какого это будет. Укус за ухо становится неожиданностью, всё тело дёргается, на удивление не от злости или страха, нет — от внезапной волны возбуждения. — И о чем же ты задумался? — мурлыкает Тигнари, уже расстегивая рубашку. Промолчать легче всего, что он и делает, лишь поддаваясь движениям. Позволяет снять с себя вещи, попутно принимая поцелуи и укусы, и... Поражается своей реакции. К огромному смущению — слишком бурной. Стыдно признать, но у Дотторе ещё не было опыта в половой жизни, или, как было принято говорить в обществе — он всё ещё являлся «девственником». Ему не была интересна эта тема до некоторого момента, а после, когда оказалось, что во время полового акта, а также в момент эякуляции, вырабатываются вещества, влияющие на элементальную магию... Уже не было никого, кто согласился бы провести этот опыт. Да и быть в чем-то несведущим — разве это не порок? Поэтому он здесь. Уже голый, распростертый под мало того что обладателем глаза бога, а значит ещё и обостренной чувствительностью к элементам, так ещё и не совсем человеком. Разве не прекраснейший образец? Разве не уникальная возможность? Поэтому даже когда его начинают мягко и нежно растягивать, попутно расцеловывая, кажется, все тело... Даже тогда он старается запоминать и сопоставлять это с тем, что он читал. Но его ловят на этом — и смотрят сердито. — Не думай ни о чем, — даже если Дотторе хочет все рационализировать, тут ему это не позволят. У Тигнари были другие планы, никак не относящиеся к науке, и если у партнёра другие цели, то это проблемы его. Главное — чтобы процессу отдавались двое, и всем было приятно. Дотторе хочет возразить — они здесь совсем не за этим, но вдруг дышать становится тяжело, а тепло — везде тепло, так тепло, будь проклят этот климат... или это не он? — и удовольствие пронзает тело. Хочет возразить — и не находит слов, когда Тигнари сначала входит, а немного позже начинает и двигаться внутри. Уже забывается и цель эксперимента, и то, что надо было хотя бы поставить незаметную камеру, чтобы позже проанализировать всё лучше. Первое время он пытается следить за состоянием организма, за своими реакциями, подмечает как играется Тигнари, пробуя найти эрогенные зоны — у него получается — но взгляд замыливается, дыхание даётся всё труднее, а удерживать внимание на чём-либо, кроме волн удовольствия и болезненных укусов становится... Попросту невозможно. Никогда Дотторе не мог подумать, что это может быть настолько... Приятно. До дрожащих коленей, до подрагивающего живота, до такой дикой истомы, что пальцы на ногах поджимаются, а пальцы хватаются за всё, до чего могут дотянуться. И он отдаётся этому чувству. У Тигнари партнёров было много, но никто до этого — даже он сам, когда был принимающим — не был настолько чувствительным и при этом абсолютно беспомощным. Видно, что полагаться на чувства, остаться без привычной опоры в виде науки, быть брошенным в океан наслаждения — непривычно для Дотторе, но как же он красив в этом смущении и потерянности. Как и ожидалось, румянец и слезы на ресницах неверятно идут бледной коже, а искаженное в удивлении от ощущений лицо подобно лучшим картинам фонтейнских галерей. Изучать Дотторе... Интересно. Находить его чувствительные места, следить за тем, как он пытается не показывать свою реакцию на то, что приносит удовольствие, как он подавляет стоны и звуки, и понимать это. Снимать весь этот налёт спеси и высокомерности, видеть настоящие эмоции. От этого хвост почти непрерывно виляет, а удовольствие от секса умножается в тысячу раз, и одна из последних мыслей Тигнари, перед тем как ускорить темп, наслаждаясь выкриками и сдавленными всхлипами — обязательно надо задержать это создание рядом с собой подольше. Сначала кончает Дотторе, его потряхивает и выгибает, а громкий, очень громкий стон сдержать просто невозможно. Ещё немного времени, и сам Тигнари рукой доводит себя, нагибаясь над все ещё дрожащим телом и утыкаясь носом в ключицу. После ложится прямо сверху, давая обоим остыть. Они лежат пару минут тихо, расслабленно, но идиллия проходит так, будто её и не было. Тигнари чувствует, как его почти стряхивают с такого приятного и теплого тела, реагирует недовольным стоном. Поднявшийся с кровати Дотторе начинает недовольно шептать что-то себе под нос, выискивая свои вещи по всей комнате. — Ну что ты такой недовольный, тебе не понравилось? — услужливо спрашивает Тигнари, чуть усмехаясь, — Понял теперь, что такое... Не совсем для научного изучения? — Влечение — это всего лишь химическо-биологический процесс, а удовольствие достигается стимулированием определенных зон, благодаря этому происходит выброс гормонов, а значит всё это поддается научной... — и замолкает, понимая что его абсолютно не слушают. Тигнари сыто мурлыкает, потягиваясь на кровати. Разнеженный, довольный, приятно-уставший. — Конечно, конечно, как ты захочешь, — мирно соглашается Тигнари, но улыбка у него хитрая, а взгляд лишь кажется покорным. — В следующий раз обязательно... Запишем ход эксперимента. Уходя и закрывая дверь, Дотторе думает про «следующий раз»... И понимает, что не находит в себе отторжения. Даже если он снова пойдет не так, как планировалось.