* * *
Федора в три часа ночи разбудил тихий плач Вани. Он изо всех своих изнеможённых сил прижался к нему горячим тельцем. Достоевский вскочил с кровати — Гончаров посмотрел на него туманным взглядом. Колоть его второй раз жаропонижающим нельзя, а от таблеток вырвет. Тут в голову Достоевского пришла идея о необычном лекарстве. Раз пероральным способом лекарства вводить нельзя, будемНеобычное лекарство
26 февраля 2024 г. в 16:10
Примечания:
Укажите пожалуйста на ошибки
Сейчас было только два часа дня, и температура у Вани спала до тридцати семи и четырех. Это была не норма, и Достоевский принес чашку с водой, в которой развел уксус в пропорции один к трем. Он подошел к Ивану и помог ему сесть.
— Хорошо, теперь разденься до белья, — распорядился Федор.
Иван послушался, снял пижаму, повесил на спинку кровати. Сейчас была особенно заметна худоба младшего.
Федор намочил небольшое полотенце в разведенной с уксусом воде и начал обтирание.
Первым делом протер грудь, плечи, подмышки больного. Потом спустился к животу, после и к ногам, в особенности под коленями.
Когда Достоевский протирал внутреннюю сторону бёдер, Ваня заливался краской.
В то время, как таблетки боролись с температурой внутри, Федор убирал температуру снаружи. Иван дрожал от температуры и остатков лихорадки.
Закончив, Федор взял легкую простынь и укрыл ей Гончарова, а Ваня отчаянно закутался в ней и тихонько захныкал.
Достоевский погладил его по голове, шепча утешения. Иван понемногу успокоился, потянул Достоевского за руку, безмолвно прося лечь с ним.
Фёдор лег, а Гончаров прижался к нему, стараясь обхватить холодными ручками своего тепленького врача.
Совсем скоро Ваня засопел, уткнувшись носиком в плечо Достоевского. Федор умилился и тоже решил поспать, ведь ночь обещала быть беспокойной.
(анальным блин) ректальным.
— Потерпи чуть-чуть, я сейчас.
В ответ раздалось лишь неразборчивое мычание.
Федор покопался в аптечке и извлек из нее упаковку жаропонижающих свеч, с которыми и вернулся.
Гончаров воззрился на него с ужасом и еще сильнее укутался в простынь, стараясь сделать из нее непроходимый щит.
— Убери это от меня! — слабо, сипло воскликнул он.
— Почему ты так боишься? Это просто маленькая свечка. Тут нет ничего ужасного.
У лидера организации был опыт возиться с малышней — хоть с теми же Сигмой и Гоголем. Достоевский положил свечки на тумбочку, а сам подошел к Ивану и обнял, ласково поцеловав в макушку.
— Я знаю куда их засовывают... — краснея, сказал Ваня.
— Ну и что? В этом нет ничего ужасного. Чем быстрее начнем — тем быстрее закончим, так что ложись на бочок или животик, как удобнее, — улыбнулся Достоевский, ласково гладя по голове и волосам, от чего Гончаров не выдержал и прижался к старшему.
— А ты можешь делать... Это... Не в перчатках? Ты же знаешь, я очень не люблю врачей, а перчатки напоминают мне о них, — залился краской больной.
— Как скажешь. Ты только ляг, — напомнил Фёдор.
Гончаров кивнул и, приспустив штаны, лёг на левый бок и притянул колени к груди.
Федор, распаковав пару свеч и, стараясь не смущать пациента, ввел первую свечку в сжатое, горячее колечко примерно на 2 фаланги пальца. Когда Гончаров резко расслабился, думая что все закончилось, Достоевский быстро всунул вторую свечку и перевернул Ваню на живот.
— Полежи так минут десять, пока свечки не растворятся,— повелел Федор, моя руки.
—Как скажешь, — прошептал Гончаров, медленно засыпая.
Примечания:
Рада комментариям!