***
2. И вот, в чем проблема: Тодороки никогда не была влюблена прежде. Её это просто не интересовало. А теперь? Боже. Она и не знает, что лучше: не испытывать или испытывать это. Тодороки немного теряет рассудок, много случайно поджигает вещи и периодически хочет подарить Мидории Луну, Солнце и Землю. Да что угодно. У неё золотая карточка, блин, Старателя, так что она и не такое может себе позволить, уж какие-то плюсы были в том, чтобы иметь фамилию Тодороки, но Мидория всегда начинает заикаться, когда Шото предлагает заплатить за неё в кафе или когда дарит дорогущие коллекционные фигурки. И вот опять. — Э-э-эт-то что, Тодороки? Глупый вопрос. В руках Мидории эксклюзивное издание полного собрания мини-комиксов (не манги — это важно; ну, как говорит Мидория) про Всемогущего. Эксклюзивное потому, что внутри интервью от художницы, сценариста и Всемогущего, а ещё его автограф и кое-какие забавные заметки о правдивости некоторых историй. Тодороки пришлось запариться, чтобы найти эту штуку на eBay, но оно того стоило. — Не нравится? — вопрос не менее глупый, потому что Мидории точно нравится, но надо же как-то спасать ситуацию. На календаре четырнадцатое февраля, если что, ну, это так, к слову, вообще… это просто совпадение, ага. Ну, сначала Тодороки хотела подарить кольцо от Картье с белым золотом и тремя бриллиантами, потому что бледный серебряный отлив восемнадцатикаратного золота и блеск гранёных камней делали бы руки Мидории ещё более прекрасными, но затем вспомнила, что Мидория не просто задротка, она мегазадротка, и — да, колечко ей бы понравилось, но это? Ха. Она будет ходить окрылённая ещё примерно пару лет. А кольцо Тодороки отложила в корзину официального интернет-магазина до следующего праздника. На всякий случай. — Нравится! Но, Тодороки, это же!.. Сколько ты за это… — Мелочь. Я хотела тебя порадовать. Щёки Мидории наливаются забавным пунцовым цветом. — Больно часто ты меня радуешь. — Твоя улыбка стоит каждого йена. — Тодороки! Огненная причуда тут у Шото, но кажется, будто запылает сейчас именно Мидория.***
3. Вот ещё одно новое чувство, которое разблокировалось вместе с влюблённость: ревность. Не то чтобы сильная, но и не то чтобы обоснованная. Во-первых? Они просто подруги. Подруг не ревнуют. Особенно к парням. Во-вторых? Мидория притягивает к себе людей — очевидно, что вокруг неё будет много как девчонок, так и парней, но хуже всего, когда рядом появляется Бакуго. Они знакомы с детства — и Тодороки завидует, потому что ей бы тоже хотелось иметь возможность взрослеть рядом (и вместе) с Мидорией, а Бакуго тот ещё кретин, если не осознаёт того, как ему повезло. Не просто не осознаёт! Он дал Мидории это унизительное прозвище, постоянно её задирал и обзывал, а Мидория только улыбалась. — Я не понимаю, — честно признаётся Тодороки после того, как Бакуго снова грозился поджечь Мидорию, — ты никогда не пытаешься сделать хоть что-то. Они идут бок о бок: Мидория сжимает в руках тетради с бесконечными конспектами, отказываясь от любой помощи, а Шото позволяет себе насладиться тем, как её плечо время от времени задевает плечо Мидории. — Каччан не такой уж плохой, — бормочет Мидория, отводя взгляд, — я знаю его почти столько же, сколько знаю себя, поэтому могу точно сказать, что вся его ненависть — это скорее проявление дружбы. Тут уж не попишешь. — Он тебе… нравится? Мидория тут же тормозит, и Тодороки требуется какое-то время, чтобы осознать, что рядом уже никого нет, и тогда она оборачивается, глядя на стоящую на несколько сантиметров позади Мидорию, у которой и без того огромные глаза распахиваются только сильнее, но щёки не краснеют, хотя именно этого ожидала увидеть Шото. — Тодороки, — серьёзно говорит она, и Шото слышит в её голосе точку в конце предложения, — ты же знаешь, что мне нравятся девушки? О как. — Теперь знаю. Мне тоже. Тодороки на самом деле не уверена, насколько тут подходит это «мне тоже», потому что ей нравятся не девушки — ей нравится одна конкретная девушка, но, справедливости ради, парни её не привлекают, так что, наверное, всё логично. — Оу, — моргает Мидория, — ну… Ура? Мы типа в одной лодке? А могли бы быть в одной кровати. — Но к чему был этот вопрос про Каччана? — хмурится Мидория, сжимая пальцы на обложках тетрадей. — В смысле, мы даже не ведём себя друг с другом как-то по-особенному. Как тебе могло в голову прийти, что я влюблена в него? Мимо проходит кто-то из преподавателей, не обращая внимания на то, что прямо сейчас в стенах Юэй происходит нечто, что способно перевернуть современную мировую историю вспять. — Вообще-то, — прокашливается Шото, — очень даже ведёте. — Неправда. — Правда. — Непр… Тодороки, — вдруг хмурость снова сменяется округлёнными глазами, а затем — улыбкой, — ты что, ревнуешь? За пару лет, конечно, многому можно научиться, но Шото почему-то до сих пор не может контролировать огненную часть причуды, иначе как объяснить запах гари, появившийся из ниоткуда? Наверное, её щёки пылают прямо сейчас, пока лицо остаётся совершенно беспристрастным. — Как ты пришла к подобному выводу? Мидория смеётся, делая шаг навстречу Шото. — Просто пошутила, ткнув пальцем в небо, но, кажется, оказалась права. Не волнуйся, ты моя номер один. — Что, даже Всемогущий уступает мне? — Вау, — наигранно серьёзно отвечает Мидория, — знай предел. Но в конце она улавливает тихое-тихое: «даже Всемогущий уступает тебе». И ревновать к Бакуго уже не хочется.***
4. Ночёвки — это одна из тех вещей, которых Шото была лишена на многие годы, спасибо, папочка, ну да. — Никогда?! Тодороки угукает, и все вокруг смотрят на неё с ужасом, но для неё это никогда не было трагедией: во-первых, у неё и друзей толком не было, так что желание остаться на ночь с кем-то априори не возникало, во-вторых, не такая это уж и проблема, а Урарака так поджимает губы, будто Шото держали в плену. А насколько это далеко от правды… — Тодороки… — подаёт голос Мидория, и это единственное, на чём Шото концентрируется, чтобы отвлечься от сочувствия со стороны всех. Ну, кроме Бакуго. — Х-хочешь остаться у меня на ночь? Бум! Это что, сердце так колотится? Вот чёрт. Шото сохраняет спокойное выражение лица, но если Мидория, скажем, положит свою ладонь не на плечо Тодороки, а на грудную клетку, то сразу поймёт, что что-то неладно. Наверное, бедное сердечко Тодороки уже не выдерживает всего, что происходит, и решает сбежать. Нельзя осуждать. О, а ведь все замолкли, да и взгляды стали скорее выжидающими, будто они наблюдают за каким-то безумным тв-шоу. Бум! Бум! Ритм отдаёт прям в глотку. — Хочу, — кивает Шото, и это чудо. Ну, что её голос не дрожит. И что сердце всё ещё на месте, несмотря на отчаянные попытки убежать. — Спасибо, Мидория. Голоса вокруг них снова оживают, будто ничего и не было, а Мидория улыбается так ярко, что могла бы заменить всё освещение в Юэй собой. Собственно, это просто история о том, как Шото оказалась в такой ситуации. Комната Мидории — одно из самых потрясающих мест в мире, здесь Тодороки чувствует себя в безопасности, потому что каждый сантиметр этого пространства так и кричит: «здесь живёт Мидория Изуку! Будьте осторожны и постарайтесь не задеть мерч». Но что ещё более приятно: на полочках стоят не только фигурки (многие из которых — это тоже подарки Шото…), но и фотографии в рамочках. Где-то видно дурачащихся Урараку и Мину, где-то — Яойорозу, которая красит лицо прикрывшей глаза Мидории, пока их кто-то фотографирует сбоку, но в центре стоит их общая фотография. Самая-самая первая. Тодороки представляет Мидорию, которая мнётся в типографии, пока печатаются все эти снимки. В общем-то… ничего принципиально нового. Шото здесь бывает чаще, чем у себя в комнате, но сегодня она впервые останется на ночь. — Если хочешь, можешь спать на кровати, а я устроюсь на полу, — предлагает Мидория, заламывая многострадальные пальцы, — но, если тебе будет комфортно, можем вместе на кровати… устроиться. — Мидория, ты моя лучшая подруга, — хмурится Тодороки, — мне будет комфортно. Даже приятно. Последняя фраза вырывается сама, но Шото не возражает. Иногда честность не помешает. К тому же, когда до Мидории доходит смысл слов, она отчаянно краснеет и начинает улыбаться, а её глаза сияют не хуже рождественских ёлок. Они дурачатся какое-то время: всё-таки из-за учёбы пришлось прийти ближе к ночи, а завтра вставать рано, так что скоро — даже скорее, чем хотелось бы, — они укладываются на кровать. Одну кровать. Кровать Мидории. От одеяла почему-то пахнет мёдом; Шото неловко пытается устроиться, но затем чувствует, как со спины её обхватывают чужие руки, а после видит пальцы, украшенные шрамами, и, что ж, никто не сможет обвинить Тодороки в том, что она ласково гладит их, прижимаясь к Мидории настолько близко, насколько это возможно, позволяя ей уткнуться в шею. Впервые за долгое-долгое время Шото засыпает в считанные секунды — окутанная мёдом и любовью.***
5. Каминари вытягивает их в зоопарк. Урарака и Асуи тут же прилипают к двум огромным жирафам, Киришима тянет Бакуго к львам, и они с Мидорией и Каминари остаются втроём, не особо задерживаясь рядом с какими-то конкретными животными. Кудри Мидории сочетаются с зеленью вокруг, Шото бы обязательно запечатлела это ну хоть где-нибудь, но рисовать она не умеет, а фотографировать как-то… неловко. И это огромное упущение со стороны всего человечества: не любить Мидорию — её портреты были бы куда знаменитей Мона Лизы или Венеры Милосской. И, может, эти мысли так увлекают Тодороки, что она не сразу замечает, как её рука оказывается в чужой ладони, а может, всё дело в том, что это ощущается слишком правильно, чтобы обращать внимание на такое, но в любом случае. Вау. Они держатся за ручки — как настоящие девушки. Каминари идёт чуть впереди и всё болтает, Мидория посмеивается над его нелепыми шутками, а Тодороки просто сжимает пальцы, желая ощутить ещё больше тепла. Никто не задаёт вопросов, когда они сталкиваются все вместе на выходе.***
ответ: +1. — Я тут подумала, — шепчет Мидория сквозь сон. Ага, они опять ночуют вместе. Такими темпами Шото может переносить свои вещи и оставаться жить тут. — Ты можешь звать меня Изуку. — Знаешь, Изуку, — не особо противится Тодороки, — я тебя люблю. И ты можешь звать меня Шото. Мидория — Изуку — на секунду перестаёт дышать: Тодороки чувствует это грудью, потому что на этот раз большая ложечка она и именно она прижимается к чужой спине, обнимая Изуку. — Это… по-дружески любишь? — спрашивает тихо-тихо. Шото зарывается в её кудри, пропахшие выпечкой, потому что сегодня вечером они стащили пару синнабонов, и мягко чмокает макушку. — По-дружески в том числе, но не только это, понимаешь? Ты для меня… даже не знаю, как это описать. Я просто люблю тебя. Изуку выпутывается из её цепких объятий, и на секунду становится страшно, что всё это: все их касания, весь неловкий флирт, каждая ночёвка — просто ошибка. Что Шото неправильно поняла, а теперь она потеряет не просто подругу — она потеряет половинку своего сердца. Но Изуку склоняется над лицом Тодороки и смотрит в упор внимательно. А потом. Целует. Это довольно непривычно: впервые в жизни кто-то касается губ Тодороки так, и она даже теряется поначалу, но быстро приходит в себя, когда осознаёт, что у неё есть возможность целоваться с Изуку. В смысле! Её губы! Такие! Мягкие! Тодороки не сразу прикрывает глаза, позволяя себе насладиться лицом Изуку, и, наверное, это выглядит странно, но кому какое дело. — И теперь мы встречаемся? — спрашивает Шото, потому что ей важно услышать это. Мидория по-доброму хихикает. — Мы и так встречались, но, кажется, сами этого не знали. И то верно. Шото снова тянется за поцелуем, желая утонуть в этих чувствах. Интересно, смогут ли они выспаться сегодня?