Lonesome And Sorry

Черт. Это больно. Горячая кружка кофе, что покоилась в руках, обжигала. Плевать на это. Больно чувствовать поражение. Поражение столь для него унизительное. Оно разрушило его репутацию, его достоинство, его честь, заработанную его руками. Это просто невозможно. Семь гребаных лет… Семь гребаных лет в нем селилась надежда, что эта чертова улыбка больше не появится перед его глазами! Семь гребаных лет он со спокойной душой вел свой бизнес, овладевал вниманием аудитории и ее «доверием». За эти семь лет он успел отвыкнуть от этого чертого напряжения, которое создавал этот чертов радио-демон! И вот, он возвращается столь же внезапно, как и исчезает, опускает на колени на глазах у всех зрителей и запускает в эфир свои чертовы подкасты, переманивая грешников из его цепких лап интернет сети в свои капканы охотника. Отвратительно, противно. Унизительно! Рука сжимает чашку до треска. – Твою мать! – он разом ударяет руками по столу, кофе разливается по всей поверхности, обжигая руки. Шипение, будто змеиное, срывается с зубов, словно длинный язык был готов вылезти и пригрозить всем ненавистникам своим смертельным ядом. Скрежет ножек стула по полу раздается эхом, когда Вокс резко поднимается, пытаясь избежать попадания хоть капли на одежду и, не дай дъявол, на экран, – Черт, это больно, – он потирает руки, чувствуя странное покалывание, контрастирующее с кипятком напитка. Это покалывание было таким знакомым… До странности знакомым. Так болела его душа, когда он видел свое великое падение с верхов рейтинга и популярности в самую бездну, которую вежливо и благополучно построил его завистник. Был ли «завистник» завистником? Не путает ли он роли?.. К черту! Все это не важно! У них война, и не имеет значения, кто какую роль пытается сыграть на сцене, на которую устремлены взгляды тысячи и миллионы взглядов грешников. Отвратительно, противно. И вновь перед глазами всплывают надменный взгляд, улыбка, усмешка. Развернувшись, он хватает стул за спинку откидывая его в сторону. Вновь грохот, вновь эхо. Была бы его воля, и он бы заставил его потерять это самодовольство, заставил бы почувствовать это свободное падение, заставил бы жалеть о всем содеянном. Листки на столе, что еще не были тронуты лужей кофе, которая медленно подползала к каждому небрежно разбросанному, чуть приподнялись от внезапных полетов стула, но были скинуты прочь со стола обожжёнными руками. – Не помогает! Все это - не то, мать твою! – Рычит властитель новостей и телевизионных шоу, сжимая руки в кулаки до дрожи, до боли, -- Гребаная принцесса! Гребаное радио! Гребаный Аластор! – Голос уже срывался от стольких обреченных криков. Тело от гнева тряслось все чаще, на руках остались ссадины от стольких сжиманий рук. Грудь вздымалась от разных эмоций, в которых явной доминантой был гнев, что медленными волнами плыл по всему телу, начиная с самого нутра, плывя и цепляясь на тоненькие нити нервов, за каждую косточку, за каждый орган, оттягивая, сжимая, скручивая, пробирая до невыносимой дрожи. Это гнев от поражения или от своей беспомощности? В какое невыносимое положение Аластор его поставил. Он сомневается. Сомневается во всех своих действиях, во всех своих мыслях, во всех чувствах. Все те планы, что он пытался выжать из себя, лишь бы утереть этому оленю нос, были небывалой бредятиной, что и расписана небрежными каракулями на этих помятых пергамертах, что прямо сейчас, будто бы листья деревьев, спускающиеся с высоты на землю, чуть покачиваясь в пустотном воздухе, завораживая и уходя в танец, вальсирующий с порывами, летели к земле. Кофе не помогал сохранять разум в покое, не помогал и бодрствовать. Скоро он сойдет с ума. Унизительно! Он уперся руками в край стола, выдыхая, пытаясь привести себя в чувства. Когти царапали площадь стола, оставляя глубокие впадины, которыми он будет любоваться еще долгое время, как гребаное напоминание о том, что с ним сделал этот олень всего парой слов. – Спокойно, Вокс, – он вдохнул и со вздохом выпрямился, протирая рукой край экрана. Улыбка кривая натянулась на лице. Она была готова тут же сползти, но его самообладание он должен был сохранять при любом состоянии. Он был на исходе. – Еще ничего не потеряно, верно? – Он закусил щеку, осматривая свое отражение в темном экране потухшего компьютера. Нервный, уставший. Улыбка сползла. Сдается? – Блять… – он кусает свою щеку еще сильнее, заставляя себя отвлечься хотя бы на это, – Если ты думаешь, что я остановлюсь на этом и убегу на семь лет, поджав хвост, как ты, то ты ошибаешься, сукин ты сын! —он тыкнул в соседний экран в тот самый расплывчатый, красный, самодовольный, отвратительный, противный, нутро сжимающий, нелепый силуэт, но взгляд от него не отлипал. Он редко когда мог отвести взгляд от него, и непонятно было, почему его так тянет к этому. Непонятно было, почему какие-либо слова других людей, которые он слышал не раз, не задевали так, как этим мог орудовать Луизианец. Семь лет его не видел. Он должен что-то придумать, лишь бы тот понял, что он зря отказался тогда от сотрудничества и зря перешел ему дорогу, лишь бы обратил внимание… – Вокс, милый? – внезапное тихое появление знакомого голоса заставило мужчину вздрогнуть, поджимая нервно плечи, и задуматься о его стабильности рассудка. Кинув взгляд через плечо, он замечает высокий розовый силуэт, запахнувшийся в свои пышные крылышки. Валентино… – А, Вал, – он тут же разворачивается к тому с натянутой улыбкой, весь образ источает уверенность, к которому все и привыкли, которые все видели по телевизору каждый чертов день. Но эта уверенность смешана с раздражением и недовольcтвом, которые не проскочили мимо Мотылька – Не услышал, как ты вошел. Что-то важное? – он сцепил руки за спиной, чуть приподнимая голову и осматривая сопартнёра, улыбка сползла с его лица за мгновение, – Как долго ты здесь? – Блять, если он слышал хоть часть из того, что было произнесено в этой комнате, то он даже и не знает, что делать. Он уже совершенно не понимает, что делать! Все планы, которые его посещали, были тем самым фруктом на огромном древе, до которого никак не дотянуться рукой сколько ни пытайся. И в такие чудесные моменты у твоего врага всегда есть лестница или способность залезть на это высоченное дерево, чтобы этот невыносимый фрукт достать. Он всегда был на шаг впереди. Бесит. – Достаточно, чтобы понять твою ненормальную одержимость, – игриво улыбнулся глава всего порно-пиздеца, что крутится на предназначенных для этого сайтах. Он вальяжно подошел к тому ближе, а Вокс яро чувствовал его изучающий взгляд, который скрывался за этими розовыми очками. Явно не понимает, что делает, явно не видит всей опасности ситуации, всей абсурдности. Этот взгляд сейчас был совершенно для него не нужен. Лучше бы свалил подальше. Лучше бы не появлялся, – Знаешь, меня, конечно, забавляют ваши чудесные разборки, которые сейчас у каждого грязного грешника на устах, но это напрягает, – Он подносит свою лапку к лицу и обхватывает губами длинную дымящуюся трубку, что лишь добавляла демону особый шарм, дайте только ему это в руки. Вокс же с настороженностью наблюдает за тем, выгибая виртуальную бровь, – Прекращай, Вокс, – он выдыхает дым прямо тому в лицо. Морщинка виртуальная проступила у носа то ли от гнева, то ли от отвращения, – Этот Бэмби того не стоит, – трубка указала на тот самый расплывчатый, красный, самодовольный и так далее силуэт, что продолжал мигать на экране. – Вал, – Глюки разом распространились по всему экрану, покрывая его лицо, крепкая хватка одернула руку одного из V. Экраны, что были вокруг них замигали, погасив все улики «любования» Вокса Аластором. Сует свой нос куда не надо, – У тебя что-то важное? – гневный взгляд был устремлен на вишневые зрачки, которые с явным недоумением смотрели на напарника. – Какого хрена, Вокс?! Не ты ли мне говорил, что мы не должны топтать нашу репутацию разными бесполезными и необдуманными действиями?! – он попытался одернуть руку, указывая другой на мигающие экраны, – Еще немного и ты будешь перед ним на коленях ползать, лишь бы внимания полу… Резкое движение рукой заставило мотылька заткнуться и нагнуться, внимая будоражащий рычащий рык, наблюдая нервный, уставший, но до жути злой взгляд его друга. – Еще хоть слово, Валентино, и я заставлю тебя отработать каждую букву, которую ты произнесешь, самым грязным способом, который только ты можешь в своей пустой голове представить, – Когти впивались в предплечье, Вал скалился, но молчал, замерев еще на секунд несколько, после чего резко отстранился от того, Вокс же позволил ему выбраться из его хватки. Шерстка белая вспушилась, мотылек нервно поправил одежду, выдыхая. – Чертов безумец, – он разворачивается и идет на выход, продолжая бурчать себе под нос всякую несуразицу, которую, по его мнению, Теле-демон не должен был слышать. Было ясно дано понять, что лучше сейчас с ним в его манерное передразнивание не играть, – Надеюсь ты не забыл, что сегодня вечер Оверлордов, лучше бы тебе там появиться, – вскинул брови тот, как последняя высокомерная сука из американских сериалов, и стремительно поднялся на лифте на этаж выше. Ведущий устало падает на кресло у мониторов, выдыхая последний воздух из легких, за этим выдохом и последние силы покинули его. Вся эта суматоха вокруг его соперника измотала его до предела. Казалось, что еще немного, и он и впрямь перестанет понимать, что происходит вокруг него. Надо было отвлечься. Вечер Оверлордов в джаз-ресторане… Вокс всегда удивлялся таким встречам, считал их ненужными, истощающими разговорами. Никогда на них не появлялся. У него и так было слишком много важных дел, которые обеспечивали ему качественное внимание аудитории, его безопасность в бизнес плане, его доход и популярность. Что нужно еще? Всем доволен, только сейчас он почувствовал неописуемое напряжение, от которого зубы сводило. Быть может, стоит появиться хоть раз. (Taking back my crown – Tom Gaebel) Взгляд ленивый, уставший упал на экран. Рука медленно проскользила по нему и вновь перед ним появился Демон. Он все смотрел и смотрел на красный силуэт, а в голову все лезли и лезли мысли. Мысли эти съедали изнутри. Не давали покоя. Выдох короткий. Разочарование заставило ком в горле камнем встать поперек: не проглотить, не выплюнуть. Губы поджались судорогой свитые. Не может же быть такого, чтобы этот мерзкий демон спихнул его с пьедестала. Как же невыносимо больно. Ведь он сам когда-то приходил к Аластору, протянул руку, чтобы вместе стоять на верхах всего видео правительства, вместе вершить судьбы, но… Отказ. С такой насмешкой отказал. Так небрежно отнесся. Вокс хотел вести с ним дела, проводить это время вместе, хотел обрести опору, которую никто не сможет свалить с ног. Хотел быть другом. Или, быть может, чем-то большим… Но заливистый смех задел его Эго. Сейчас же эго было убито точным выстрелом в сердце. Его всегда будоражил этот человек. Он был необыкновенен, не похож на кого-либо другого. От его взгляда хотелось то ли замереть, растечься водицей по полу, то ли прижать того куда только можно прижать, вцепиться, разодрать, лапать. Быть может, то предложение было не совсем корректно сформулировано, может быть, в предложении этом были лишние слова, что совсем не относились к деловому рукопожатию, ведь взгляд этих глаз заставлял каждый раз поправлять галстук нервно, отводить взгляд, а после пристально глядеть. Сосредоточение уплывало из его разума, позволяя себе некультурно лишнего. Но этот чертов отказ! Ах, как же хотелось оторвать Аластору руки, что так нежно и лелеяно обхватывали свою дурацкую радио-палочку. Нет, все-таки он сходит с ума. Он протянул руки перед собой, осматривая их с болью. Неужели из этих цепких рук вырвали узду? И кто? Тот, кто нагло посмеялся ему в лицо. Больно. Больно… Быть может, он делает все не так, как надо? Быть может, это не тот путь, который нужен, чтобы остаться на вершине? Быть может, он просто… – Был ли я кем-то? – руки его сжались, – Кем-то мне стать дано судьбой, – и вновь тяжелый вздох. Зрачки плыли по радио-демону, пытаясь зацепиться хоть за что-то, что позволило ему так легко пошатнуть теле-демона, – Только кем-то… – прищур остановился на хищной улыбке, такой противной, но внушающей страх каждому грешнику. Но он ведь не боится? Эти клыки только тянут. Это ли его настоящие эмоции? Или он играет роль? Что он такое? Что он чувствует? Что чувствовал бы, если бы так же был повержен? Быть может, чтобы дать отпор, что-то надо изменить? К черту! Вокс встал из-за стола, разворачиваясь к экранам спиной. Он – один из сильнейших! Он – Оверлорд! Ему не надо ничего менять! Он и так уже на вершине. Он и так добился всего! Осталось лишь… Внимание. «его» внимание. Он нуждался в нем. Нуждался, как никогда. Ведь именно оно дало бы ему безграничную силу, которая наполняла бы его самолюбие и эгоизм энергией. Но признать этого он не мог. Не мог признать, что зависим от такого же властного эгоиста, как он сам. Зависим от Аластора. – Взгляни на меня, Аластор! – он обращается к той самой памятной фотографии, что сейчас была порвана, порвана на эмоциях, порвана часть, на которой был сам Вокс, фотографии, что является для него такой значимой, фотографии, что мирно висела на стене и сверкала своей желтой улыбкой, – Трудно стало – сброшен с коня. С пьедестала, – вновь скалясь, шипел он тому, срывая ее, сжимая ее в руках, будто это последнее, что у него осталось. Но с такой ненавистью сжимал. – Жду устало. Но, видимо, зря, – выплюнул он эти слова, тут же разворачиваясь и быстрым шагом выходя на огромный балкон, с которого было видно раскинувшуюся картину грешного ада. Руки уперлись в перила, сжимая до боли в кончиках пальцев. Голова упала на грудь, что вздымалась тяжело, – И я так упрямо ползу на вершину… – шепот пробрал бы любого до мурашек, ведь в нем слились гнев, разочарование и безысходность, которого напугают каждого, – ¬Пусть всему конец, – и только сейчас, когда все прочие эмоции отошли на второй план, он почувствовал легкое воодушевление, странное для него, чертово воодушевление. Взгляд решительный взмахнул к красному небу, наполнился решительностью, – я верну венец царя! – он поднял руку, что сжимала гребаную фотографию. Он не позволит больше так поступать с ним. Он придумает что-нибудь. Повержен, но не сломлен. Никогда. – Я верну свою корону! – рука ослабла, а бумага, столь много значащая для него, легла на волны ветра грязного, унося в неописуемую картину, как маленький мазок, завершая репродукцию, которую он наблюдал отсюда каждый день. ( People = shit – Richard Cheese ) Музыка. Звон бокалов, приглушенные голоса, вплетенные в нити разговоров. Барабаны отбивают ритм, под который каждый бы захотел щелкать пальцами или подтанцовывать. Грешники размеренно играли на инструментах, солист обольстительно обхватывал микрофон, уверенно восседая на стойке. Музыка и атмосфера утягивают в свои особые ноты наслаждения, душа отдыхает, уши наслаждаются. Лишь отдаленный столик сидел и погружался в свою недовольную атмосферу. Троица Vи скучающе вздыхали, утыкались в телефоны, не желая даже взглянуть на это отвратительное общество, что окутано особыми движениями и словами. Как бы то ни было, даже Вокс, что пришел сюда лишь для того, чтобы отвлечься, скучающе оглядывал толпу людей. – Зачем мы сюда пришли? – с выгнутой бровью перевела недовольный взгляд с экрана телефона на живой телевизионный экран Вельвет. Она уж точно и уж явно не была поклонницей таких мероприятий только по одной причине, – Серьезно, сюда приходят только старики, которые соскучились по своей жизни в допотопное время! Ты только посмотри на это! – она указала рукой на мимо проходящую улыбающуюся девушку, что была укрыта в чудесное платье в пол, подол которого покачивался вслед за ее движением таза, – Какой это век, мать вашу? – Терпи, Вельвет, нам нужно быть здесь для поддержания статуса, – устало проговорил ведущий каждого шоу, упираясь подбородком в руку. – Который ты так дрожаще позволил посрамить красному ублюдку? В Вельвет вцепился взгляд, хозяин которого был готов сейчас набросится на нее и разодрать на кусочки мучительно. Но за секунду он переменился в лице, натягивая широкую самоуверенную улыбку, выпрямляясь в спине. Нельзя. Срываться нельзя. -- Вельвет, – посмеялся тот, – нам сейчас совершенно не стоит голосок повышать, еще немного и восстановиться мы уже не сможем, ха-ха! – Натянутая улыбка продолжала сверкать, как у голливудского актера, от которого не может отвести взгляд ни один человек. Но девушка лишь встала резко из-за стола, с прищуром зыркнув хищным взглядом на Вокса: – Ты и не сможешь, – она вылетает в сторону, уперев ручку в бок, гневно поглядывая на каждого Vи. Валентино, что все это время утыкался с безразличием в телефон, изредка поднимая взгляд на разгневанную женщину, вздохнул, – вы как хотите, а мне плевать, я ухожу, – она разворачивается на каблуках и стремительно направляется на выход. Вокс явно вымотанный и раздраженный таким взрывным характером заметил на себе взгляд мотылька, который медленно встал вслед за их подругой. Тем временем музыка сменилась на более оживленную, напоминая «Great Balls of fire», а народ, что все это время стоял в стороне с воодушевлением смотрел на центр танцпола, присоединился к внезапно танцующим. – Пойдем, Вокс, – укутавшись поудобнее в свои крылья, он направился вальяжно в сторону выхода за покорительницей моды. Вновь вздох и каждый Vи теперь медленно, в отличии от девушки, шагает к входным дверям, которые выпустят их на волю. Смех и оживление придали встрече демонов совсем другую атмосферу в этот чудесный момент. Люди веселились, отплясывая, как в последний раз, ухватываясь друг за друга в танце. Ох, пары уходили в ураган! Пару шагов осталось до долгожданного свежего воздуха, еще немного, но лишь одно не дало мужчине убраться с этого «бала» вместе с остальными V. Девушка, заливаясь смехом, кружась, выбилась из толпы, врезаясь в Телевизор. Реакция не заставила ждать, давая силы демону схватить внезапную бурную даму и не упасть вместе с ней на пол. подхватывая ее и с недоумением явным устремляя на нее свой взгляд, Вокс рычит, выгибая бровь, на что девушка лишь рассмеялась, неуклюже выкручиваясь из хватки и к нему лицом разворачиваясь, вкладывая свою ручку в его с явным напором и уводя в танец. Валентино оборачивается, замечая явное недопонимание меж демонами, и останавливается, придерживая Вельвет вслед за собой. Не желая поддаваться этому небрежному танцу, Вокс хмуро пытается вытянуть свою руку из хватки. Громкий смех доносится со стороны его друзей, но ему совсем не до этого, ведь в это мгновение из его руки вырывает милую ручку когтистая, до боли знакомая лапа. С замиранием сердца взгляд судорожно поднимается к тому, кто увел девушку от него. Широкая желтая улыбка заставляет все его тело окаменеть. Хищные глаза смотрели прямо на него, с явной издевкой, будто высмеивали в который раз. Легкое движение заставило даму вновь закружиться в руках, приглушенный радиопомехами смех в танце направился в глубь толпы. – Мистер Аластор! Я не знала, что вы такой танцор! – с хохотом удивлялась демонесса. Аластор. Музыка будто бы застыла в ушах, он перестал ее слышать. Мир вокруг будто замер. Лишь красный силуэт не потерял свои краски, верно и уверенно кружась вместе с незнакомкой, которая с удовольствием поддавалась каждому резкому его движению. Тело будто онемело, застыло, окаменело. Пульс перебил веселую мелодию. Шок наполнил всего его, будто он был сосудом для подобных сжирающих душу эмоций. Вокс сделал один шаг вслед за демоном. Сделал, выжимая из себя все силы. Ему не показалось. Он здесь. Прямо перед ним. Танцует, как ни в чем не бывало. Кружит девушку в нотах джаза. Что-то кольнуло в груди, а кончики пальцев покалывали. Холод прошелся по всему телу, заставляя его напрячь каждую мышцу. Еще секунда, и он чувствует нежное прикосновение к плечу. Мотылек нагибается к тому, чуть приспуская очки. – Вокс? Ты…– казалось, он сказал что-то еще, но это было не важно, ведь он, будто пес, сорвавшийся с цепи, с этим прикосновением рванул в толпу, ныряя в нее вслед за Алом, будто он – последняя пресная капля воды в соленом океане. Неважно, что могло быть сейчас. Он не знал, почему он делает это. Он не знал, что будет делать, как только доберется до Аластора. Он просто знал, что должен был это сделать. Игнорируя крики, что доносились за спиной, он пробирался сквозь толпу, отпихивая всех людей. Шел по следу. Он не отводил взгляда от красного пиджака. Шаг за шагом, был ближе, шаг за шагом он замечал хитрый взгляд все больше и больше, шаг за шагом… Еще немного, осталось лишь протянуть руку, схватить. Рука приподнимается. И вот! Всего секунда! Но музыка сменяется новой, и его охоту прерывает пара, чей танец остановился прямо перед ним. Мужчины разом вытягивают руки, передавая дам другим джентльменам, и вот Вокс был уведен в новый танец с незнакомкой. Взгляд все искал в толпе оленьи ушки, желал добраться. Лишь бы добраться. О, Сатана, лишь бы добраться! Иначе он сойдет с ума! Он судорожно осматривал каждую пару, осматривал каждого человека. Черт, где этот гребаный олень?! И вновь сменились пары. Такт более медленный, голос солиста обволакивал, но в этот раз он почувствовал совсем другую хватку. Переводя взгляд от толпы на партнера, он вновь замирает, понимая, что сейчас его руки вложены в когти Радио-демона. – ТЫ! – он резко ступил к тому, желая тут же схватить его за шею, сжать со всех сил и задушить до смерти, но руки его не дотянулись, ведь демон неестественно наклонялся назад, пока не изогнулся до потери равновесия, но не дал себе упасть, растворяясь в тени. Сгибаясь раком, Вокс рычит, оборачиваясь, но не успевает среагировать, как чувствует пинок под зад и хохот. Теперь же его ноги не держат. Он летит навстречу земле, но крепкая хватка за руку резко тянет в обратную сторону, заставляя врезаться в грудь чужую. Вновь танец. Вокс не перестает рычать, утопая в гневе, но с замиранием сердца он чувствует, как его дух захватывает в странном ощущении предвкушения, как только слышит у своего уха…: -- When marimba rhythms start to play, -- хотелось прямо сейчас отставить всякие эмоции и утонуть в этом внимании, утопиться, захлебнуться, взять от этого голоса все и разом, взять его… Стоп, что?! Нет! Вновь резкое движение и телеведущий закружился на месте, -- Dance with me, -- вытянув руку, что кружила демона, Аластор показушно обратил на себя внимание всей публики, останавливая ураган, в который был уведен Вокс, -- make me sway! – перед глазами все плыло, и глава новостей почувствовал, как резкое движение его партнера заставляет его влететь в толпу. Только не отпускай. Сфокусировав свой взгляд, он судорожно выдохнул, он вновь попытался найти взглядом Демона, но не успевает сосредоточиться, как толпа отталкивает его обратно в центр, где влеченный мелодией вальяжно двигался Аластор и напевал играющую песню, вызывая одобрение толпы. Взгляд обратился к Аластору. Телевизор совсем не знал, что делать. Почему это происходит вновь? Почему дает себе поддаваться этому капризу, почему дает себе расплыться в его голосе, почему дает ему вести себя так с ним? Голова гудела от резких движений. Но желание – непонятно какое именно – заставило затрястись от злобы. Вокс делает резкий выпад, желая настигнуть, схватить, убить Аластора, заставить замолкнуть, но он все время исчезал из его рук, оказываясь за спиной, рядом, далеко, перед ним. -- Твою мать! – уже не выдерживая, он снова пытается схватить, но почему-то почувствовал хватку на своих плечах сам. Прямо сейчас он чувствовал, как длинное тело еле-еле касается его спины, лапы крепко, даже слишком, сжимают предплечья, впиваясь когтями, даже сквозь одежду оставляя царапины жгучие. Чувствовал, как тот нависает над ним. Чувствовал, как слабость в его теле от этого делала ватным каждое его прикосновение. – Давай сделаем этот танец более пикантным, мой старый друг… – шепот. Прямо над ухом. Выдох при шепоте этом был подхвачен и Воксом, заставляя его выдохнуть судорожно. Хватка с плеч исчезла. Свет моргает и гаснет, люди вокруг охают, расступаются, хватаются друг за друга, но это было как будто бы не важно. Так не важно… музыка играть перестает: исполнители не видят ни нот, ни струн. Скрипучий звук радио заставляет всех замолкнуть в один момент… Почему так тихо? Что-то явно не так… Где он? «Lonesome and sorry…» Черт, только не… Сквозь шипение пробирался глубокий мужской голос, режа и одновременно лаская слух. Свет ослепил на мгновение, заставил зажмуриться. Софит был зажжен, направлен на Вокса. Подняв руку, чтобы укрыть свой экран от лучей холодных, он попытался осмотреться. «… because you went…» Руку его опускает когтистая, одним плавным движением прижимая его к своему покачивающемуся телу, укладывая свои когти на талию теле-демона, и утягивает в тактный вальс. Вокс с недоумением смотрит в лицо вытянутое, на эту широкую лыбу. Довольную. Не понимает. Слышит, как тот мычит мелодию, чувствует, как Аластор поднимает его руку и оставляет на своем плече, продолжая прижимать за талию. Что происходит?.. Сердце бешено колотится, взгляд не дает покоя. Отходить он не хочет, не желает. Не может… Он, будто околдованный, смотрит тому в глаза и нехотя начинает чувствовать дрожь. «…away…» – Хороша музыка, не правда ли? – приопущенные веки явно насмехаются. – Что ты..! – но не дает Аластор договорить и фразу, как лапы говорившего, лелея, опускают к земле, заставляя ножку приподнять. – Тс… Наслаждайся, вслушивайся, – улыбка стала шире, а руки подняли его на ноги. Вновь плавные покачивания. Музыка, глаза, малое расстояние гипнотизировали. Рука скользнула по всей длине талии у таза прихватывая коготками. Дыхание сперло, – Замечательная, чудесная музыка, – тихий шепот пробирал до мурашек, – С чем-то явно связано… Верно, Вокс? «…Lonesome and sorry…» – О чем ты говоришь, – настороженно свел взгляд с руки на лицо серое. В ответ он получил лишь напор вперед, что заставил его прогнуться в спине и сделать вместе с Алом полуоборот. Непозволительно близко. Его дыхание… Оно прямо на губах. «…I miss you more…» – Мне жаль, что я не видел. – Что? – То, как ты страдал по мне. «…each day…» Сердце кольнуло. Он специально напомнил. Напомнил о том, как его нутро скручивало от отказа, как он мучился, вспоминая его образ на протяжении нескольких лет после его исчезновения. Как представлял, грубо дышал, руками полз ниже, лишь бы представить, что это руки не его, а те, что обхватывали микрофон. Как сводила судорога, заставляя дрожать от гнева или от немного другого чувства. Как же ему было больно слышать «нет». Отказал. Пропал. Блять. Это отрезвило. Резкое движение, что посопутствовало бы выкручиванию из хватки Аластора, если бы не явная бдительность партнера. Подняв руку, он закрутил Вокса, останавливая лишь тогда, когда оказался за спиной. Резкое движение. Вновь. Всем телом прижимается. Блять! Почему так сложно совладать с собой?! Почему так плывет разум и растекается тело в его руках? Почему, когда Радио-демон прижимается к нему, все его тело ошпаривает жаром, который не дает дышать, желает задушить. – Я знаю, ты скучал, – вновь шепот. До уха доходит скрежет радио, который заставляет свет софита выключиться. Темнота даже слепит. Ничего не видно, дыхание участилось, он не мог контролировать ситуацию. Не с ним. Всегда на шаг впереди. Прикосновения отдают по телу мурашками, а руки демона медленно ползут по талии, переходя к животу, поднимаясь по груди, обхватывая шею. Сжимает, – Скучал и питал себя надеждой, – Рука сжимает чуть сильнее, труднее вздохнуть. Вокс обхватывает его кисть. «…When nighttime come stealing…» Он знал, что тот просто играется с ним, что эти прикосновения, которые заставляют его выдыхать все грубее, пробуждают желание расстегнуть и оттянуть воротник, ослабить ремень штанов, для него ничего не значат. Но как же ему хотелось бы сейчас хотя бы представлять то, что эти ласки желанны для них обоих, что не он один томился, что это зажигает пламя в нутре каждого из них… Как же хотелось увидеть блеск в глазах. Но всегда видел лишь насмешку. «…I wonder how you’re feeling…» – И до сих пор зависим, – глубокий смех пробирает до дрожи. Да. Зависим. Да, черт его возьми, он нуждается в нем! Никакие другие демоны, никакие шлюхи, никакие Оверлорды не могли восполнить то, что давал ему Аластор. Этот трепет, эта неопределенность, это возбуждение от любого случайного прикосновения. – Аластор… – воздуха не хватало. Было трудно дышать. И даже не из-за того, что рука сжимала его шею, а из-за этой тесноты, что прямо сейчас была между ними. Это сводило с ума, заставляло слюну скопиться на языке, ноги дрожать, руки потеть. Темнота не давала увидеть что-либо. Он мог чувствовать лишь прикосновения рук, что медленно спускались с шеи вниз. Все ниже… и ниже… Боже, еще чуть-чуть… «…are you lonesome and sorry…» Тихий смех заставил вжаться в тело, заставил, как драную сучку, дрожать от близости. Как же жарко. «…the same dear…» – Ты жалок. «…as me…» Разгоряченное тело охватывает холод пустоты. Прикосновения исчезли. Свет воспыхнул, ослепляя. Вздохи людей вновь донеслись до ушей. Что? Черт. Нет! Судорожный взгляд осматривает все помещение, руки дрожат, дыхание сперто. Невыносимое желание вернуть руки на талию возгорелось с новой силой. В штанах распирает от напряжения. Нет, он не мог так просто уйти! Но красный, влекущий, соблазнительный силуэт пропал из виду. Шумные выдохи оглушали его. Он и впрямь сходил с ума. Нет. Аластор сводил его с ума. Не давал жить. Дышать. Он облокотился на стену, прижимая руку ко рту, стараясь привести себя в порядок, но, блять, на теле все еще осталось призрачное ощущение прикосновений, от которых пульсировало все тело. Шаги давались огромным трудом. Рана, что была нанесена поперек торса ныла, кровоточила. Было сложно дышать. В ушах шипели помехи. Скрежет резал уши, и этот скрежет был воспроизведен лишь недовольством. Это поражение он, видимо, не забудет никогда. Чертова сделка не дает распустить лепестки, в которых заложена сила и могущество его дара. Его трость сломана, радио больше не откликнется на его задорный зов. Отчаяние сковывало его, словно тяжелые цепи. Сковывало так же, как и соглашение. Не будь этой чертовой сделки, то Адам бы с самого начала не смог бы сделать ничего. Не ранил бы. Не был бы жив столь долгое время. Это было бы быстро. А теперь? Теперь же он стоит у разбитого корыта, вкушая вкус поражения, от которого противный вкус горечи расплывался на языке. В это даже поверить было невозможно! Столь сильный демон пал. С позором пал. Отвратительно. Противно. Унизительно. Он просто не мог этого допустить. Но это случилось. Аластор, осматривая разрушенную радиорубку сжимал зубы со скрежетом. Как мог допустить?.. Он устало облокотился руками на стол, чувствуя, как подрагивают мышцы, как руки в изгибах не держатся. Слабость во всем теле убивала. Он слаб. Он может быть слабым. Как такое возможно? Унизительно. Противно. Отвратительно. Совсем недавно он на этом месте усмехался с каждого врага, высмеивая каждый их шаг, переигрывая их, всегда был впереди любого, теперь же достоин этих усмешек и сам. Из дум драгоценных выбил внезапный звук искр электричества. Блядь. – Ох, браво! – слышны лишь медленные аплодисменты, от которых напряжение в плечах нарастает с новой силой, – Такого поражения еще никто не видел! Браво! – громкий голос, который транслировался с каждой телепередачи, отозвался громким гоготом. Скрежет радио донесся до слуха властителя новостей, отчего тот не смог удержать усмешки. – Неужели набрался смелости явиться ко мне? – Улыбка широкая не заставила ждать. Развернувшись медленно, Аластор окинул надменным взглядом усмехающийся экран телевизора, а в голове мелькали все самые отвратительные слова, которые он только мог себе представить. Улыбка явно не выглядела доброжелательной. – Как же мне не воспользоваться моментом? – Искрящийся взгляд оглядел ранение, что продолжало пропитывать пиджак кровью. Слишком. Слишком горячо, – особенно, когда ты в таком жалком положении, –ухмылка расплылась в широкой самодовольной улыбке. Предвкушение. Шаг за шагом он подбирался к радио-демону все ближе и ближе, – Как же жаль, что это ранение не от меня. Взор оленя сузился в презрении. Воспользоваться секундой слабости и сыграть эту карту в свою пользу. Низко пал. Подойти к потенциальному врагу в здравии, конечно, было бы опрометчивым поступком, но застать его намеренно в ужасном расположении было более опрометчивым действием, нежели первое. Но презрение было перебито смехом с шумом помех вперемешку. Вокс поменялся в лице, как только услышал уверенность в голосе его конкурента. Непонимание и гнев смешались в эмоциях. Что это значит? Почему смеется? – Все же, ты оправдываешь мои скромные ожидания, дружище! – Аластор вальяжно оперелся тазом о стол, склоняя голову свою к плечу, сверкая улыбкой надменной. Все как обычно. Опять. Даже сейчас. – Что это ты имеешь ввиду? – Ты жалок, – усмехнулся радио-демон, приподнимая брови, – Ты пришел сюда, ко мне, чтобы воспользоваться моей слабостью, – гнев продолжал закипать, начинал бурлить. Руки Вокса сжались произвольно, стараясь сдержать порыв, – ведь сам прекрасно знаешь, что никакие действия с твоей стороны…– ох, лучше бы не играть Аластору сейчас в эту игру. Ох, лучше бы не давить, –…не смогут довести меня до такого состояния, – вновь насмешка выбивала из колеи. Он снова смеется над ним! Снова и снова! Даже будучи в подобной ситуации, когда Вокс явно занимает более сильную позицию! Это предел, – Ты слаб духом, друг мой. Нет, это предел. Широкий шаг вперед. Желание прижать оленя к столу и задушить его медленно пересилило любое внутреннее сопротивление. Всего секунда. Всего чертова секунда, и он выбьет из него эту улыбку. Осталось протянуть руку. Щелчок пальцами перебил мысли. Длинные щупальца, возникшие из ниоткуда, обхватили кисти, мешая двинуться ближе, а улыбка самодовольно мелькала прямо перед глазами. – Что за неудача! – смех оглушал. Прямо как в том танце его шепот будоражил все тело, так и здесь от хохота мурашки пробегались по телу. Нет. Не будет такого. Не сегодня. Гортанный рык долетел до пушистых ушек. Вокс делает резкий рывок вперед. Он чувствует, как хватка ослабевает на его кистях, и тело его влетает в Аластора, вжимая его слишком тесно в край стола. Недоумение на лице обоих. Удивленный взгляд радио-демона был замечен другим. Щупальцы слабее оказались, чем ожидали оба. Зрачки резко перелетают на трость, что искрилась обильно на последнем издыхании. В эту немую сцену каждый смотрел на микрофон, только вот в следующую секунду каждый почувствовал разные эмоции: Одному захватило дух от предвкушения, второму от легкого страха. Что делать? Взгляды пересеклись. – Черт, – Аластор стремительно попытался выкрутиться из хватки, стараясь воспользоваться моментом озарения врага и выскользнуть сбоку. Руки уперлись в плечо Вокса, стараясь оттолкнуть, оттолкнуться, схватились за стол, но когтистые лапы были перехвачены другими. Он попытался уйти в тень, но мог лишь наблюдать хитрую улыбку из темноты, которая исчезла в одно мгновение. Нутро скрутило от безысходности, которая подбиралась к нему уже в который раз. Чертова тень! Решила посмеяться. Эмоции переполняли. Боже. Он не может дать отпор! Он не может! Ох, эта власть, которая прямо сейчас переполняла его вместе с эмоциями, будоражила. Резко скрутив его руки, он развернул оленя лицом к столу, прижимая всем весом и тазом к краю, не давая воли сопротивлению. Треск радио доносился от Демона, что пытался выкрутить руки, загнутые за спину, что пытался отстраниться, отпихнуть от себя телевизор, но ничего из этого не удавалось. Кряхтения «драки» наполняли комнату, звоном колокола был у каждого в ушах. Провод, появившийся по щелчку пальца, уже обматывался вокруг кистей за спиной Радио-демона. Рычание донеслось снизу, резкие движения не прекращались. Это порядком надоело. – Лежать, – он схватил того за шею, разом вбивая грудью в стол. Болезненный стон, зажеванный закусанной губой, сорвался с клыков. Рана пульсировала, кровоточила, напоминала о себе с этим напором. Попытки выбраться прекратились. Олень грубо, шумно выдыхал, содрогаясь чуть от боли. Приручен. Вокс замирает, скользя взглядом по аккуратной, тонкой, прямой спине. Рука касается позвоночника, медленно проходясь по нему все ниже и ниже, останавливаясь у самого конца. Он видел, как тот прогибается чуть в спине, поджимая плечи к голове, выдыхая, – Умница… Руки вновь ползут выше, обхватывая ребра, что так соблазнительно по ощущению выпирали. Проходясь по каждой косточке, он слышал, как Аластор выдохнул достаточно резко. Точно. Рана. Медленно скользя поверх нее, он ощупывает края ранения, наслаждаясь тяжелыми вздохами. Глубокий смех заставил ушки мохнатые чуть скоситься. – Какой тихий, – Вокс запускает руку в бордовые волосы, сжимая, оттягивая назад, заставляя запрокинуть голову. Оскал улыбчивый и грозный взгляд были обращены к нему. Слишком. Слишком горячо. Вторая рука вальяжно опускается на его шею, расстегивая воротник, выворачивая его, оголяя шею. Вокс не смог удержаться и облизнул свои засохшие губы, переходя на зубы острые. Жар окатывал его от этого недовольного взгляда, от его помех, от вздохов. Ох, как же ему было сложно сейчас сдерживаться. Он нагнулся к тому, остановился у ушка, выдыхая шумно, не касаясь, видя, как плечи того вновь чуть содрогнулись. Рука легла на талию, сжимая поглаживая. – Что же ты молчишь, великий Радио-демон? – с ухмылкой шептал Телеведущий, чувствуя, как возбуждение волнами пробирается по его телу. Рука с талии ползет по тазу, к ногам, по внутренней части бедра, отчего по инерции Аластор пытается отстраниться, но лишь усугубляет свое положение, двигаясь по паху своего конкурента, вызывая грубый выдох, смешанный с тихим стоном. Он утыкается в изгиб от безнадеги, вдыхая запах своего объекта обожания. Всего с секунду молчит, – Неужели принял поражение в этот вечер во второй раз? – Нахуй шел. Оскал хищный будто бы только усилился. Вокс не сдержался. Острые зубы впились в длинную шею, выбивая хриплый стон из Демона. Рука одним движением переворачивает Аластора на спину, а таз V устраивается меж ног того, не давая тому возможности сомкнуть их в коленях. Он вновь припадает к шее, вылизывая, выцеловывая, покусывая, заставляя демона под ним сбиваться в выдохах и вздохах. Руки ползли по телу, обхватывая каждый изгиб, оставляя даже сквозь одежду царапины. И вновь лежавший на столе извиваться начал, пытаться избегать прикосновений, выпутаться. Глаза бегали по помещению, желая зацепиться хоть за что-нибудь, что могло бы ему помочь выбраться из ситуации. Он не может дать себя трахнуть. Сквозь мычания и дрожащие вздохи, он попытался отползти, но хватка внезапная на шее заставила вновь замереть, искривляясь в улыбке. – Я дал приказ «лежать». Этот потерянный взгляд он, казалось, не забудет никогда. Эта безысходность, нотки которой расплывались туманом по зрачкам, эти взъерошенные волосы, эта кривая улыбка, укус, красовавшийся пунцовым цветом на бледно-серой коже. Всегда выглядящий как с иголочки Аластор, выглядел сейчас пошлее любой грязной шлюхи. Нагнувшись к нему ближе, он остановился в нескольких сантиметрах от его лица. – Слушайся своего хозяина, чертов олень, – И в эту же секунду длинный язык проник в чужой рот, переплетаясь насильно с другим. Мычание вибрирующее сводило с ума, заставляя грубо выдыхать, сжимать бедра демона, царапать, делать больно. Но в эту секунду послышались искры откуда-то сбоку. Отвлекшись, он переводит взгляд на микрофон, который готов был прямо сейчас вспыхнуть ярым пламенем, – Блять! – он переводит взгляд на Аластора, чувствуя, как он медленно теряет физическую оболочку, растворяясь во тьме своей тени. – Сука! – он резко отталкивается от стола, оборачиваясь и пытаясь найти красный силуэт, что вновь сбежал, поджав свой хвост. Ни следа. Ни микрофона. Ничего. Но гнев на сей раз не обескуражил его внезапностью. После глубокого выдоха он прикрыл глаза, видя перед собой ту чудесную картину, что была перед ним. Этого ему хватит. Ох, этого ему хватит на многие долгие ночи. Разорвав провода об обломок, Аластор упал на очередной камень устало, зарываясь перстами в волосы, пытаясь собраться с мыслями, успокоиться. Дыхание не восстанавливалось, не приходило в норму. Микрофон искрился у облома, шипя и шипя. Глубокий вдох заставил его очнуться, но снять с своего тела то напряжение, которое ему на блюдечке предоставил Вокс, было посложнее, чем он мог представить. Грозный взгляд пал на ухмыляющуюся тень, которая лишь шире улыбнулась и растворилась в свете солнца. Невозможно.