il fallimento

— Я люблю тебя, — вырываю из себя это признание, будучи на последнем дыхании, вырываю с жуткой болью, протягивая на окровавленной ладони. Один из немногих, совсем короткий момент уединения и мира между нашими нездоровыми душами заставляет меня обнажиться. Наверное, в первый и последний раз. Руки мои беспокойно блуждают по истерзанному телу, стараясь залечить его раны. Смахиваю платиновые волосы, не позволяя им измазаться в крови. — Не обманывай себя. Колкие слова проезжаются по моему сердцу лезвием. Конечно, конечно он не верит мне. Из всех, с жаждою внимающих каждому моему слову, Леоне оказывается единственным, кто не поверит ни одному из них. Особенному положено оставаться особенным во всём. Хмурюсь и вновь наклоняюсь к нему. Ласково заживляю всё до единой царапинки, пока мои растрёпанные кудри касаются его побледневшего лица. — Я так хочу поцеловать тебя, — не унимаюсь. Я не привык к отказам, не привык жалобно умолять, падая на колени вместе с собственным достоинством. Однако, если это — единственный способ доказать свою любовь, я не брезгую перемешать себя с грязью. — Не всем мечтам суждено сбыться, — бросает он небрежно, хоть и знает, как много смысла вложил в эту фразу. И я смиряюсь. Понимаю, что хоть раз в жизни должен проиграть. Именно этого он желает, именно тогда он мне поверит. Твоя боль теперь моя. Твоя судьба теперь на моих плечах. Хотел ли ты этого? Нет, вовсе нет. Но я был до ужаса глух, слеп и глуп, чтобы вовремя это осознать. В попытке преподать мне урок ты зашёл слишком далеко. Зашёл туда, откуда уже не возвращаются. Опускаюсь на сырую землю и утыкаюсь разгоряченным лбом в ледяную каменную плиту так, как желал уткнуться в твою грудь. Моя болезненная влюблённость прорастает во мне цветами и шипами. Прорастает у самого сердца, прямо там, где в твоём теле навечно останется дыра. Теперь я окончательно сделался тобой. Сделался разбитым, несущим на себе крест чужих смертей и гниющим изнутри глупцом. Сделался пожизненно виноватым. Сделался тем, кто заберёт эту вину с собой в могилу. Хороню тебя, единственного, кто заботился обо мне больше, чем о себе. Ты знал. Знал, что я — это ты. Каждый твой крик, каждое дурное слово и проклятие служили предупреждением. Чёрт, да даже твой пропитанный идиотской принципиальностью отказ во взаимности пытался внушить мне простую истину. Но я не понял. Проигрыш не мог являться таковым, если победой было доказательство того, что я научился проигрывать. Твоё имя, выцарапанное на камне, обрастает мхом и цветущими лианами. Тону в нежных лепестках, моём последнем романтическом жесте, дарованном тебе. Корни красочных цветов заползают всё глубже под землю, стараясь коснуться тебя, запутаться в твоих белоснежных локонах. Они не достают. Ты достоин вечного покоя, Леоне. Спи сладко, ведь пришла моя очередь нести эту боль.