Июль выдался щедрым на жару. Мечтой каждого, от рядового до генерала, было вечером добежать до дома, до палатки или землянки, схватить пушистое полотенце и пару раз окунуться в приятной прохладе речушки, протекавшей близ села, чтобы смыть с себя все тяготы дня. Каждый вечер голоса довольных купающихся слышались на окраинах сёл.
В начале июля, в промозглый день, Рокотов вернувшись уставшим и мокрым, обнаружил уютно устроившейся и тихо спящей на его кровати девушку с мило растрёпанными косичками. Этой девушкой была его Света. Его жена.
Уже вторую неделю капитан Елагина окружает тёплыми вечерами майора Рокотова заботой, вниманием и любовью. И майор Рокотов в долгу не остаётся. Когда запевали цикады и сверчки, когда гасился огонёк керосики под потолком, вся его нежность и любовь окутывали собой девушку, заставляя забывать о грусти и печали.
И вот очередное, казалось бы, счастливое утро. Птицы всё так же щебечут себе в голубоватом небе, лениво качаются от ветра сучковатые ветви. Светлана не привычно для себя проснулась задолго до будильника. Но вот на этот раз она не дала мужу насладиться своим сонным видом, не дала возможность ему привычно поцеловать её, прошептать «доброе утро!». Она просто молча встала, накинула халат на ситцевую ночнушку и ушла, оставив остывать половинку их пусть и тесноватого, но всё-таки уютного семейного ложа.
Рокотов, проснувшись от этого холода рядом с собой, первые несколько минут удивлялся. Может она просто срочно вышла? Ну надо человеку. Но потом услышал хозяйский шорох на кухне. Иван немного полежал, поглядывая на мелкающую в кухне белую майку и синюю юбку по имени Светлана. Как же ему нравится такая Света! Хозяюшка Света. Ей так шло быть в таком домашнем виде! Для Рокотова, в такие моменты она делалась ещё красивее. Налюбовавшись на это, он принялся собираться. Ну ладно, такое утро, значит такое. Не всё же им миловаться с каждым восходом солнца.
— От Николая вести есть? Молчит что-то давно уже. — как бы между делом спросил Рокотов надевая свеже выстиранную руками жены форму, по глазам и тону можно было сразу понять, что он начал этот разговор не спроста.
Елагина накрывала на стол и не отвлекалась от этого занятия дала ответ:
— Нет ничего.
Рокотов услышав это от неё необычно холодным тоном, замер и удивлённо посмотрел на жену.
— Ты, что общаться с братом передумала?
— А что здесь удивительного? — на сей раз Света подняла взгляд на мужа, которого хорошо было видно через дверной проём стоящим в спальне. — Он занят, я занята. Мы на службе в конце концов, на фронте. Не до переписок. Так что не вижу поводов удивляться.
Ответ был столь неожиданным, что на его обдумывание пришёл потратить чуть дольше обычного времени и в конце этого процесса, Рокотов поинтересовался:
— Светка, вы что поссорились? — Иван даже усмехнулся, такая версия ему виделась максимально нереалистичной, он был уверен, что знает этих двоих, ну почти как себя.
— Рокотов, иди одевайся!
Фразы Елагиной отдавали странной резкостью и даже раздражительностью, что было абсолютно не типично для Светы, особенно по утрам. И Рокотова это выбило из привычной колеи размеренного, доброго утра. Но он решил попытать удачу ещё раз.
— Просто тут вот… В общем он тебе написал. — Иван произнёс это робеющим тоном и вынул из полевой сумки три вложеных друг в друга треугольника писем. — Забыл вчера отдать. — Рокотов быстро припомнил причину своей забывчивости — она сейчас стояла в белой маечке и синей юбке (правда, в тот момент ничего из этого на ней не было).
Света оставив на столе чугунок с варенной картошкой, подошла к Ивану, буквально выхватила эти письма, пробежалась по строчкам, где аккуратно рукой Мирского выведено её имя и номер полевой почты и шагнула обратно в зал. Подцепив кончиком кочерги ручку дверцы печки, она метнула в пламя все три письма.
— Света! — Рокотов спохватился уже когда дверца с лязком захлопнулась.
Экстренно, обжигая пальцы, Иван открыл печь обратно и вместе с горящей головёшкой успел всё той же кочергной вынуть обгрызанные пламенем письма.
— Свет, ну зачем в печку-то сразу!.. Что ты как с цепи сорвалась?! — сдунув пепел, затоптав золу и кинув головёшку обратно не выдержал Иван.
— Да нормально всё со мной!
— Нет не нормально!
На секунду в комнате повисла тишина. Рокотов стоя с письмами непонимающе глядел на Свету — от чего она так кипятится в самом начале дня? Никто ещё не успел накосячить, чтобы дуться и срываться.
— Доброго утречка вам! — в сенях послышался знакомая побудка от Федоренко. — Машина уже подана. Куда сегодня едем? Как обычно, до прокуратуры? — вот уже его усатая добродушная улыбка показалась в комнате выспрашивая будущий маршрут.
Рокотов и Света словно очнулись от анабиоза из-за голоса старшины: Елагина неясно заводила руками над столом имитируя сервировку, Рокотов сунув обожжённые листы в карман брюк, буркнул в ответ старшине дежурное «и вам доброе утро, Григорий Иванович», а потом шагнул в спальню чтобы принять законченный офицерский вид.
Пока Федоренко нахваливал картошку от Елагиной, Рокотов цепляя на пояс и через плечо ремень, анализировал это утро. Света никогда так не срывалась. Вообще. Даже там, в Одессе, когда они заново учились жить вместе. А отказ от общения с братом это просто не про неё! Брат для неё был всегда сродни чему-то святому, брат непререкаемый авторитет! Оставалось одно — прочесть те письма, чтобы понять, что ж случилось между не разлей вода родственниками.
***
Приехав в прокуратуру, Света стала прежней, вела себя так, как будто дома утром ничего не произошло. А Рокотов настороженно поглядывал на неё и не спешил привычно украдкой обнимать или целовать её. Он знал что это может плохо кончится.
Улучив момент, пока жена куда-то вышла, Рокотов бегло прочёл спасённые им от огня письма Мирского. В них Николай умолял сестру ответить, повторял, что другого выхода у него не было, но он тоже сожалеет, что всё так вышло. Рокотов прекрасно понял о чём шла речь — это о нём, об Иване. Что благодаря «стараниям» Коли, Рокотов четыре месяца был под следствием у СМЕРШа, ещё два месяца кочевал из лагеря в лагерь, пока решали что с ним делать, а в марте его отправили в ОШСБ, где в апреле, под Очаковым, он чуть было не закончил топтать эту грешную землю.
Рокотов не стремился забыть всё это, но зная контекст — желание Николая уберечь сестру от проблем — Иван так уж остро перестал реагировать. Ведь он тоже всегда хотел оберегать жену от всяческих угроз, которых на войне хоть отбавляй.
Теперь Иван думал, под каким соусом подать ей блюдо под названием «примирение».
***
Елагина и Рокотов успели дважды прокатиться по долгу службы в близлежащий городок. Решив все вопросы, теперь можно было спокойно сидеть подбивать всё справки и отчёты.
В их скромном кабинете, свежий воздух спокойно затекал в приоткрытое окно, стучали костяшки счёт и чуть слышно скрипел кончик пера. Между полом и потолком витало полнейшее спокойствие.
— Да как мне всё это уже надоело! — грохнула по столу рамой счёт Света и словно граната в кабинете разорвалась — на её столе подскочили и стакан с карандашами, непроливайка, упала точилка и съехал чуть в сторону перекидной календарь.
Рокотов вздрогнул с не меньшей силой, чем тот самый календарь у неё на столе. Сердце испуганно трепыхнулось, рука дёрнулась оставив кляксу.
— Ты чего? Что случилось? — мгновенно спросил Иван, если она опять сорвалась значит точно что-то случилось.
— Ничего! Четвёртый раз уже не могу эти чёртовы цифры посчитать! — и под её пальцами опять защёлкали костяшки выдавая лютое раздражение капитанши.
— Светик, ну давай я посчитаю. А ты отдохни пока. — и Иван подошёл к её столу в надежде помочь.
— Не надо. Сама. — ожидаемо отказалась Елагина.
— Свет, не упрямься… — и Иван попытался быть настойчивее в своём порыве спасти жену из плена бумажек и вычислений.
— Рокотов, да что ты прицепился ко мне! — с силой рванула на себя раму Елагина. — Я же сказала! Я сама!
Рокотов больше не решился наступать, он принял решение отойти на исходные позиции и занять оборону — он вернулся на своё место и внимательно наблюдал за женой.
— И прекрати уже курить в кабинете! Сколько раз просила! Тошнит уже от дыма этого! Дышать скоро нечем будет! — последний залп остался всё же за Елагиной, которая снова не поднимая взора стала гонять костяшки счёт.
Рокотов покосился на истлевшую в пепельнице сигарету. Он уже и не курит минут как десять… «Тошнит от дыма? Да я и трёх сегодня не закурил!» — перевёл Иван взгляд на Свету уткнувшуюся в бумажки. Он прекрасно знал, что женщины — существа крайне ранимые, всё воспринимающие близко к сердцу, чрезвычайно чуткие и от этого обидчивые. Его Света тоже была такой (хоть сама она это неохотно признавала), но ещё и с примесью гордости, доли самолюбия и адского желания быть независимой, что сделало из неё самодостаточную личность, которая покорила сердце военюриста 2-го ранга Рокотова в далёком сорок первом. Но что из вышеперечисленного задел Иван сейчас, он решительно не мог понять, ибо всё то время, что они живут вместе, он только и делал, что был чутким, заботливым, внимательным, не покушающимся на её самостоятельность и независимость. Да и вдобавок очень нежным (особенно дома, наедине и вдвойне по ночам). Оставалось Ивану Григорьевичу теряться в догадках, что он делает не так.
