***
Оказавшись перед её кабинетом я постучал пару раз, но дверь была заперта, а внутри комнаты стояла мёртвая тишина. Услышав голос позади себя, я нервно встрепенулся. — Шинозука? Ты что тут делаешь? — вопрошал Эго, сверля меня своими узкими глазами. «И что говорить? Как отмазываться? Не дай Всевышний этот очкарик про всё узнает, кисло станет сразу», — случайно забрёл сюда, увидел, чей это кабинет и решил парочку вопросов задать. — Каких это? — Почему уже прошло так много времени, а выбывших команд на этапе 3 на 3 всё ещё нет? Сколько нам ещё ждать новых соперников? — А, прошу прощения, мой шведский топаз. У нас система VAR решила отсалютовать, нужно подождать немного, когда всё придёт в норму. Ещё вопросы? — Да. Как можно воспользоваться услугой «1 день вне синей тюрьмы»? — Хо? Готовишься к обычной жизни, как только вылетишь отсюда? — а я то уже думал, что его подменили. Но нет, пошла его токсичность, — пять очков на базу, тебя отвозит один из наших автобусов, что припаркованы рядом с тюрьмой, за 2 часа до истечения суток он будет ждать на том же месте, где тебя высадит. Не успеешь сесть — lock off отсюда. Хорошего дня, Шинозука. А теперь свали отсюда, пока у меня всё ещё приемлемое настроение. — А ручка с бумагой у вас есть? Узнав, где лежат канцелярские товары я написал Анри записку и положил под дверь. Разумеется, не подписывая. Просто сказал, где мы можем встретиться, если она сможет выйти.***
Токио, 12:35 Находясь в «лаборатории» я ясно понимал, чего мне не хватало. Друзей во внешнем мире у меня не было, родителей тоже, оставался один дед. Именно поэтому, прогулявшись с Чигири около двух часов по центру города я полетел к моему дому, чтобы рассказать ему, как у меня дела. Открыв дверь я никого в помещении не обнаружил. Часы пробили полдень — дедушка на работе. Ждать его ещё около 7-8 часов. Проблема заключалась в том, что на телефоне закончились деньги, поэтому дозвониться до дедушки, у которого был кнопочный телефон не было возможности. Пройдя на кухню я обнаружил мой любимый черничный суп. Стоп, дед же не ест сладкое, ему врачи запретили, а я был взаперти и по сути ещё нескоро должен был выйти. Почему он тут? Может у дедушки подружка появилась? Немного подумав я решил не трогать деликатес и приготовил себе еду сам. Никогда бы не подумал, что соскучусь по яичнице с тостами и колбасой. Положив грязные тарелки и приборы в раковину я обнаружил торчащую с полки записку. «Алекс, здравствуй, мой дорогой мальчик. Я не мог до тебя дозвониться, поэтому я написал ещё 15 таких записок и разбросал по всей квартире. Сейчас я нахожусь в больнице. Не переживай, со мной всё хорошо, когда сможешь, тогда и приходи ко мне. Буду ждать». Закончив читать я быстро оделся и полетел по адресу. Буквально влетев в больницу меня окликнула медсестра, сидевшая на ресепшене. — Молодой человек, вы к кому? — Здравствуйте, а в какой палате лежит Олаф Нильсен? Это мой дедушка. — Он поступил к нам неделю назад, у него просто поднялась температура. Он решил подстраховаться и позвонил в скорую. А вчера он… — девушка подняла на меня глаза, а мне резко стало плохо, предвкушая, что она скажет, — сказал, чтобы когда вы нас навестили, сказать про заначку под кроватью. — ХВАТИТ КОТА ЗА ЯЙЦА ТЯНУТЬ, ЧТО С НИМ??? — У него оторвался тромб. Это произошло из-за ковида. В год пандемии было выяснено, что… — Где его тело? — безжизненно прервал я медсестру.***
Узнав у главврача, куда отвезли тело, я направился на кладбище. Стоя напротив надгробия с парой гвоздик в руках я пытался осознать, что произошло. Мои эмоции нельзя было описать. Снова я остался один в незнакомой в стране, снова я потерял близкого человека. Вот только теперь я в семье остался один. Буквально. Фактически. Расположившись напротив его могилы передо мной проносились воспоминания, связанные с ним. Вот он подарил мне мой первый мяч, вот мы с ним играем на заднем дворе в Эребру, вот мы вместе с ним смотрим футбол. Вот мы с ним прощаемся, садясь на рейс до Саппоро, вот он прилетает ко мне, вот отдаёт меня на секцию. Как бы то ни было удивительно, я не проронил ни слезы. Наверно сработал защитный механизм, который треснет в самый неподходящий момент. Ну а пока я просто вернулся домой и заглянул в тайник, про который говорил дедуля. Там лежал конверт и записка. «Сюрприз! Твой дед спустя 54 года, как начал покупать лотерейные билеты наконец-то выиграл! Тут лежит чек на 64 миллиона йен*. Чтобы их обналичить, нужно съездить в банк, предъявить им его. Если хочешь, можешь открыть счёт в банке, а то тащить столько денежек в чемодане может быть опасно! Это всё тебе. Не переживай за деда, со мной всё будет в порядке и без этой кучи денег. Просто хочу, чтобы ты не бегал в одних и тех же бутсах, если они тебе уже малы». Прочитав последние слова дедушки, адресованные мне, своему единственному и, безусловно, любимому внуку, я уже не мог сдержать слёз. Я сильно перенапрягся в тюрьме, вися буквально на волоске от вылета на каждом этапе, постоянно хватаясь за последнюю соломинку, устал от постоянного гнетущего одиночества, что сжирало меня, когда ушли родители. На момент их смерти я ещё прожил слишком мало, чтоб понять, каково это — любить. Но именно благодаря тому человеку, чьей рукой был исписан лист бумаги, находящийся в моей руке я не был одинок. Мог в любой момент спросить у него всё, что меня беспокоило, посмотреть вместе футбол, в те очень редкие выходные сходить в парк или на фестиваль фейерверков, что так запали мне в душу. Когда кто-то из близких умирает, вместе с ними умирает и частичка нас. Что же ждёт меня, когда я потерял всех, кто был мне близок? В жизни никогда не задумывался о суициде. Но держа в руке записку меня впервые посетила эта мысль. Смотря на себя прошлого, мне стыдно даже за мысли о таких вещах. Если Эго и искал эгоизм в людях, то точно не такой. Да, я уже не куплю родителям дом, не освобожу трудящегося деда от работы. Но я — всё ещё Александр Шинозука. Не добившийся высот, но страстно и честно идущий к своей цели. Я уверен, что вся моя семья желала мне счастья и только счастья. И делала всё возможное, чтобы я перестал блуждать в беспросветной тьме. И я лично воздам им за все их старания и веру в меня.