Когда ты дышишь рядом со мной

Ледяной ветер словно острыми когтями хлещет по лицу. Из глаз начинают само собой лить слёзы. Девушка вытирает их рукавом поношенного пальто, чтобы они не застыли на лице. Тем же широким рукавом пытается прикрыть смуглое личико, а другой рукой сильнее закутаться в пуховый платочек. Силуэт в большом пальто и торчащими из-под него худыми, как гвозди ногами, сдувало ветром. Она тихо шла, слегка сгибаясь в спине, но не смела опоздать домой. Иначе тело, скрытое под одеждой покроет ещё большее количество ссадин, синяков, гематом. Динара — девушка с тяжелой судьбой и нежной душой. С самого детства она наблюдает за тем, как отец потихоньку спивается. Сначала иногда, потом каждые выходные, а теперь: каждый день. Однако, даже здесь Дина отдала должное отцу за то, что пьет он один, и не приводит ни собутыльников, ни предлагает матери. Мать Динары воспитывалась в строгой, традиционной семье и уйти от мужа значило то, что она корёжит свою судьбу. Терпеть побои и издевательства от человека с которым живешь было невыносимо, но со временем у Назаровой будто появился иммунитет к истязаниям. Когда отец ударял в лицо, он часто мог промазать, нужно только резко сделать вид, что падаешь на пол. Это потешит его самолюбие, а от увечий сбережет. Когда целится в спину или грудь, главное принять удар на выдохе. Каждый раз, засыпая и ощущая запах перекиси или зеленки, девушка поражалась тому, как спокойно она живет с этим. Так и сейчас, она могла бы поглядеть на свои часы, но отец разбил их уже полгода назад. А потому шла она и внутренне умоляла все высшие силы, чтобы время было ещё не позднее. Хрущевская двушка в Казани уже на протяжении 19 лет встречала Динару запахом спирта, сигарет и маминой еды, что была плохо слышна из-за остальных благовоний. Будто воля отца, его желания и действия заслоняли жену и дочь. Назарова осмотрела себя в зеркале в прихожей. Всё пальто в снегу и наледи. Сапоги она отряхнула перед подъездом, а длинные, черные как смоль волосы смерзлись и намокли. Длинные черные ресницы, обрамляющие карие, почти черные глаза тоже были в снегу и льду. Слеза, всё-таки предательски выбежавшая из глаза застыла и неприятно колола кожу под глазом. — Я дома — крикнула она в глубину квартиры — Динка, метнись отцу за закусью. — скомандовал заплетающийся голос Назарова. — Но там буран. Я замерзла, устала после практики. — Уши прочисть, овца. Снова собравшись, Динара всё-таки ушла в магазин. Денег не хватало катастрофически, но отцу под водку или самогон всегда были нужны изысканные продукты. На обратной дороге ветер снова дул в лицо, усложняя путь и продлевая дорогу. В дверях её уже ждал накидавшийся батя. Это значило одно: она не успела принести еды и выпивка уже кончилась, а значит ей, говоря простым языком, пиздец. Сразу удар в челюсть, без разбора ситуации. По привычке она метнулась назад, но лишь была зажата ударом между мужским кулаком и тяжелой дверью. Удар в затылок отключил девушку и позже она помнила лишь глухие удары ногами по рёбрам. Очнулась она от запаха нашатыря и нежного голоса уже знакомой медсестры — Наташи. После побоев мать часто отправляла девочку в больницу, а медсестра была единственной, кому Динара могла излить душу. Вот и сейчас, этот ангел во плоти подлатал черноглазую. — Наташ. — хриплым голосом шепнула Дина и увидела как медсестра улыбается через боль. — Бедная девочка, сколько же ещё раз ты ко мне с такими травмами попадешь? — Пока батя пить не перестанет. — эта фраза подразумевала под собой никогда. Из глаза блондинки вытекла слезинка, которую она тут же подтерла тыльной стороной ладони. Первый раз Динара попала сюда с ножевым в руку и сразу к Рудаковой. Смотреть в эти черные глаза и видеть в них маленького, недолюбленного ребенка было больно. Хотелось прижать её к себе, забрать домой, вылечить и проявить такое тепло, которого бы хватило ей на всю жизнь. Будучи в больнице, Дина чувствовала такое счастье, какое не чувствовала никогда в жизни, а в день выписки снова грустила, начинала сутулиться, опускала глаза в пол и не хотела расставаться со своим ангелом хранителем. Однако на следующий день появлялась вновь: с шоколадкой или пакетом конфеток. Благодарила за свое спасение. Наташа деликатно отказывалась, а потом просто звала Дину попить чай вместе после смены. — Сейчас в палату надо будет переехать. Идти можешь? — Да, наверное. Нерешительно поднимаюсь на ноги, Динара вполне себе уверенно держалась, но иногда ловила равновесие, хватаясь за стены. Холодная постель, белый больничный потолок, скрипящая кровать. Это всё — было отдушиной и спасением для Назаровой. Здесь она не боялась никого. Могла шутить, говорить, смеяться, слушать. Шугалась правда от резких звуков и движений, но не в этом дело.