choice

Визит графа принес неочевидные, но ощутимые волнения. Госпожа Чхве заметила, как томная тревога поселилась в душе Хосока, и ей это не понравилось. Сынчоль мало что знала о графе: Хосок неожиданно резко отказывался о нем говорить. То ли из-за наказания, что перенес сразу после приезда из его графства, то ли еще что (Сынчоль больше склонялась к «еще что»), но омега положил табу на имя графа и твердо придерживался его. Госпожа Чхве никому не пожелает пережить все то, что она пережила, пока Хосок отсутствовал. Первые сутки были похожи на ад: она не верила в то, что младший брат супруги мог стать кормом для шакалов, тем более, его тела не нашли. Но даже после того, когда к счастью подтвердилось, что Хосок жив-здоров и находится в замке одного из самых завидных женихов королевства, верного вассала короля — Кима Сокджина, — Сынчоль впала в новую волну истерики. Нет, но что может поделать бедная омега перед альфой, властелином мира? Сколько раз она умоляла Енсока отправить за Хосоком?! Насколько большой была ее тревога и страх за деверя, настолько же большим было облегчение, когда Енсок начал браниться из-за того, что Хосок остался неприкосновенным. И тем не менее, любопытство жгло изнутри. Госпожа Чхве все это время была безупречно терпеливой, однако этот странный визит, встреча, которая не состоялась, нынешнее оторванное от обыденности состояние Хосока… все это наталкивало на мысль, что между ними что-то все-таки произошло. Сынчоль боялась поднять тему и сделать больно любимому омегу, чьи чувства она старалась оберегать. — Все время, что я был у господина Кима, я притворялся другим человеком. — в один из теплых дней, когда они сидели на заднем дворике с детьми, Хосок вдруг начал рассказывать с самым отстраненным видом. Сынчоль напряглась. — Мне подумалось: вот он шанс! Надо бежать, спастись! — Ох, мой мальчик… — Сынчоль с сожалением сжала руки на груди. Маленький Квансу сладко лопотал на коленях Хосока, мило щурясь на солнце, а близняшки чуть подальше играли с собакой. Жизнь шла своим чередом, понятия не имея, какие страшные испытания приходятся на долю омег, что готовы были жизнь положить за благополучие этих детей. — Сказал, что из дальних мест, просто заплутал из-за снегопада. И пока я нелепо его обманывал, он снисходительно принимал мою ложь, при этом зная правду. — Сынчоль удивленно распахнула глаза. Она боялась сказать больше того, что уже сказала, чтобы не спугнуть чужое откровение. Тяжко вздохнув, Хосок продолжил. — Ким был великолепен и благороден: пригласил дуэнью, уступил господские покои, пригласил врача из-за моей болезни и после этого заботился обо мне. Но он знал, что я скверт. Знал, что я младший брат Енсока. И знал, что Енсок знает о моем нахождении у него в замке… — Хосок свободной рукой потер лицо. — Это такой позор… мне так стыдно за это… Мне так стыдно, что я брат этого человека, Сынни. — Хосок не плакал. Но ему было очень горько. — И я не понимаю свои чувства. Мне хочется обидеться на Сокджина, что тот скрыл правду, но…я не имею такого права, ведь тем, кто обманул первым, был я… Меня раздирают смешанные чувства… — Ты не должен был отказывать в встрече. — Хосок покачал головой. — Он пришел к Енсоку, а про меня лишь мимолетом спросил. — лицо Хосока стало немного жестким. — Я готов уважать альфу, который не ведет дела с моим братом. Конечно. Госпожа Чхве знала, что Хосок ненавидит и боится лишь тех, кто представляется партнером его брата. — И все же, в знак благодарности за то, что он вел себя безукоризненно, ты должен был показать и себя с достойной стороны. Помни, что скверт — это не воспитание, а лишь происхождение, Хосоки. — омега с горечью посмотрел на женщину. — Уже всё. Я поступил так не из-за того, что было в прошлом, а того, что возможно будет в будущем: видеть господина Кима в нашем доме, как партнера Енсока, это меньшее из всего, чего я хочу. На лице Госпожи Чхве отразилось тошнотворное понимание. — Я лишь берегу себя, Сынни… Собака неожиданно громко залаяла, ломая натянутую тишину между омегами, резко возвращая в оживленный весенний день с задорно чирикающими пташками и веселящимися детишками, что совсем не котировалось с душевным состоянием взрослых омег.