В преддверии мартовского ветра

      Как бы трудно ни было, важно оставаться собой и ни в чем себя не винить. Этот принцип Ореола усвоила с тех пор, как вместе с друзьями покинула пещеры и стала единогласной предводительницей Радужного королевства. Она не винила себя в неудачах, не презирала себя за ошибки — она шла, боролась и победила. Ведь с ней рядом путешествовали те, кто обязан был увидеть её триумф, иначе жизнь воистину прожита зря. И теперь, спустя годы унижений, войны и неопределённости, случилось что-то до того невероятно волшебное и закономерное, что Ореола считала — наверное, ради этого все и затевалось, вот ради этого Ласт и украл её яйцо из кладки.       — Знаешь, какой сегодня день? — спросила королева радужных. Цунами уже знала ответ: сегодня день всех влюбленных, когда одни особенно счастливы, а другие особенно несчастны. Она так и ответила, на что Ореола сказала: — Ты какая-то очень пессимистичная, милая моя.       — Я пессимистичная с тех пор, как Глин вытащил меня из яйца, неужели ты не заметила?       — Мне казалось, в нашем дуэте только я могу быть колкой и злобной.       — А вот нет! А вот не буду я хорошенькой и мягкой! Буду колкой, злобной и пессимистичной.       Ореола швырнула в Цунами пучок водорослей, Цунами ответила на это наигранным рычанием и кинула в неё тот же пучок, прилипший к лицу. И все-таки, пока они якобы друг на друга злились, обе выглядели чрезвычайно счастливыми. Ведь случилось нечто невероятное. Недавно свершилась настоящая магия, магия, не починенная дракомантии и уж тем более — астрономическим прогнозам младшего брата Цунами, Карапакса. И совсем скоро драконихи рассмеялись.       Март осторожными, тихими шагами приближался к холодной, посеребрённой инеем Пиррии, но уже сейчас в ветрах, дующих со стороны Небесного королевства, чувствовалась весенняя сырость, теплая и влажная, как дождь в солнечную погоду. Облака плыли с гор, подобно белому пуху одуванчиков, срываемому со стеблей, пробуждалась недавно ещё колючая, ломкая растительность, и мир пропитывался тонкими ароматами, трава смягчалась, а на голых ветвях, ежовыми иглами топорщащихся во все стороны, набухали почки. День в преддверии весны набирал обороты, и потому солнце поднялось в бледнеющем розовом небе на сантиметр выше горизонта. Тем не менее, большинство драконов по всей Пиррии ещё спали.       Среди радужных драконов не спали двое: Тамарин, с раннего утра, когда над лесом ещё стояла темень, гуляющая в садах вблизи поселения, и королева, развалившаяся на своем цветочном ложе в думах о том, что она самая счастливая дракониха на свете. Ореола, розовая, как-то же рассветное небо, смотрела в потолок, на её живота лежал ленивый комочек шерсти по имени Пушистик, в груди попугаем пело сердце. Её зеленые глаза были полны любви и сонливости, как каждый вздох, подобный дыханию скорого марта — полны нетерпения и рвущейся наружу радости. Она не могла перестать думать, представлять, воображать, помня на губах соль своего первого настоящего поцелуя и то, как сбилось дыхание и внутри приятно сжалась каждая мышца, стоило ощутить, как напряглась дракониха рядом. Там, в доме лучшего друга…       Ореола прикрыла веки, улыбнулась. А теперь… теперь на её когте обручальное кольцо из березы, совсем скоро откроется академия, которую они, драконята судьбы, возвели собственными лапами, и через много-много лет, быть может, она станет величайшей королевой Радужного королевства и счастливой матерью маленьких гибридов.       А сейчас она здесь, в пещере Цунами, и они вдвоем готовили завтрак, читали сборник бредовых стихов, подаренных Звездокрылом после Нового Года, и обе были счастливы. Ореола все ещё была цвета рассвета, и на её голове поблёскивал в солнечных лучах венец из ромашек, Цунами зачем-то, воспользовавшись краской, которую раз в месяц получала от Глина, нарисовала на левой щеке россыпь желтых сердечек. Наверное, она хотела бы нарисовать больше, но когда Ореола прилетела раньше обычного.       — Напомни, — попросила Ореола, расправляясь с посыпанным морской солью авокадо. — А что там прогнозировал твой безумный Карапакс?       — Мой безумный Карапакс говорил, что сегодня парад… Как бишь их… планет, — сказала Цунами. — Если вечером найдем подходящее возвышение, нам удастся увидеть хотя бы парочку планет своей солнечной системы, или как-то так он назвал место, где наша планета находится в бескрайнем космосе.       — Ааааа…       Ореола задумалась, может, действительно так и сделать. Подлететь повыше и уставиться в небо, дабы там, в огнях пылающего неба или в дыму сгоревшего иссиня-черного, различить силуэты других планет.       — Ну, почему бы и нет?       Ведь они скоро поженятся, и скоро они перейдут на новый этап своих отношений. В каком-то неофициальном, скорее духовном смысле Ореола станет принцессой для Цунами, а Цунами королевой для Ореолы. На то торжество наверняка соберутся все ночные и радужные и хотелось верить, что морские тоже. Той же Цунами порой снился сон, в котором, в ожидании некой страшной катастрофы, они проводят свадьбу, и в тот долгий вечер все забывают о грядущем бедствии, все счастливы… Они счастливы, только они, танцующие в небе, подобно попугаям ара. У тех драконих точно были удивительные истории, которые достойны быть рассказанными потенциальным потомкам. Цунами считала, парад может стать одной из таких для живых и невредимых неё и Ореолы.       В то раннее розовое утро, когда само море казалось мрамором цвета персика и бледных красных яблок, когда чайки метались над спокойной гладью, наполняя мир громкими высокими голосами, а песок казался влажным и холодным, Цунами проснулась с мыслью, что счастлива. Счастлива, ведь при прошлой встрече, случившейся вчера, Ореола обещала, если ничего не накроется, построить ей домик на побережье Радужного королевства, чтобы, когда они поженились, им не приходилось летать за тридевять земель ради одной встречи. Цунами поднялась со своего водорослевого гнездышка, втянула носом соленый запах моря и разнежилась от звуков чаек и шипящих, слабо бьющихся о рельефные скалы волн. Она выглянула из пещеры, поняла, что сейчас отлив, и потому на береге осталось столько ракушек и их осколков, столько камней и водорослей…       И даже здесь чувствовалась осторожная, но уверенная поступь весны. Воздух казался не только морским, но и лесным, пьяным от возрождающейся растительности и теплеющих ветров, проносящиеся меж распухающих почек на черных ветвях. В холодном песке читался жар, который солнце, поднявшись к горизонту, скоро принесёт — первый дар за все три месяца зимы. В розовых волнах слышалось пение, и пели они о приходе марта. А пока была зима, и её должно переждать, как они пережидали осточертевшую осень с надеждой на первый снег.       — Эй, — сказала Цунами. Она выглянула наружу, на голубое небо, которое точно звало их к себе. Обернулась к радужной королеве, спросила: — Поле…       Ладно, не спросила. Она собиралась спросить и почти договорила, но Ореола уже сорвалась с места — и взмыла ввысь, к чайкам, облакам, солнцу и синеве. А наблюдавшая за ней Цунами фыркнула, расправила крылья, разминая плечи, и выскользнула из пещеры. Свежий воздух, пропитанный морем и теплом, поцеловал её в обе щеки и погладил по чешуе, точно смывая с драконихи остатки сонливости. Ветер забился в крыльях, огонь разжегся в сердце. И Цунами подумала, что они точно посмотрят на парад планет — по-другому быть не может.       Ведь как бы трудно ни было, они продолжали жить. Жили их друзья, жили они сами. Расставшийся с Бедой Глин, Солнышко, которую мать хочет заранее начать учить вести государственные дела, словно у неё нет других дел, Звездокрыл, который до сих пор ищет свое место в мире. Все они пребывают в бесконечном движении, как встающее и опускающееся солнце, как звезды, что уходят с наступлением утра, и облака, бегущие по стальному небу в ожидании грозы. Да, детство ушло — наступила новая эра, эра взрослости, но Цунами знала, они все преодолеют. Ведь, если они ещё дышат, летают и любят, есть надежда, есть шанс. И космическое событие стоит этой надежды также, как свадьба радужной и морской, как скорое открытие академии Яшмовой горы.       Цунами ещё не знала, что Ореола собиралась вручить ей обручальное кольцо. То лежало на чуть холодном камне, скрытом тенью, Ореола положила его туда, едва влетела в пещеру любимой морской драконихи. Она не знала, что, попытавшись создать романтику, в ответ сделав предложение Цунами, у них все пойдёт не так, ведь радужная, всегда собранная и серьезная, от любви потеряла голову и забыла столь важную вещь. Единственное, что Цунами знала — это что все будет хорошо. Рано или поздно, но хорошо. И с этими мыслями она разбежалась, грохоча своими мощными лапами не хуже вопящих чаек, и взлетела, оставляя за собой завесу песчаной пыли и серые пышные клочки оставленной отливом пены.