***
Перезаряжай, выстрели в спину За то, что я любил тебя лишь наполовину Сожги меня, пока я сплю в пустой квартире Когда в твоих глазах огонь, ты настолько красивая Три дня дождя — Перезаряжай.
С самого начала Нова знала: рано или поздно ей придется выбирать. Выбирать между Церковью и Союзом, собой и отцом, призванием и долгом. Она знала это совершенно точно и шла на все риски с трезвой головой и стопроцентной осознанностью. Вот только несмотря на холодный рассудок, сердце ее горело ярким пламенем, сжигая до единого все предупреждения разума: не сближаться, не сочувствовать, не любить — все это Нова нарушила, вопреки и своей миссии и всеобъемлющему, совсем детскому чувству угодить отцу. Она постоянно перекатывала в уме это слово — "предательство" — будто смакуя его на языке, привыкая к его горечи и гадкому вкусу, потому что так надо было. Непременно надо было, ведь если она не свыкнется с этой мыслью, не начнет считать ее само собой разумеющейся, необходимой, нормальной, то просто сойдет с ума. Нова точно знала, что ей придется предать кого-то, но когда на очередной тайной встрече Ренато оповестил ее, что настало время возвращаться "домой", девушка не смогла поверить в услышанное. — Так скоро? — ее голос в миг сорвался, начался с какого-то скрипа, выдавая нарастающую панику. Нова посмотрела на священника, надеясь, что это просто глупая, совершенно не свойственная для послушника Церкви злая шутка, но выражение на лице Ренато совсем ничего не выражало: он говорил так, словно озвучивал общепринятую истину, как нечто вроде "небо голубое" и "трава зеленая". — Таково решение кардинала, — мужчина слегка развел руками, будто сочувствуя. — Он считает, что время перейти к активным действиям в поисках Источника. Слежка более не нужна. — Я не уверена, что добытых мной сведений будет достаточно... — руки ведьмы предательски задрожали, и, в попытке скрыть это, она спрятала их в карманы брюк. — Мы все еще не до конца разгадали шифр и местонахождение... — Кардинал непреклонен в своем решении. Вам пора возвращаться. Нова тяжело вдохнула воздух, отводя взгляд. В голову влезла едкая мысль — ей предстоит причинить столько боли людям, которые за очень короткое время стали ей... родными: Оникс и Хорхе, наверное, очень расстроятся, Веспер и Люсьен разозлятся, а Шен... Черт. О нем думалось совсем тяжело. Горькие мысли знакомо отозвались ноющей болью под ребрами, прямо в самом сердце, и хотя Нова уже не раз все представляла, сейчас, когда разлука четко замаячила перед глазами, невыносимо захотелось расплакаться; убежать далеко-далеко, желательно прямо в объятия вечно недовольного и хмурого мужчины, кутавшегося в старое пальто и неизменно пахнущего зеленым чаем и дождем. Захотелось ощутить на своем лбу тепло его поцелуя, успокаивающие объятия, ласковые касания кожа к коже; хотелось сбежать вместе, наплевав и на Церковь, и на Союз Сожжения, правда все эти желания, к сожалению, были только несбыточными мечтами: как таковых отношений с чернокнижником у Новы не было. На двоих они пока разделили лишь взаимные колкости, сарказм, балансирующий на грани флирта, и один жалкий поцелуй, случившийся на одном из совместных заданий совершенно случайно, как ошибка, которую оба предпочли негласно замять и никогда больше не обсуждать. Глупое наваждение, появившееся между ними лишь из-за вынужденной близости — пришлось на какое-то время спрятаться от Магистериума в узком переулке. Однако, Нова все чаще и чаще замечала за собой, что хочет быть ближе к Шену, хочет коснуться его — хотя бы чуть-чуть, хотя бы легонько, как тогда на задании, прижаться ближе, провести самыми кончиками пальцев по его плечам, вдыхать его запах и, наконец, забыться. Ее влекло к чернокнижнику, и Нова знала, это было ужасно, иррационально, глупо… Но так желанно. Жаль, что всем этим желаниям, надеждам и мечтам суждено было разбиться об остроту реальности, где Нова упорно избегала Шена; где боялась смотреть в его сторону, а уж тем более столкнуться с его темным, проницательным взглядом. Где она предаст его. Больше у них ничего не будет. Нова проглотила стеклянный ком в горле; боль от него почти физически прошлась по гортани и трахее. — Хорошо, передайте отцу, что я вернусь в конце этой недели, — не поднимая глаз, девушка засобиралась, потянулась к своей куртке, лежавшей на соседнем кресле, но Ренато остановил ее, подав голос. — Есть еще кое-что, — прокашлявшись, продолжил он, вздыхая и сцепляя пальцы в замок. — Перед тем, как Вы вернетесь, ваш отец поручил Вам еще одно, последнее задание. Нова нахмурилась. Что-то было неладно. — И какое же? — Кардинал считает, что синьора Веспер... Мягко говоря, много на себя взяла. Она одновременно выстраивает свой бизнес, управляет Гнездом, рвется на поиски Источника. Даже... — священник сделал многозначительную паузу. — Решилась подготовить революцию. По мнению кардинала, она перешла все границы, и ей стоит сосредоточиться на меньшем количестве дел. — Что Вы имеете в виду? — Церковь считает, что синьора Веспер должна непременно отойти от поисков Источника. Ее внимание стоит снова обратить на бизнес и приют, сделать их ее основными приоритетами так, чтобы у нее не было ни сил, ни времени на подготовку переворота. Этим должны заняться Вы. Сердце ведьмы пропустило удар, руки, сжавшие внутреннюю ткань карманов, задрожали сильнее. Казалось, она уже знала, что Ренато скажет дальше. — Вы должны устроить пожар, Нова. Сжечь Гнездо дотла.***
Она совсем не помнила, как дошла обратно; опомнилась лишь тогда, когда упала с ватных ног на диван в общей комнате. Голова кружилась, перед глазами все плыло и до жути хотелось завыть во все горло, но Нова просто сидела на месте, прямо так, в уличной одежде, почти не двигаясь и вперившись взглядом куда-то в одну точку. Ей до конца не верилось, что спустя столько времени — а прошло уже, как минимум, полгода — она будет вынуждена уничтожить место, ставшее ей домом; место, где она наконец не чувствовала себя неправильной или прокаженной, а где наконец-то была принята такой, какая она есть. Нова огляделась. В комнате, по счастливой случайности, никого не было. Оно было девушке на руку: в очередной раз придумывать тупые отговорки и лгать прямо в лицо друзьям о том, что ей нездоровится, совсем не хотелось. Почему-то только сейчас, сидя в уюте и тепле уже такой родной гостиной, Нова совершенно внезапно, впервые почувствовала себя тут неуместной. Она словно стала здесь чем-то выбивающимся, неорганичным, мешающим, будто бельмо на глазу; казалось, что все обитатели Гнезда были уже в курсе, на какое деяние собралась эта ведьма, и заочно осуждали, ненавидели ее, даже не находясь с ней в одном помещении. Даже не зная о ее помыслах. Но, на самом-то деле, это не Другие ее осуждали — это она сама начинала ненавидеть себя за свое же лицемерие и еще несовершенное предательство. Она правда не могла по-другому, не могла отступить. Не могла сказать отцу нет — не сейчас, когда он в кои-то веке был по-настоящему горд ею, когда напрямую говорил ей об этом на встречах. Да и как она могла ему перечить? Это же папа, ее любимый папа, читающий ей библию по вечерам, пахнущий благовониями и улыбающийся всем вокруг мягко-мягко, понимающе, словно был готов принять любого в свои объятия. Он родной, он ее кровь, вот только никто никогда и не узнает, что мягкой улыбки удостаивались все, кроме самой Новы. Для нее — особенно колкий, перемешанный не то с брезгливостью, не то с ненавистью, взгляд. И маленькая девочка была полностью уверена, что так и надо: она ведь никогда не смела усомниться в отцовских словах, что нечиста от рождения. Ее глаза — ее проклятье, а сама она ведьма, дьявольское отродье. Нова вообще должна быть благодарна Господу за такой сказочный шанс искупить свою вину — еще бы, ее проводником к искуплению был не просто родной отец, а сам кардинал. Но никого совершенно не волновало, что беззащитная девочка, мечтавшая лишь о любящей семье и молившаяся каждый день о том, чтобы Всевышний ее за что-то простил, не могла в принципе быть в чем-то виновной. По ногам неприятно скользнул холодный сквозняк и дверь, громко скрипнув, отворилась. Ведьма даже не обратила на это никакого внимания, так и продолжила задумчиво пялиться куда-то поверх выключенного телевизора. Нова была не здесь. Мыслями она все глубже погружалась в своей персональный ад — туда, где голос отца заглушал все остальные; где вечно пел церковный хор и навязчиво пахло ладаном; где она была нежеланной, где она была обузой. В детство. Разумом ловчая понимала, что все это неправильно: ее жизнь, то, как ее воспитывали, то, что без конца внушали — это мрак и ужас, через который не должен проходить ни один ребенок. Но сердцем... — Эй, — хриплый мужской голос раздался словно из ниоткуда, вырывая девушку из собственных мыслей. — Ты в порядке? Напротив нее как-то чересчур близко стоял Шен. Стоял, смотрел сверху вниз и хмурился, будто все понимая, зная. "У тебя паранойя, дура. Успокойся," — подумала Нова, фокусируясь на чернокнижнике. Она прокашлялась: — Да, все хорошо. Отойди, ты мне телевизор загораживаешь. — Он выключен. — И что? Если тебе принципиально, то отойди, ты загораживаешь мне выключенный телевизор. — Да, пожалуйста, — беззлобно, словно подтрунивая, усмехнулся Шен. Он плюхнулся на диван рядом с девушкой, и в своем обыкновении сложил руки на груди; прикрыл глаза, собираясь, судя по всему, вздремнуть. Нова лишь одарила его недовольным взглядом. — Шен, что тебе нужно? — Тишина и спокойствие, — ответ совершенно невозмутимый; чернокнижник даже не потрудился взглянуть на собеседницу. — Может поищешь их в другом месте? В своей комнате, например. — Мне и тут нравится. Нова закатила глаза: пытаться достучаться до Шена было бесполезно. Шок от произошедшего утром постепенно сходил на нет, и хотя пальцы девушки все равно дрожали, она наконец-то снова могла управлять своим телом, а не трястись от паники, словно осиновый лист. Она встала, хотела уже было развернуться и уйти к себе, как почувствовала на своем запястье теплое прикосновение — не давящее, не сжимающее и не удерживающее, а просто вежливо останавливающее, словно просящее задержаться чуть дольше. Девушка обернулась. Шен смотрел на нее пытливо, изучающе, будто выискал в состоянии Новы подвох, который упорно ускользал от него. Но в этом взгляде ловчая не видела угрозы, а только... искренний интерес? Беспокойство? Она и сама до конца не поняла. — Ты точно в порядке? — от его хриплого голоса, ставшего чуть тише и вкрадчивее, по спине побежали мурашки. "Нет, ни черта я не в порядке." — Я же сказала, что да. — Врешь. От такого резкого ответа, Нова чуть не поперхнулась воздухом. Вопросительно подняла брови и, криво ухмыльнувшись, хмыкнула: — Тебе-то какое дело? — Будешь работать наизнос — выгоришь. Это ни тебе, ни Союзу не поможет. Сядь, — его рука, все еще удерживающая ладонь Новы, потянула девушку обратно на диван. Ведьма почти не сопротивлялась. Сам же Шен встал и быстрым шагом направился на кухню. Через пару минут он вернулся. В его руках — две кружки горячего чая. — Улун? — с улыбкой спросила Нова; керамика приятно, даже успокаивающе обожгла ее ладони. — Улун, — бесцветно ответил Шен. Повисшая следом тишина не была неловкой или тяжелой — она тепло разливалась в груди, обволакивала, словно мягкий плед, и не тянула нарушить себя. Слова почему-то в миг стали лишними, хотя этим двоим стоило бы, на самом деле, честно поговорить друг с другом — уж слишком много они скрывали ненужного, слишком боялись довериться, разрушить хрупкое равновесие. Поговорить и правда было необходимо, но не сейчас, нет. Сейчас хотелось лишь пить наедине горячий улун. Ничего более. Украдкой Нова посматривала на Шена. Выражение его лица было умиротворенным, бесконечно спокойным, и ловчая всеми силами пыталась запомнить его именно таким. Даже несмотря на то, что в голову все равно лезло нечто страшное, ломающее механизмы внутри девушки, сжигающее горечью ее разум и душу. "Через пару дней он меня возненавидит." Казалось бы, очевидная мысль, с которой в положении Новы уже давным-давно стоило бы свыкнуться, но она все так же приносила лишь жгучую боль под ребрами, настолько яркую, что даже просто смотреть Шену в глаза ведьме было совестно — она буквально ощущала, как стыд кислотой разливался по ее венам. Внезапно Шен подал голос: — Хочешь, я попрошу Веспер давать тебе меньше заданий? Нова закашлялась и, захлопав глазами, удивленно взглянула на мужчину. Затем спросила: — Кхм, это еще зачем? — Ты бледная какая-то. Предполагаю, что из-за работы. — Черт, да ты издеваешься, что ли... Шен, я в порядке. Все со мной хорошо! — Я вижу, что это не так. — Тебя зрение подводит. Давно к окулисту ходил? А то в твоем-то возрасте пора бы уже обзавестись очками. Шен усмехнулся: — Ну, ты и язва. — А ты зануда. Прямо идеальный дуэт, так не думаешь? Оба тихонько рассмеялись. На душе у Новы на минуту стало гораздо легче: будущее и прошлое от такой крошечной, но милой перепалки в одночасье пропали, перестали нависать над ней темной фигурой, а весь мир, ограничившись лишь настоящим и стенами этой гостиной, закрутился только вокруг них. Две родные души, два израненных жизнью сердца с потрепанными доверием и нервами... Они были чем-то похожи. Ведьма внезапно подумала о том, какой была бы ее жизнь с Шеном. Спокойной или активной? Тревожной или беззаботной? Семейной или разделенной только между ними? Нова не знала, да и не могла этого знать: о таком думать она себе запретила, давая слабину от шока и усталости лишь сейчас. Но если бы запрета не было, она бы отдала все на свете, чтобы их совместная жизнь из абстрактной мысли выросла в четкую реальность. Ловчая вздохнула, скинула обувь на пол и закинула ноги на диван. — Ты не думал, что будешь делать, когда все закончится? — вопрос сорвался с ее губ как-то неожиданно резко, будто Нова не удержалась, потеряла контроль над своим языком. Признаться, раньше подобные разговоры с чернокнижником мало куда заходили, останавливаясь из-за неловкости, глупого молчания или твердолобости Шена, да и глупо было, со стороны Новы, заводить такие беседы — так и привязаться ненароком можно. Но сейчас... Сейчас это было неважно. Она уже привязалась, да и подобная тишина почему-то теперь ни капельки не устрашала, не делалась неуютной или липкой, словно болотная тина, а наоборот, некое напряжение между ними только больше интриговало. Причем не только ведьму. Шен хмыкнул: — Думал. — И что же? — Наверное, уеду из города, — мужчина отпил из кружки последний раз, отставляя ее на кофейный столик. — Еще не решил, куда, но в Риме я точно не останусь. — Может хоть какие-то мысли есть? Предпочтения, критерии для места назначения? — А ты что, можешь что-то посоветовать? — Ну, да... — С твоим-то опытом путешествий? Ты из дома за свои 28 лет сколько раз выходила? Раза три-четыре?— чернокнижник вскинул бровь и скривил губы в однобокой ухмылке. — Не обижайся, но ты тут вряд ли эксперт. — К твоему сведению, — возмутилась девушка. — я немало читаю. Так что, да, я определено знаю о некоторых местах, которые стоит посетить. — Например? — Шен полу-боком развернулся к девушке, закидывая локоть на спинку дивана. — Ты все еще не озвучил ни одного критерия. — Давай где-то, где тихо. И спокойно. И желательно, где совсем нет людей. — С такими запросами, тебе только в Антарктиду. — Напомни мне больше никогда не спрашивать у тебя никаких рекомендаций, — мужчина совершенно искренне улыбнулся и шутливо махнул на Нову рукой, а затем, выдержав небольшую паузу, продолжил; тон его голоса стал серьезнее. — На самом деле, мне неважно, куда; подойдет даже просто выехать загород. Куда важнее — компания. — И кого бы ты с собой взял? И снова — выдержанная, многозначительная пауза, которая, казалось, длилась целую вечность. — Тебя. Я бы уехал с тобой. От удивления Нова аж открыла рот. Сегодня Шен был неожиданно откровенным и донельзя честным, так и манящим кинуться с головой в омут запрещенного. Казалось, чернокнижник спешил — с его печально известной недоверчивостью это уж точно выглядело странно — но от чего-то девушка была уверена, что это все не просто так. Он словно ощущал, что если они вдвоем не поговорят сегодня — не поговорят никогда. От этой мысли сердце ловчей сжало в тиски. Она отставила уже холодную кружку на стол, повернулась к мужчине и неосознанно пододвинулась к нему чуть ближе, не замечая этого, не придавая никакого значения: — Кхм... это приглашение? — Не знаю. Как сама захочешь. — А почему я? Почему не та же Веспер? — Причем тут вообще она? — Ее ты знаешь уже много лет, а меня... всего полгода. Мне казалось, что ты редко доверяешь людям. — Это да, но... — Шен вздохнул, словно окончательно решившись на что-то. — Веспер меня не привлекает. А ты — да. "О, нет..." — только и успело пронестись в голове у Новы. Шен приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать еще, но не стал, остановился на полуслове. Напряжение стало осязаемым, забилось мелкими молниями электричества, и на секунду девушке показалось, что она остановила для них двоих время; она и правда могла это сделать, причем неосознанно, но тут дело было совсем в другом. В следующее же мгновение, которое, казалось, запустило ход минут вспять, ведьма ощутила теплую ладонь Шена на своей щеке. Мягко и нежно, с особой чуткостью и лаской, он огладил ее скулу, провел большим пальцем по подбородку, и медленным движением спустился к чувствительной коже на шее. Словно завороженные, вдвоем они смотрели друг на друга так долго впервые, не отводя глаза ни на долю секунды, как будто искали какое-то объяснение их влечению, ответы на вопросы, кто они друг другу, взаимны ли их чувства, могут ли они вообще быть вместе... Нова, конечно, знала ответ, но как же ей хотелось, чтобы он оказался неправильным. Как бы хотелось, чтобы все произошедшее до этого осталось лишь кошмаром; застыло в памяти страшным сном, постепенно уходящим в пучину неизвестности и гаснущим от дуновения ветра. Вокруг все мгновенно вспыхнуло: от слишком нежных касаний по женским ключицам и плечам, от слишком горячего дыхания на шее чернокнижника, слишком трепетных поцелуев на жаждущих губах и прикосновениях, залезающих под одежду. Все слишком, слишком, слишком... Нова жалась к Шену ближе, забывая даже собственное имя; она не могла понять, что творила сама, что творил он, да и это сейчас было совсем неважно. Их общее дыхание тяжелело, воздуха становилось катастрофически мало. Они проваливались в бурлящее огнем небытие, мир вокруг них угасал, и, бесстыдно кусая Шену губы, ловчая не могла уже понять: поддавшись соблазну, потянувшись первой за поцелуем, оказалась ли она в раю, или же проваливалась все дальше в ад? Скрип двери и ледяной сквозняк отрезвили моментально. У Новы в радужке глаз забился плохо скрываемый страх, и она вскочила с дивана чересчур резко, пугая этим не только опешившего Шена, но и застывшего в дверном проеме Хорхе. — Я... мы... — начала она в попытке оправдаться. — Мне... надо идти. Не помня ни себя, ни чернокнижника, ни случайного свидетеля, ловчая подхватила с пола свои ботинки и, даже не потрудившись их надеть, быстрым шагом сорвалась на лестницу. "Надо было сразу идти в свою комнату, дура, дура, дура!" Спотыкаясь о ступеньки, запутываясь в собственных ногах, ведьма почти сорвалась на бег, но оказавшись у собственной комнаты замешкалась: ключ никак не хотел попадать в замочную скважину — пальцы дрожали пуще прежнего, паника подкатывала к горлу. "Ты хоть понимаешь, что ты натворила?!" — Нова! — окликнул ее, ставший уже любимым, голос. Она повернулась: Шен стоял в противоположном конце коридора. Не предпринимал никаких попыток подойти ближе. Лишь стоял и смотрел. — Это было приглашением. Подумай о нем. Пожалуйста. Нове показалось, что ее сердце развалилось в труху. Сгорело дотла. В пепел.***
Посреди ночи Шена разбудил Хорхе: на лице молодого травника читался неподдельный ужас. — Там... там горит, — только и вымолвил он. — Что горит? — Шен еле продрал глаза, но уже готов был сорваться с места; в секунду он оделся, накинул на себя пальто. — Гостиная. П-пошли быстрее. Едва они вышли из комнаты, в нос ударил запах дыма. До прохода, где на первом этаже находились комнаты, огонь, к счастью, еще не дошел, но в конце коридора уже виднелось яркое зарево. — Хорхе! — окликнул его Шен. — Проверь кухню и коридор, и беги отсюда. Я пойду по комнатам. Надо убедиться, что все вышли! — Хорошо! — закивал травник. Шен, не медля, спрятал нос и рот в сгибе локтя и, щурясь от едкого смрада, быстрым шагом обошел комнаты на первом этаже. Благо, народа тут было мало — почти все уже столпились у выхода. Затем мужчина рванул к лестнице, прямо с той стороны, где уже бушевало пламя. Там он помог Фабрицио, подвернувшему ногу, спустил вниз пару Других, застрявших в кольце огня, попытался хоть как-то усмирить стихию Присутствием, но из этого мало что вышло: пожар не поддавался. "Значит он также вызван Присутствием… Плохо дело," — смазано подумал Шен. Кое-как добравшись до второго этажа, он бездумно двинулся проверять комнату за комнатой. Чернокнижник расталкивал еще спящих, совсем не подозревающих об опасности жителей Гнезда и выводил их одного за другим к пожарной лестнице через узкий проход на крыше. Все действия диктовались ему как-будто из ниоткуда, машинально заглушая панику: мужчине, на самом деле, было страшно, причем, больше не за себя, а за других людей, за близких, но он душил в себе страх, давил ему ботинками прямо на горло. Чернокнижник, может быть, подумает обо всем позже, но не сейчас, нет. Сейчас главное — всех вытащить. Пропуская на лестницу последнего жителя Гнезда, Шен встал на карниз и оглядел толпу внизу — выискивал копну ярко-рыжих волос, но никак не находил. Грудь тут же сдавило болью. "Надеюсь, ты уже вышла..." Мысли о Нове зароились в голове беспорядочным гулом, ослабляя хватку на горле у страха. Хмурясь и матерясь почти в полный голос, Шен быстрыми прыжками преодолел расстояние от прохода к лестнице и до земли. Перед ним тут же возник Хорхе. — Все выбрались? — откашливаясь, спросил мужчина. — Я... Не знаю... Почти все. — Почти?! — гаркнул Шен на парня. В глазах заискрил страх, вперемешку со злобой — не к бедному, напуганному до чертиков Хорхе, а к ситуации в целом. — Я нигде не могу найти Нову. Она... — Твою мать! — мужчина взревел будто не своим голосом, схватился за голову, оглядываясь вокруг. Нет, нет, нет, она точно выбралась, Хорхе, должно быть, просто ее не заметил... — Я видела ее. На лестнице. Она меня вытащила из завала, — чуть простонав от боли, тихо подала голос Оникс, сидевшая на брусчатке; на ее одежде виднелись прожженные дыры, а на шее, левом плече и боку красовался огромный ярко-красный ожог. — Вот же дура! — рявкнул в пустоту чернокнижник и развернулся. — Шен, нет! — закричал травник, но было поздно — Шен уже сорвался с места. Обратно в полыхающее Гнездо. Пламя уже почти полностью охватило первый этаж. За дымом и жаром не было почти ничего видно, и мужчина без остановки щурился и кашлял, даже закрываясь рукавом пальто. Судорожно он искал взглядом хоть какое-то очертание Новы, хоть какое-то движение, которое могло ему помочь ее отыскать, но все было напрасно — девушка словно исчезла. Огонь плотной стеной закрыл проход в гостиную и комнаты, подбираясь своими языками к кухне и выходу, а лестница наверх почти вся обрушилась: от нее остались только дряхлые перила и пара-тройка ступеней у самого верха, да и те держались на честном слове. Однако, Шен дернулся, подпрыгнул и уцепился за них, обжигая ладони. Как только он подтянулся, буквально закатываясь на площадку на втором этаже, ступени обвалились. Зажмурившись и стиснув зубы, Шен пересилил боль. Встал на ноги и качающимся шагом еще раз пошел по комнатам. Одна, вторая, третья... Новы не было нигде. Ужас набатом бился о черепную коробку, щемил грудь и наливался влагой у уголков глаз — и непонятно, из-за дыма слезились ли глаза у мужчины, или из-за покидающей его надежды. Шен зашел заугол, вскинул голову вверх — на деревянных балках под потолком уже то тут, то там вспыхивал огонь. Нужно было скорее убираться отсюда. Боковым зрением он заметил темную фигуру. Знакомую до дрожи в пальцах и боли в сердце. Вот только развернувшись к ней лицом, Шен пожалел. Нова стояла посреди коридора — за ее спиной бушевал уже неконтролируемый пожар, а в нежных девичьих ладонях искрил крошечный огонек, прыгающий с ее рук на стены с полом, и обратно. Вмиг в голове Шена все встало на свои места, словно Вселенная схлопнулась, словно сложился пазл: Нова, всеми силами пытающаяся влиться в Союз Сожжения, ее неожиданные исчезновения посреди ночи, звонки непонятно кому, и вечно виноватый вид. Ее потупленный взгляд в никуда, неловкость и эмоциональные качели — то она целовала, пылко отзываясь на каждое прикосновение, то держала в холодном молчании. Чернокнижник понял все до конца и от этого осознания щемящее чувство в груди с силой сдавило ему легкие. Шен стоял посреди горящего коридора, не смея ни шелохнуться, ни закашлять, ни отвести взгляд. Он стоял на месте и смотрел на нее — такую красивую, до боли полюбившуюся и нужную ему. В ее янтарных глазах яркими бликами отражался огонь, и мужчина, правда, думал, что на свете нет никого прекрасней Новы. Сам воздух, казалось, тоже загорелся, тоже оброс ожогами и лохмотьями кожи, и вместе с этим удушьем чернокнижника укололи разочарование и обида. Еще неявные, только зарождающиеся, но они захватывали с каждой секундой все больше и больше, отзываясь судорогами по всему телу. Шен с самого начала ведь чувствовал, что с ней было что-то не так, чувствовал какой-то подвох, едва заметную фальшь. Почему он ей доверился? Зачем пустил себе под кожу? Почему мечтал сбежать с ней, укрыть ото всех? Зачем полюбил? Что же она с ним сделала... Нова двигалась медленно. По ее щекам лились слезы, а проглядывавшийся легкий румянец был слишком очарователен для такой мерзкой предательницы. Шен глядел, не моргая, совсем не ощущая жара огня перед собой, и провожал каждый ее шаг восхищенным взглядом, горько понимая, что все еще любил. Любил какой-то больной, колючей, словно терновник, любовью. Хотелось наорать, спросить столько вопросов... Но главным был только один. — За что? — прошептал Шен. — Так нужно, — ответ такой же тихий, одними губами. — Прости меня. Мужчина покачал головой. "Нет" читалось в его жестах. "Ни за что" тлело в его темных глазах. "Ненавижу" отозвалось его глухими шагами по крыше. Огонь обжег не только ладони чернокнижника, но и его растоптанное в пыль сердце. — Шен, сука! Ты просто идиот! — стоило мужчине только спуститься обратно к выбравшимся из пожара, Хорхе снова кинулся к нему, чересчур грубо схватил за плечи— Надо было дождаться пожарных, придурок... — травник внезапно нахмурился, оглядывая разбитого Шена. — Погоди, где Нова? Ты нашел ее? Шен кивнул. Его взгляд — пуст и холоден. — Она мертва, Хорхе. И это было чистой правдой: для Шена Нова умерла.***