Незабудковые глаза

Я наклоняюсь к нему и мир замирает, мир становится тихим, до звона в ушах спокойным рядом с ним, с этим Пашкой. Я смотрю пристально в его незабудковые глаза, честные и преданные, полные решимости и полные доброты. Он ещё не знает. Или знает, но именно сейчас не осознал. Я должен идти дальше, я должен сделать то, зачем пришёл сюда, зачем полегло столько народа, но я стою, замерев, будто в меня вновь целятся из двустволки с новой порцией смертельного яда. Но в этот раз она заряжена не пулями. И в ней вовсе нет яда. Я должен играть роль. Я ведь оборотень, я перевёртыш. У меня нет своего я. Даже память приходится усилием возвращать, если у неё сегодня игривое настроение и она пожелает со мной говорить, принести хоть мельчайшую каплю ясности в крайне неясную картину моего мира, ставшего таким маленьким и тесным за последние несколько лет. У меня нет ничего. Но ведь это неправда, это наглая ложь, которая ловкими длинными пальцами хватает меня за подбородок, вежливо, но настойчиво. Её дыхание мне так знакомо. Но почему-то сейчас я не хочу сопротивляться, не хочу лгать. Как будто всё шло к этому моменту, когда я буду стоять тут, как будто это была моя судьба, а не то, что я должен найти по ту сторону трясины и топкого болота. И я смотрю в незабудковые глаза, и я говорю: - Спасибо, Пашка. - Да что вы, товарищ Шутов, я заволновался, пришёл вам помочь. А то Ромашка не вернулась... Я хочу улыбнуться, но я не должен. Я хочу выразить то, что сейчас изнутри сжимает мою грудь тёплыми давно забытыми объятиями. Моё сердце неприлично ускорило темп. Но я ведь не капитан Шутов, так? Внутри теплеет, в паху, к моему скрываемому удивлению, тоже. Я не капитан Шутов. И я улыбаюсь. Кладу руку на Пашкино плечо. Тот говорит немного смущенный, но довольный собой: - Да не за что, товарищ Шутов. Он смотрел на меня с радостью и добротой, какой я давно не видел в людях. Я принял его за нескладного щенка овчарки тогда, но сейчас... Странно было осознавать это. Это было что-то незнакомое, что с трудом поворачивалось в моей груди, как заржавевшее колесо, которое вновь кто-то очень сильно крутанул. Я переместил руку на Пашкину гладкую и бледную в свете луны щеку. Он вздрогнул. Но не оттолкнул. В его честных зеркалах души мелькнуло что-то знакомое. И мне самому теперь уже до боли знакомое, но я не верю в чудеса. И это не чудо. Но если нет... То что тогда? - Капитан... - Только и говорит Овчаренко, но не успевает закончить, потому что я целую его в губы, мягкие и нежные. Обхватываю его шею. Он удивлённо вздыхает, но не вырывается. Он как будто не знал, что делать, он был напуган и смущён. И возбуждён, я сразу это понял, когда прижался к нему всем телом, обхватывая его тонкую талию. Он неуклюже обхватил меня в ответ своими длинными руками. Значит, он знал и мне не показалось. - Ох, капитан... - Пашка часто дышал после поцелуя. - Вы на вкус как болото. А я и забыл о том, что еще совсем недавно чуть не потонул в болоте. Улыбка снова наполза на моё лицо, даже против моей воли. Горячий узел внизу живота стянулся сильнее. Я должен играть свою роль. Но ведь иногда хочется хоть на секунду стать человеком. Ощутить тепло. Макнуть кисть своей души в густые чернила давно забытых эмоций. И создавать. И, кажется, я знаю что. - Хочешь уйти? - спрашиваю я. - Нет, что вы, капитан! Совсем не хочу. Он улыбается неловко, но всё ещё смотрит на меня. - Готов пойти дальше? - спрашиваю я. - Конечно, я ведь и пришёл сюда, чтобы пойти с вами на поиски майора... Он отводит взгляд в сторону дороги. - Я о другом. И вот он снова смотрит на меня. Он смущён, но ему не страшно. В его глазах искрит это живое неподдельное и такое чистое желание. И мне безумно хочется его реализовать. Под ребрами взрывается сноп искр, когда мы лежим на траве, поверх которой мы положили нашу одежду, когда прижимаемся друг к другу. Дыхание сбивается, но мы не останавливаемся. Для нас нет больше мира вокруг, есть только мы, мы, вдвоём, накрытые незримым покрывалом сияющих цветов, будто щитом от всего, что не было важно. В моей широкой ладони оба наших члена, а в голове приятная горячая пустота. Незабудковая, теплая, нежная и такая желанная пустота. Она исцеляла, она оживляла, она растекалась по телу вместе с кровью, проходя сквозь сердце. Пашка поскуливает в моих руках, совсем как щенок, когда мы целуемся снова, когда я двигаю рукой быстрее, когда шепчу ему в губы всякую чепуху, приходящую мне в голову. Но шепчу так жарко, что у самого по спине бегут мурашки, а внизу всё напрягается ещё сильнее. Пашка что-то отвечает мне, но я слышу только его голос. Молодой, приятный голос, который слегка щекочет мой слух, как пёрышко, как лепесток. Лепесток незабудки. Я хочу, чтобы это продолжалось вечно, я хочу быть здесь, хочу быть с ним, вопреки всему, что произошло до этого самого момента. Хочу обнимать его, целовать, шептать чепуху. Я не знаю, что со мной, но догадываюсь. Но ведь чудес не бывает. Тогда почему всё так? Почему мы здесь? Пашка стонет, всхлипывает и я чувствую, что моё собственное напряжение сейчас тоже выплеснется из меня тугим горячим потоком. Мы прижимаемся друг к другу, моё лицо чуть морщится, как и Пашкино, непроизвольно. Он даже когда кончает, выглядит таким невинным, что одной части моего сознания становится неловко, а другая часть жаждет продолжения, да так яростно, что затмевает первую. Мы кончаем почти одновременно, но я чуть с опозданием. С хрипом выдыхаю, когда Пашка вжимается в моё тело в послеоргазменной судороге. Под моей кожей бегают безумные искорки, рвущиеся наружу с дыханием, с биением сердца. Как будто внутри меня снова дало оборот колесо, освобождаясь от ржавчины, как от льда освобождается река. - Рядовой, ты как, в порядке? - Я вытираю руку о траву. - Так точно, капитан... - Пашка будто пытается вернуться в своё прежнее состояние, до того, как мы легли здесь, но расслабление, пришедшее после нашей с ним близости его от этого останавливает. Он уже чуть более уверенно касается моей талии. И я не убираю его руку. Он вдруг говорит, с улыбкой, этой его доверчивой как и всегда: - Капитан, вы красивый. И я не знаю, что мне ответить на это. Что ответил бы Шутов? Послал бы нахер, злобно бы взглянул? Вскочил бы, отвесил парнишке оплеуху. Но Шутова во мне не было сейчас. Во мне была незабудковая блаженная пустота. Я не Шутов. Я Максим Кронин. Я улыбаюсь и смотрю на него. Молодой, нескладный и такой честный. Я хочу впитать кожей, сердцем и душой его живую энергию. Хочу укусить его в плечо, сжать в объятиях и не отпускать. - Ты тоже. - отвечаю я и целую его снова. - У тебя красивые глаза. Он жмётся ко мне и я пускаю его к себе. Мы лежим и я думаю, как хорошо быть живым. Глажу Пашку по голове, а он отчаянно цепляется длинными пальцами за мою шею, за мои плечи. Спускается вниз, по груди, к животу и еще ниже. Узел в паху снова начал затягиваться, а член - набухать. Мы такими темпами отсюда никогда не уйдём. А у нас было дело... Важное дело. Но так ли оно важно? Неужто важнее Пашки? Конечно, сейчас во мне говорит похоть, скорее всего. И что-то ещё. Что-то, что я никак не могу понять. Или вспомнить? Бешено бьющееся сердце, частое дыхание, мысли, замкнутые только на одном... И я даже не о своём вновь крепко вставшем члене, а о чём-то более глубоком, забытом, древнем. Я не верю в чудеса. Я толкаюсь навстречу Пашкиной руке, тихо дыша, а он, довольный, утыкается носом мне в шею. Я впервые издаю несдержанный хриплый стон, что Пашку ещё больше подстегивает и он хихикает мне в шею, а я ловлю кожей каждое его прикосновение, тепло его дыхания и каждую его невидимую мысль, которую могу нащупать. Чудес не бывает. Но, кажется, я нашёл одно. И оно моё. Его я не отдам. Моё единственное маленькое чудо. Я не хочу отмахнуться от него, не хочу доказывать, что это всё неправда. Если я сейчас чувствую это, так почему оно не может быть реальным? Пашка реален. Вот он, передо мной, живой, часто дышащий и двигающий рукой все быстрее. Я стискиваю зубы, и снова кончаю, только в этот раз в большую ладонь Пашки. Его язык скользит по моей шее, запах его тела щекочет ноздри и приятно отдаётся в затылке, спускается вдоль позвоночника. Я прижимаюсь лбом к лбу Пашки, а тот все улыбается, широко и довольно. - Ну как вы, капитан? - Сам как думаешь? - Вам понравилось. - Угадал. Я целую его снова. Я не хочу отпускать его. Я хочу сказать, что я чувствую, но я не знаю название для этого. Или знаю, но считаю это невозможным. Но Пашка тут. Он живой и он передо мной. Пусть так и остаётся. А мне большего и не надо.