Детство
7 февраля 2024 г. в 12:07
Это история началась за семь лет до казни пока еще на тот момент молодого и многообещающего пирата-новичка Голд Д Роджера. И началась она, конечно же, самых истоков, то есть с рождения. С рождения одного, казалось бы, ничем не примечательного ребенка у богатой и даже какой-то степени влиятельной семьи Краучей, проживающей в собственном особняке в архипелаге, примыкавшему к периферийному Королевству Кофе, что находится в Сауст Блю.
Этот ребенок, что стал главным героем этой истории, самые первые и нежные свои года рос любви и в заботе, в полной семье с мамой и папой, обеспеченный всем необходимым для прекрасной и долгой жизни. И не мудрено, ведь Семья Краучей была из так называемой «новой» аристократии королевства. Они были из тех, кто имел счастье владеть достаточным количеством белли для того, чтобы располагать возможностью попросту купить себе право называться голубой кровью, когда в государстве на фоне очередной бюджетной дыры от грабительского небесного налога, король Кристоф II начал продавать дворянские титулы направо и налево.
Связи с чем мальчик, родившийся у парочки обеспеченных родителей, уже по умолчанию стал довольно родовитым, да и богатство семьи Краучей, обеспеченный владением крупной кофейной плантацией, создавала все перспективы, чтобы последующая жизнь наследника новосозданного аристократического рода, получившего имя Джон в честь своего деда, была обеспеченной и крайней степени безоблачной в будущей перспективе.
Так оно и собственно было по началу.
Джон рос и креп, хорошо питался и хорошо же учился начальной арифметике и грамматике на дому, множества раз поражая приглашенных преподавателей своим гибким умом, позволяющем ему поглощать и усваивать целый ушат знаний за один присест. Молодой наследник рода явно рос не по годам умным и начитанным мальчиком, обещая в скором времени стать гордостью малюсенького аристократического дома Краучей, ускоренном режиме пойдя по стопам своего отца, буржуа и плантатора. Однако некоторые вещи в мире всегда происходят неожиданно, а именно наступление новых времен и эпох, об смене которых зачастую современники узнают лишь загодя, постфактум.
На седьмой рождение Джона Крауча в далеком Ист Блю на острове Локдаун состоялась казнь ставшего к тому моменту настоящей легендой - Короля Пиратов Голд Д Роджера. Что в конечном итоге запустило целую новую эпоху, названной впоследствии Великой Эрой Пиратов. Тысячи людей, вдохновленные последними словами Золотого Роджера, повесив пиратский флаг на корабль и на душу, отправились в синее и жестокое море в погоне за своими меркантильными или не очень мечтами.
Для многих начала эры повального пиратства стало долгожданной порой, когда можно было, отдавшись моменту, вздохнуть полной грудью, хватаясь вместе с верными накама за хвост увертливой леди фортуны. Но с другой стороны, время пиратов естественным образом открыла двери для тех людей, что тоже хотели поучаствовать в творящийся сейчас на их глаза истории, правда в роли пиратом в земной точки зрения, то есть как обыкновенные морские разбойники.
И вот таких разбойников среди пиратов, к сожалению, было большинство.
Вследствие чего весь мир уже через жалкие недели после казни Роджера встретил невиданный ранее по масштабу пиратский террор. Все океаны одним махом запылали, когда их заполнили тысячи и тысячи новичков, что, тем не менее, не меньшим энтузиастом, что и старички пиратских морей, спешно приступили самому излюбленному делу всякого разбойника, что сухопутного, что морского – Грабежу.
Многие тогда мирные жители ранее тихих островов первые на себе почувствовали железистый, беспощадный вкус новой эры, и, к несчастью, молодая семья неоперенных новых аристократов Краучей тоже стало одним из этих первых жертв последнего слова Короля Пиратов. Когда Джону исполнилось восемь лет, на Королевство Кофе совершил грабительский рейд целая ватага пиратских капитанов. Силы Морского Дозора, расквартированные на соседнем острове от королевства, не успели среагировать, да и мало что могли поделать внезапно одночасье ставшими настолько многочисленными пиратами. А королевская стража в острове сражалась храбро и даже успешно, но могла отражать атаки пиратов только в некоторых частях огромного по меркам всего остального мира архипелага, прикрывая только лишь главный торговый порт и малую часть прибрежных районов дворянства старого, а также центральные районы рядом со столицей королевства. Отчего находящее в отдалении от больших городов кофейные плантации, безусловно, остались совершенно беззащитны, а особняки латифундистов были богаты, и, следовательно, неудивительно, что волна ворвавшихся в страну пиратов ударило в первую очередь по ним. Немногочисленные охранники полей тут же при виде мечей и факелов жаждущих злата налетчиков разбежались, а то присоединились к грабежам бывшего места своего заработка.
Собственно этот момент судьба рода Краучей, как и впрочем других новых дворян, что тоже сначала были плантаторами, прежде чем купить благородство, стало до боли ясным и печальным. Пираты вламывались в особняки, примыкающие к плантациям и убивали оставшихся верным хозяевам прислугу и самих хозяев имений, если те имели смелость или глупость остаться защищать свой дом, они грабили все, что в принципе могло нести ценность, а то, что не несло, придавали жадному всепожирающему огню.
К объятым пожаром особнякам уже скоро присоединились и сами поля, засеянные кофейными зернами, ведь тому моменту разгоряченной кровью и добычей толпе налетчиков уже было все равно, что сжигать. Говорят, что дым от пожаров в квартале плантаций окутал все Королевство Кофе терпким кофейным ароматом на несколько дней подряд, как бы показывая, настолько была сильно втоптана национальная гордость всего королевства, раз она даже не смогла сохранить тот продукт, чему обязанного своим названием, впрочем, это скорее всего, просто был обыкновенный слух, порожденный печалью вперемешку со злорадством.
Через день, когда от пиратских налетчиков не осталось и следа, уже мало что напоминало, что в этом месте когда-то было престижным и богатым районом новых аристократов. Теперь же здесь было лишь сожженные до черноты дома и поля вместе беспорядочно лежащими трупами, только некоторых из которых повезло не обгореть до черных костей и неясных углей, и, конечно же, пепел. Пепел всюду и везде: на домах, на полях, на улицах, на трупах и на душах немногочисленных выживших. Этот день определенно стал одним самых темных моментов в Королевстве Кофе, ибо только за одни сутки она потеряла до половины своего национального дохода.
Ущерб, нанесенный жадными до золота и крови негодяями, исчислялся десятками, если не сотнями миллионов белли, к тому же было уничтожено до четверти всех уже готовых сбору урожая кофейных полей, что могло привести к тому, что в один миг утратившая значительные запасы главного экспортного товара, королевство будет вынуждено залезть в долги или того хуже, потеряют свою нишу в кофейном деле, уступив другим экспортером черного зерна в регионе.
Но это все дела общего плана, а на личностном уровне неожиданное нападение пиратов привело к тому, что молодой наследник рода Джон Крауч стал по злому року судьбы не наследником, а текущим главой рода. Его родители, послав своего единственного ребенка вместе с немногочисленными проверенными слугами вглубь архипелага, сами по какой-то причине остались в осажденном имении. Может они поверили своей, как оказалось, ненадежной охране, а может войскам успешно обороняющегося на местах королевства? Или силам Морского Дозора, что должны были спешно плыть на сигнал о помощи, а может быть, они вовсе поверили себя и в собственную всевышнюю неуязвимость, что дает купленная голубая кровь перед ордами грязных плебеев?
Кто знает? Да и не неважно это.
Ведь вернувшийся через день после разгула пиратов на пепелище своего родового предместья мальчишка восьми лет по имени Джон Крауч обнаружил лишь покрошенные в мелкую капусту мечами пиратов, обугленные последующим пожаром остатки своих самых родных людей на свете.
Вот так произошла совершенно обыденная, на самом то деле, в эти лихие времена самого начала Эры Пиратов, трагедия. Разумеется, для самого ставшего по роковому случаю сироты Джона это утрата не было чем-то обыденным. Горя в тот момент мальчик повидал немало, да и слез последующие дни похорон в закрытом гробу было пролито поистине много, но справедливости ради надо сказать, что сам по себе Джон все еще находился не в самом плохом положении, поскольку его после конца четы Краучей практически сразу же взял под опеку брат его отца.
Причины, почему же Нортон Крауч захотел приютить у себя сына скоропостижно почившего брата, учитывая их натянутые отношение при жизни, довольно-таки туманны. Возможно, он действительно пожалел бедного мальчика, тем более он то не был для него совсем уж чужим человеком, а может Нортон попросту соблазнился на все еще существующий дворянский титул Джона или на его весьма-таки, судя по учительским заметкам, выдающиеся способности в различных науках? В любом случае, причины осталось для Джона неизвестны. В самом имении Нортона причины, его побудившие усыновит Джона, тоже не прибавили ясности, поскольку впоследствии личные отношения между Нортоном и Джоном оставались в целом холодными. Они как будто для друг для друга не существовали, однако этот игнор никогда не доходило до открытой или скрытой ненависти или даже тени пренебрежения.
Впрочем, все это будет сильно потом, а первые дни после молчаливых общих похорон тысяч убитых в роковую ночь пиратского рейда, названной жителями архипелага «Красной Ночью», Джона наконец-то достиг запоздалое осознания потерь, которое перетекло в самый настоящий катарсис. Может возникнуть вопрос – почему же так поздно? А разгадка была в том, что Джон все эти печальные дни был чересчур занят всеми теми насущными делами, когда прежний мир рухнул, а новый еще предстояло осознать. Но рано или поздно момент оглушительной тишины, передышки от суматохи черных дней, когда в голову само приходит позднее понимания всех понесенных потерь и туманных перспектив на будущее, должен был наступить.
Он и наступил.
Плакал и орал Джон в миг эмоционального накала, конечно же, как не в себя, но кроме вполне понятной для такой ситуации горечи и ненависти, внезапно появилась кое-что еще, то, что обычной обстановке никогда не пришло бы. В момент наибольшего эмоционального исступление произошло то самое овеянное легендами попаданчество какого-то пацана из некой планеты Земля, причем из одной тамошней, самой большой по территории страны, прямиком в мозг местного жителя, которым по воле судьбы оказался Джон.
Или не произошло, а как раз у самого Джона внезапно проснулась память прошлой жизни, а возможно вообще сознание и память Джона и попаданца причудливым способом перемешались, родив совершенно новую личность, или же никакого иномирного влияния никогда и не было, и Джон на фоне надрывного горя попросту чокнулся самым странным образом.
Тем не менее, какой-либо из этих вариант не был бы правдив, после ночи катарсиса Джон из своей комнаты не пострадавшей во время налета гостиницы вышел абсолютно другим человеком.
Наверное, будь у нового Джона хоть какие-то глубокие связи хоть кем-то из окружающих, то разительные перемены в мальчике сразу же бы приметили, но, как говорились выше, со своим благотворителем, холостым и бездетным Нортоном, они практически не общались, а немногочисленные верные слуги, что перешли на новый дом вместе со своим патроном, если и заметили изменение, то не посмели их высказать вслух. Или, что более логично, решили, что радикальные изменения в характере мальчика вызваны пережитой трагедией, что в принципе была даже по большей части правдивым предположением.
Никто не заметил подмены.
Да и была ли вообще это подмена?
Даже сам Джон не мог ответить на этот вопрос четко, без путаницы, а остальные и подавно, но как бы то ни было, несмотря на всю боль и трагедии, жизнь все равно размеренно текла дальше. Обучение восьмилетнего Джона возобновилось, деньги на вызов преподавателей на дом у мальчика имелось в наличие, так как новый дворянский род Краучей, невзирая на сожжение семейного предместья и прибыльных кофейных плантаций, все еще располагал внушительной суммой в местном банке королевства, к тому сам хозяин текущей дислокации Джона, дядя Нортон, был на удивлении готов финансировать своего то ли своеобразную замену любимого сына, то ли выгодное бизнес начинание.
А на ниве обучения Джон и раньше поражал своих менторов не по годам развитыми ментальными способностями, а уж сейчас, то став перерожденцем или удачно сойдя с ума, Джон по умственным возможностям оставлял далеко позади своих сверстников. Приставку гений Джону не вешали только потому, что на фоне настоящих вундеркиндов его прогресс все равно выглядел бледно, но материал для обучения Джон действительно поглощал, как будто мог на самом деле физически перекусить томами учебников на завтрак, обед и ужин.
В какой-то момент поиск знаний у Джона чуть ли не превратился в одержимость, и он сам добровольно зачитывался до беспамятства бессонными ночами в библиотеке особняка или натурально терроризировал своих преподавателей вопросами, провоцируя их войти в диспут по какой-либо теме с ним, десятилетним шкетом, и что примечательно, Джон иногда даже все же побеждал начатом им споре, но именно что иногда. Все-таки, вопреки тому, что Джон хоть и был умным сам по себе мальчиком с, возможно, с памятью попаданца из другого мира, однако это не делало его автоматически гением и всегда правым, даже в тех местах, где память иномирца четко говорило, что он прав, ведь миры между собой достаточно сильно отличались, чтобы успешные решение из одного мира было не всегда релевантной в другом.
Впрочем, очевидно, Джон не унывал, так как чисто объективно был обустроен по жизни выше среднего по миру. Сильно выше среднего, и самое главное, он это прекрасно понимал, а потому Джон молча, как какой-то биоробот, с ослиным упрямством изучал день за днем местные науки. Хотя, наверное, слово про биоробота было какой-то степени не метафорическим преувеличением, так как смерть родителей и то ли перерождение, то ли сумасшествие довели Джона до того, что он стал в своем роде мессией своих глазах.
Беспомощность перед роковыми случайностями, ненависть к пиратам, амбиции, горечь утраты, высокое положение и эксклюзивное знание вместе с отчасти чувством собственной избранности с малюсенькой добавкой из вины выжившего было тем самым ядреным коктейлем, что натурально сорвало башню Джону. Он захотел изменить к лучшему если не мир, то как минимум свое место жительства, которое с каждым годом скатывалась все дальше в бедность, преступность и в анархию пополам запылавшим сепаратизмом югом. И что более важно для осознания им своей миссии свыше, Джон знал и ощущал, что задуманное им амбиционные планы с его текущими возможностями и способностями было вполне реально провернуть. Джон был знатен, богат, усерден и умен, а также имел в себе небольшой секретное преимущество в виде личности или памяти попаданца – все эти качества были существенны.
И Джон был готов налегать на них в надежде на то, что именно его усилия спасут страну.
Пока эти усилия упиралось в прилежное и даже патологическую заинтересованность в новых знаниях. В один миг — это стало настолько ясно, в том числе и другим людям, в число которых вскоре вошел дядюшка Нортон, что тот от беспокойства за все глубже углубляющегося самобичевание племянника или же из-за волнения за излишне ломающегося себя ментально будущего удобного инструмента, тот заставил Джона наконец-таки выйти из странноватой зоны комфорта прямиком на улицу.
Поход за пределы добровольного затворничества у Джона, естественно, прошел успешно. Конечно же, он сначала немного поворчал об бесполезно упущенном времени, но Джон и сам понимал, что люди не роботы, и потому отдых ему в любом случае рано или поздно был бы необходим, поэтому он внутренне смирился и на целых полгода жил как обыкновенный ребенок, позабыв об том, что он попаданец психологической травмой в придачу. Кстати, в этом относительно коротеньком отпуске всегда замкнутый Джон даже успел найти себе друга среди местной детворы, вернее надо сказать подругу. Вообще довольно странно начинать дружбу с ребенком, когда Джону по идее намного больше лет, чем ей из-за памяти и суждение взрослого человека, но тут вступает обстоятельства, что нивелирует такие серьезные «но». Ее звали Мария и ей было одиннадцать лет, как и Джону, и она была из семьи молодых аристократов, как и Джон, а также Мария потеряла всю свою семью в том ужасном дне пиратского рейда, как и сам Джон. Говорят, что противоположности притягиваются, но тут была инвертированная ситуация и наоборот, сходства усиленно притянули этих двоих друг к дружку. К тому же Джон по принципу рыбак рыбака сразу же понял, что Мария такой же глубоко травмированный ребенок, как и он. Короче говоря, сложилась идеальные условия для зарождения если не дружбы, то симпатии с опорой на одинаковой социальный класс и самое главное, на одинаковых тараканов в голове.
Правда, как это дружба образовалось под разговоры об эфемерной справедливости, что явно очень сильно задевала задающегося вопросом об несправедливости мира Марию, так она если не испарилась, то приостановилась, когда положенные полгода прошли, и Джон подумал, что пора бы новыми силами снова налечь на позаброшенную им учебу.
А тем временем ситуация на архипелаге становилась все хуже.
Пиратские рейды становились все более обыденным делом, конечно, до уровня того массового нападение, в котором Джон лишился родителей, эти постоянные налеты не доходили, но отщипывали они кусочки экономики с архипелага вместе жизнями несчастных весьма знатно. Со временем пиратский террор стал столь невыносим, что оказалось так, что кроме защищенного армией королевства главного торгового порта архипелага Сен-Жереми и Моль Томазо, что является ближайшим к столице портом, остальные прибрежные порты и города пришли в упадок, а то и были вообще спешно покинуты жителями.
Но беда никогда не приходит одна, и кроме схлопывания большей части негосударственной прибрежной торговли у королевства образовались еще и другие проблемы, например, государство, в котором живет Джон, стало рабовладельческим, вернее оно теперь официально стало таковым. И причиной этого снова стала та самая Красная Ночь, в ходе которой сожгли имение семьи Краучей, ведь пираты тогда сожгли еще и четверть всех кофейных плантации, а рабочие этих полей рассосались по местным лесам, да так, что когда обстановка поуспокоилась, только жалкие проценты прежних тружеников вернулись обратно на рабочие поля. Для такого низкой явки были многие причины, в синергии образующие то, что вакансия рабочего на плантации возглавил анти-рейтинг популярности в стране. Поэтому естественным образом сформировался дефицит рабочей силы на обработку главного экспортного товара государства, а король Кристоф II, желая все же пополнить каждый год стабильно коллапсирующий от небесного налога бюджет королевства, долго не думая, попросту завез из-за границы пару тысяч рабов для принудительного труда на полях, в надежде на скорейшее восстановление объемов производства главного экспортного продукта страны.
Разумеется, ввод страну огромной толпы невольником решительно никому не понравилось, и не только поэтической причине, но из-за чисто практических, в том числе тем, что рабская рабочая сила выдавила с кофейных полей все еще остающихся на плантациях немногочисленных наемных рабочих, образовав кучу озлобленных безработных пролетариев, бродящих во всех городам королевства. И едва ли такое звучало как что-то здоровое для стабильности государства и то, что в конце концов не взорвется с оглушительными для всех последствиями в будущем.
Вообще, к слову, на самом деле рабство было запрещено Мировым Правительством еще двести лет назад, и потому, по идее, покупка рабов королем является мероприятием, на минуточку, незаконным. Однако же следят за выполнением этого закона прислужники Абсолютной Справедливости, откровенно говоря, крайней степени халтурно. Да и по-другому и быть не могло, если учитывать то, что сама Мировая Знать жить не может без порабощения энного количества население мира в сутки. В таких условиях вовсе не мудрено, что рабство так-то только на бумаге является уголовно преследуемым преступлением. Кстати, наверное, именно оттого и до массового завоза в плантации невольничьего живого товара в королевстве итак было довольно приличное количество невольной рабочей силы.
Новая аристократия, они же латифундисты, и раньше пользовалась рабским трудом в плантациях, однако все же до Красной Ночи оно не было настолько доминантой в кофейном бизнесе. Собственно, из-за того, что плантации были наполовину рабскими, разбежавшихся рабочих было так сложно собрать заново, так как часть сбежавших под шумок и впоследствии не пойманных рабов то развеялось по лесам, потихоньку мутировав в разбойников или борцов за свободу, то перебежала южную часть королевства, где рабам относиться по либеральнее, чем во всех остальных частях архипелага.
К слову, юг королевства — вот это еще одна проблема, которая обострилась до опасной стадии после Красной Ночи. Сепаратизм юга всегда была больной темой для современного королевства, оно и неудивительно, учитывая, как этот самый юг был присоединен к Королевству Кофе. В прошлом на архипелаге было не одно государства, а сразу два. И второе исчезнувшие из политической карты страна располагалось как раз на юге и носило название Королевство Рампучия, и аннексия этого государства произошла всего-то пятьдесят лет назад по совершенно мутным предлогом. Дела было так: Рампучия по своим внутренним причинам неудачно вошла длительное династическое смутное время междуцарствия, в котором итоге выкристаллизовалось внезапно Республика Рампучия, ознаменовав этим долгожданный конец династическим распрям новая республика с оптимизмом начала смотреть на грядущее. Иронично, но правление Комитета Спасения Нации Рама, положившая конец династии королей Рампучии, продлилось недолго, и причиной этому была снова династическая чехарда. Местные роялисты затеяли кровавое восстание с мыслями об восстановлении монархии, заручившись поддержкой соседнего Королевства Кофе.
Мятеж увенчался удачей, и его назвали по-другому: монархия в Рампучии была реставрирована, а королем, посаженым трон, стал шестилетний мальчик, у которого вроде бы были кое-какие отдаленные родственные связи с королями Рампучии прошлого... И с текущими королями Королевства Кофе. Надо ли говорить, что через несколько месяцев ребенок на троне скоропостижно скончался от апоплексического удара табакеркой, после чего на престол южного королевства сел ближайший по крови родственник умершего мальчика, то есть действующий король соседнего по архипелагу монархии Кристоф I.
Конечно же, после таких шокирующих новостей бывшее Королевство Рампучия мигом вся забурлила, ведь такой маневр их соседа по архипелагу никому из теперешнего юга королевства не пришлась по сердцу, включая и тех самым роялистом, затеявших изначальное монархическое восстание. Начался новый южный мятеж, но в этот раз он не увенчался удачей, а потому его не назвали по-другому. Войска Королевства Кофе огнем и мечом прошлись по новой южной провинции, прижигая и вычищая все очаги бунта, однако солдаты короля могли победить и заключить под стражу войска и лидеров восстания, но едва ли они могли взять под стражу мысли жителей юга.
Посему юг до сих пор горит: мятежники, теракты, молчаливая ненависть, полицейский беспредел, гражданское сопротивление и, конечно же, реки пролитой крови. Там королевскую власть не любят, а учитывая, что после Красной Ночи страна постепенно погружается в хаос, то у них весьма впечатляющие шансы добиться своего, погрузив государство до кучу долгую гражданскую войну, ведь правитель Королевства Кофе Кристоф II, покуда он жив, не отпустит юг без боя.
В итоге: пиратский террор, завоз рабов, бандитизм, беспорядки от востока до запада, перманентная рецессия экономики и последующая за этим бедность вместе с вновь разгорающимся адским пламенем югом.
Все эти события, словно карусель неприятных известий, проходили мимо Джона, когда он снова заперся в особняке и начал постигать науки, укрепляя еще больше его веру в то, что страна кровоточит и нуждается в нем и его знаниях как никогда. Усердная учеба дала свои плоды, и Джон удивлением для себя обнаружил, что в свои тринадцать лет уже вызубрил все, что обычно преподавали детям богатеев до совершеннолетия в шестнадцать лет. Неожиданно для себя Джон осознал, что у него есть целых несколько лет зазора в программе обучение, поскольку домашние учителя не могли дать знания университетского уровня.
По идее, Джон в погоне за так нужными ему знаниями должен быть незамедлительно поехать в университет имени Святого Карлоса, находящийся в соседнем острове, но он в коей-то веки подумал, что всему свое время, и он не поедет в университет до своего совершеннолетия, чтобы не эпатировать тамошнюю публику, да и не гений настоящий для того, чтобы брать лавры истинных вундеркиндов. Однако если он не поедет в университет, то сразу же возникал закономерный вопрос: чем Джон займется в эти долгие три года?
Немного подумав над этой задачей во время завтрака, Джон наконец-то решился заняться своим физическим развитием. Не то, что он и раньше не думал об укреплении тела, беря во внимание то, что этом мире были совершенно другие законы физики и логики, что позволяли людям достигать невероятных и иногда попросту абсурдно сверхчеловеческих показателей по сравнению с миром иномирца.
Потому-то Джон неоднократно размышлял над, как бы сказали в мире попаданца – «прокачкой тела». Но со всем уж малолетстве Джон не хотел налегать на тяжелые физические упражнения, так как, скорее всего, даже в этом мире тяжелые нагрузки и детское тело не слишком хорошо ладили с друг другом в долгосрочной перспективе. Однако с тринадцати лет уже, наверное, можно было начинать тягать железо, если учитывать, что подход будет разумным и нагрузки будут расти постепенно, а не как что-то из разряда «сдохни или умри».
Решившись, Джон начал действовать, нет, он не взял ноги в руки, не приступил к тренировкам ванпачмена. В первую очередь Джон запланировал проконсультироваться с компетентными тренерами и инструкторами, а только потом начать насиловать свое немножко не привыкшее физической активности тело. В любом случае, Джон был уверен, что ему будет крайне сложно начинать.
Как показала практика, так оно и было.
Жестить нанятые тренера, естественно, не стали, ведь подростковое тельце Джона поистине больших нагрузок попросту не выдержало бы, но даже так Джон стоял на негнущихся ногах, обливался потом и пучил глаза от натуги, пытаясь параллельно отдышаться после легкой, по мнению тренера, разминки – да, предчувствие Джона не подвели, ему действительно было тяжело. Целый год пролетел незаметно. Не быстро, именно незаметно. Джон, по правде сказать, в этот год, наполненными одними сплошными былинным превозмоганиями, натурально чуть не сдох от перенапряжения. Впрочем, были и хорошие новости, все же не зря же Джон двадцать четыре на семь в течении долгого придолгого года упорно улучшал свое тело, и не только базовые свойства, как сила, скорость, выносливость и гибкость, но и довольно специфические, как например, навыки кулачного боя, боя на мечах, а также навыки по стрельбе и уходу за огнестрельным оружием.
Мускулы Джона налились силой, а рост даже как-то аномально скакнул вверх, вместе с весом, в которой львиную долю теперь занимала чистая мышечная ткань. Короче говоря, мальчишка Джон сильно изменился за лето, однако, как он не старался, перешагнуть невозможную точки зрения попаданца грань силы он не смог. Джон сейчас был на уровне крепкого, сбитого, атлетического подростка, что может смело выступать на местных спортивных игрищах, претендуя на кое-какие особо не престижные призовые места, но такая характеристика — это не то, что можно описать как сверхчеловек.
Грустная правда здесь такова, что Джон едва ли когда-либо будет блистать на боевом поприще так, как с чистосердечными разговорами с многочисленными тренерами Джон для себя выяснил, что если в науках он рассудительный не по годам разумист, то всем, что связанно мышцами и боевыми умениями, он серая, ничем не примечательная посредственность. Разве что с пистолетами и мушкетами он управляется куда лучше остальных, но даже так до истинных гениев стрелкового дела Джону, образно говоря, как пешком до луны. Да, обидно, но до лавров героя Морского Дозора или же пиратского Сверхнового Джону, очевидно, никогда не добраться. Тем не менее, он после этого внутреннего откровения не слишком-то расстроился, ведь Джон изначально и не рассчитывал, что и за всю свою жизнь сможет встать с вровень вице-адмиралами. Вследствие чего рассудительно выбрал для себя стезю, где открытое личное участие в мордобоях хоть не воспрещено, но строго не рекомендуется.
И при всем этом, даже поняв, что чистая мощь это не про него, Джон решил все же не прекращать кардио и силовые тренинги, практику с холодным и огнестрельным оружием, а также многочисленные рукопашные единоборства вместе с упражнениями по координации. Может быть Джон и не тешил себя иллюзиями о том, что когда-либо сможет перещеголять голой силой хотя бы капитанов дозора, но что ни говори, в здоровом теле здоровый дух, да и все равно навыки боя и укрепленное тело явно не будут лишними и в форс-мажорах, и в повседневности.
К тому же у Джона было одно чисто человеческий резон, ради которой не стоило так рано покидать родной остров. И имя этого резона была Мария, с которой Джон снова наладить отношения, да так, что будто они никогда и не прерывались. Каждый вечер после тренировок Джон, выражаясь фигурально, с высунутым языком спешил к той придорожной харчевне, где они с Марией всегда встречались в конце полудня, чтобы совершенно по подростковому уйти в отрыв.
А там до вечера или даже глубокой ночи сцепка четырнадцатилетних подростков, весело хохоча, радуясь жизни, скакала по ближайшим зеленым равнинам и живописным пляжам с пальмами, словно бы из картинок про Багамы. В эти счастливые мгновение Джон даже забывал, что он по факту замкнутый и травмированный подросток с памятью иномирца. Какие же они тогда удивительные приключения по собственной воле попадали: то залезали на древнюю, заросшую мхом, разваливающиеся по кускам часовню, то беззаботно плавали рядом с косяками перламутровых рыбок с длинными смешными мордами, то ради прикола, играясь, стреляли по банкам из вынесенных тайком пистолетов на отшибе предместий, то организовывали по плану Марии маленький побег рабов из плантаций.
Кстати, именно в этот момент Джон понял, что спровоцированные синдромом выжившего разговоры об справедливости трехлетней давности выродились в определенные действия конкретного аболиционистского окраса. Но не Джону с похожими на свою подругу ментальными закидонами судить ее, да и ничего плохого в освобождении рабов он не видел, а как раз наоборот, свою подругу он горячо поддерживал.
Тогда им удалось снять путы с нескольких рабов и проводив их до лесов. Сделать это было необычайно легко, поскольку никто из прибежавших искать беглецов по следам босых ног в грязи в голове своей и помыслить не могли то, что за дерзким побегом невольников стоят обыкновенные подростки, причем из того же социального класса, что во взрослом состоянии и являются главными рабовладельцами этой страны. Совместное времяпровождение в большинстве случаев сближает, а совместное преступление когда как, но если оба участника остались довольны итогом их криминального дела или если преступлением оно считается только по мнению самого государства, то шансы из друзей стать близкими друзьями, а из близких друзей в названых братьев крайне существенны.
С Джоном и Марией в какой-то степени это и случилось, правда, сам Джон не мог четко сказать, они с Марией все еще просто друзья или их отношение перетекает в грань нерушимых родственных связей. Или же их взаимоотношение связи с тем, что они противоположных полов, перескочили за ту черту, где уже можно говорить об том, что между ними проскочила искра страсти, перетекающее во подростковую влюбленность?
Может быть, а может и не быть, ибо его подруга Джону без сомнения нравилась, но является ли это именно любовью, а не дружеской симпатией?
Это было сложным и комплексным вопросом, так что Джон попросту отложил эту проблемку на будущее, лишь оставив у себя большую заметку в своем мозгу. Не то, чтобы он боялся позабыть это приятное покалывающее чувство в душе, но впереди Джона бесспорно ждало много потрясений и острых ощущений – он был в этом уверен. Потому чувства, вызванные беззаботными гулянками с Марией, могли в итоге потерять свою насыщенность в будущем.
Вместе с тем, время неумолимо шло и вскоре, как и все хорошее, те три года до совершеннолетия, когда можно было насладится неполноценным детством, быстро истекли, а значит пора было готовится к долгой отлучке от родных пенат на как минимум на удручающе продолжительные шесть лет.
В сухом остатке, за три года изматывающих кроссов вокруг архипелага, яростных заплывов в воде рядом с берегом наперекор прибою и постоянным спарингов с отставными дозорными и солдатами королевства вместе прочими «увеселительными» мероприятиями, смыслом которого согнать побольше пота с него, Джон внешне полностью преобразился.
Юноша обзавелся внушительной для его возраста мускулатурой и теперь был способен на те подвиги в силе и в выносливости, что раньше казалось ему хоть и не невозможным, но слабо реализуемыми. Тем не менее, и за три года непрерывного подъема нагрузок, запланированное опытными тренерами по программе тренировок, Джон не смог переродиться в того человека, что мог трескать голыми руками огромные валуны, как и, впрочем, маленькие камешки тоже.
Теперешние шестнадцать лет уровень силы Джона был внушительным по меркам мира попаданца, но даже так оно никаким образом не выходила за пределы того мира, где невозможно руками крошить листы закаленной стали. В целом, Джон очередной раз убедился, что всякие приключения на передовой явно не для него, так как слишком уж мал был его прогресс за целых-то три года.
Ведь многие обучающие Джона тренеры сами проговаривались, что они в его годы уже имели физическую силу и скорость, что были неосуществимы для человека из Земли, и Джон не думал, что инструкторы его в открытую обманывали – просто некоторые люди попросту не созданы для настоящих сражений.
Дело Джона шевелить мозгами, а не бить морды.
Одним словом, не быть Джону Краучу – Брюсом Уэйном, максимум Зеленым Шершнем.
Вместе с тем, если не затрагивать тему закончившихся на неопределенно длительное время или даже навсегда тренировок, то последняя неделя перед отправкой в новый для Джона мир стал самым странным для него на тогдашний момент периодом времени. Тогда он, изменив самому себе, устроил чуть ли не каждый день по празднику, при этом, что до этого Джон всегда игнорировал праздничные дни и даже свои дни рождения, лишь символически отмерял свой рост на стене особняка, по факту никак не празднуя свой особый день взросления.
А потому эта неделя прошла странным каскадом диковатых для Джона событий, для него это было странно и непривычно, да настолько, что в памяти смогли остаться лишь малая часть произошедших в эти дни эпизодов, что, тем не менее, отдавали невероятной теплой – домашней теплотой, по которому он будет определенно скучать.
При этом самый последний выходной перед тем уйти далеко и надолго, Джон узнал сразу две новости, что стали для какой-то степени шокирующими.
Первая – это то, что его дядя Нортон, кажется, действительно по-настоящему любил Джона, иначе причины, почему же у того глаза были на мокром месте, когда он прощался с ним, вопреки показной холодности, Джон объяснить не мог.
Второе – это то, что, кажется, сам Джон все же как-то неожиданно умудрился, несмотря на замкнутость и ментальные травмы, влюбиться свою подругу в детства.
Ибо когда Мария под конец последнего их совместного детского приключения перед долгим отъездом неловко, но необъяснимо тепло, от всей души обняла Джона и попросила не забывать ее там, вдалеке, где бы он ни был. У Джона участилось биение сердца и просветлела голова, а тело будто бы разом потеряло несколько десятков килограмм. Казалось, в этот краткий миг Джон был способен буквально на все. По внутренним ощущениям ему и Гранд Лайн был по колену, удивительное и приятное чувство, начинающееся в животе и заканчивающееся на макушке, что одновременно окрыляло и пьянило как ничто другое в мире.
В это мимолетное мгновение запоздалого откровения, обнимая, возможно, найденную в столь юном возрасте возлюбленную, Джон чуть не бросил все свои мечты и планы. Слишком уж сладок было то возвышенное чувство, о чем так страстно воспевали все поэты во все времена.
Наверное, будь на месте Джона кто-то другой, на этом история становления и закончилась бы досрочно и не сказать, что особо плохим способом. Но Джон не был простым человеком, во всяком случае собственных глазах, потому тот, уверенный, что отечество нуждается в нем, вскоре сожалением отстранился от объятий Марии и ощущением холодеющего внутри сердца в гробовой тишине направился в сторону виднеющегося впереди кромке заката над оранжевым морем.
За закатом последует неизменный рассвет, где Джон погрузиться в корабль, что отвезет его в совершенно новый мир за пределами его основательно изученного родного архипелага, что подарила ему печаль и радость вместе с теми людьми, ради лучшего будущего которых Джон должен покинуть королевство.
Детство Джона закончилась, теперь настала пора юности.
Но это уже немножко другая история.