Рябина

На небольшом холмике за селом, под рябиной, стоял человек в медвежьей шубе. Будучи и так невысок ростом, мужчина слегка горбился, от чего казался еще меньше. Лицо его выражало одновременно и глубокую печаль, и гневную напряженность. Такое лицо обычно бывает у людей, предчувствующих нечто нехорошее. Например конец. Конец чего-то важного… Подул сильный ветер, заставивший мужчину поежится от холода. На секунду ему показалось, что он стоит здесь зря. Прошло ведь уже столько времени… А тот, кого он так терпеливо ждал, все никак не появлялся. «Это далеко не первая моя дуэль. Чем же я так встревожен?.. Дело ли в причине этого поединка, или же… в моем противнике? О нет, я не боюсь его. Душу гложет странное, доселе неведомое мне чувство, совсем не похожее на страх. Не легче его, увы… Но где же секунданты? Они должны быть уже здесь вместе с врачом. Черт возьми, неужели я перепутал время?..» Мужчина стоял так еще какое время, погруженный в свои раздумья, пока на горизонте не появилось несколько фигур. «Ну вот и они», — не без облегчения подумал мужчина и медленно зашагал им навстречу. — Александр Сергеевич, рад видеть вас, — внешне приятный рыжеволосый мужчина в шинели, один из секундантов, протянул руку ему, едва спустившегося с холма, — Что же вы делаете здесь в такой ранний час? Мы полагали, что вы опоздаете, но вы нас приятно удивили. — И вам день добрый, Константин Карлович. Прошу прощения, я слегка перепутал время, и по всей видимости явился на час раньше. — Право, смешно, Александр Сергеевич, — с недоброй насмешкой произнес внезапно встрявший в диалог высокий молодой человек грозного вида, — насколько же вы были напуганы, раз умудрились так нелепо забыть назначенный час встречи! — Вы хотите задеть меня, Дантес, — Пушкин повернулся к противнику, — но ничто и никто не заденет меня больше, чем оскорбление моей прекрасной жены. Затем он метнул взгляд в сторону своего секунданта и продолжил: — Сейчас не время для пустых разговоров, Жорж Дантес. Мы и так теряем драгоценное время. Все решится в честном поединке. Дантес побагровел от злости. Он смотрел на Пушкина взглядом голодного дикого волка, готового вот вот разорвать жертву в клочья, и, казалось, он так и сделает. Однако Дантес лишь процедил сквозь зубы: — Да будет так. Воцарилась тишина. Напротив друг друга стояли два противника, двое молодых мужчин — Пушкин и Дантес. Они оба смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью, каждый из них готов был убивать. Секундант Дантеса угрюмо оглядел соперников, громко откашлялся и спросил: — Хотите ли вы, господа дуэлянты, пока у вас есть такая возможность, примириться и завершить этот поединок бескровным путем? На секунду повисло напряженное молчание. Внутри у противников кипел гнев, но стоит ли это все чьей-то пролитой крови?.. Внезапно для всех, Дантес с силой швырнул свой револьвер на снег. Секунданты в недоумении смотрели на него, словно у них отнялся дар речи. Пушкин лишь напряженно ждал, что будет дальше. — Моя честь не позволяет мне помириться с моим врагом, пусть даже будет пролита его или моя кровь. Я был оскорблен Александром Пушкиным, и я вызвал его на дуэль, чтобы расправится с ним. Но перед тем как я пристрелю его… Тут он бросил испепеляющий взгляд на своего секунданта: — По правилам дуэли, мы имеем еще десять минут, перед тем как начать. Я хотел бы переговорить со своим соперником с глазу на глаз. Это наше право, д’Аршиак. Секундант смущенно кашлянул: — Да, но мы же уже… — Оставьте нас, Константин Карлович, — Пушкин обратился к своему секунданту, — Мне есть что сказать господину Дантесу. Секунданты переглянулись и молча кивнули друг другу. — Да будет так, Александр Сергеевич. Но помните, что ровно через десять минут мы должны будем начать. Секунданты вместе с врачом отошли ближе к березняку. Они что-то бурно обсуждали и поглядывали на Пушкина и Дантеса, оставшихся наедине… Какое-то время соперники молчали. Вдруг Дантес заговорил: — Ну вот и пришел час расплаты, Александр Сергеевич. Откровенно говоря, я и не предполагал, что вы явитесь на дуэль. — Мне это не в первой, Жорж. Как-никак, это моя двадцать седьмая дуэль. Вы действительно посчитали что я испугаюсь? Право, вы меня рассмешили. Да даже если бы это была моя первая дуэль, я бы ни за что не повел себя как трус последний. Ведь дело, между прочим, касается моей любви… Дантес задрал голову, взглянув на пасмурное небо. А затем… рассмеялся. Пушкин в недоумении посмотрел на своего врага. Он долго и заливисто смеялся, глядя в небо, а затем сделал шаг навстречу Пушкину и схватил его за воротник. Пушкин, уверенный, что Дантес ударит его, вцепился замерзшими пальцами крепко держащую его руку и мельком взглянул в глаза своему врагу, ожидая увидеть в них животную ненависть. Но в глазах Дантеса, так противных Пушкину, были лишь… слезы? — Значит, любовь, Александр Сергеевич?.. — Не распускайте руки, Жорж! Дуэль еще не началась, не забывайтесь! Дантес резко отпустил воротник Пушкина, отчего тот упал перед ним на снег. — А не кажется ли вам, что это вы забылись, Александр Сергеевич? Пушкин оторопел от этих слов Дантеса. Он не мог произнести ни слова, словно окаменел. А Дантес между тем продолжал: — О да, вы забылись. А в прочем, может вы и не забылись, а сами захотели не вспоминать. Простите ж, что так тревожу ваши мысли теми событиями, что вы предпочли не рассказывать никому, а своей многоуважаемой женушке тем более… Вы предпочли забыть того, кого на самом деле любили. У Пушкина неприятно защипало в груди. Стало жарко, хотя на улице был мороз. По лицу поэта стекали капли холодного пота. Он поднялся, его руки дрожали. Но при этом он заговорил четко и уверенно: — Вы прекрасно знаете, Дантес, что я люблю и любил всегда лишь одну Наталью Николаевну. Если вы пытаетесь уличить меня в измене ей, то вы напрасно стараетесь. Я бы никогда… — Кому ты лжешь?! Дантес изо всех сил толкнул Пушкина обратно на землю. Тот упал навзничь, и на секунду увидел небо, которое потемнело из-за туч. Затем небо закрыл своим лицом Дантеса, навалившийся сверху. — Ты смеешь врать мне, бесчестный подлец. Ты считаешь, что я ничего не помню? Но нет, Жорж Шарль Дантес помнит все. Абсолютно все! И ты… вы… все помните! Слезы Дантеса капали на лицо поэта. Пушкин столкнул с себя соперника, чуть привстав. Дантес присел рядом. На минуту-другую воцарилось молчание. Затем Дантес заговорил снова: — Я ведь любил вас. Горячо любил. Пушкин поежился. — И я был уверен, что любовь моя к вам не напрасна. Что вы любите меня так же крепко, что и я вас… Я помню все те горячие объятия, те поцелуи, которыми мы прощались каждый раз после бала. А вы помните, как страстно вы признавались мне в любви до гроба в тот вечер, когда на бал явилась Наталья Николаевна? Дантес с надеждой посмотрел на Пушкина, но получил лишь холодный ответ: — Нет. Я не помню этого. Возможно, я был пьян. — Вот как. Напряжение между ними росло. — Я любил вас, Александр Сергеевич. Но вы предпочли оставить меня в прошлом, пока я умирал от ревности и любви к вам. Вы воспользовались моей любовью и доверием, чтобы потом променять на Наталью Николаевну и забыть. Внезапно Пушкин встал и повысил голос: — Это было большим недоразумением, Жорж. Я никогда, слышите, НИКОГДА не любил вас! Дантес продолжал отвечать спокойно: — Недоразумение. Для вас всего лишь недоразумение. Тут он встал, отряхнулся от снега и тихо произнес: — А я ведь вас любил. — Время вышло, господа дуэлянты, — внезапно подошедшие секунданты заставили Дантеса вздрогнуть. Сейчас начнется дуэль. Настоящая бойня, в которой выживет лишь один. Но во имя чего она? Во имя чести? Во имя любви? Любви. Но во имя чьей любви?.. Все происходит стремительно. Огласка правил, отсчет шагов… На губах у обоих дуэлянтов застыло одно единственное слово — «умри». Первый выстрел. Тишина. Пушкин пошатнулся и упал, выронив револьвер. Несколько секунд он неподвижно лежал, широко открыв глаза и хрипя. Пуля Дантеса пробила ему живот. Секунданты уже собирались объявлять конец дуэли, но тут поэт приподнялся и взвел револьвер на заклятого врага, Дантеса. Он толком не мог прицелится, в глазах потемнело, но он должен был сделать этот выстрел. Ничего не видя и никого не слыша, дрожащими от бессилия пальцами он нажал на курок… Мороз. Земля укрыта белой пеленой снега. Тишина стоит такая, что можно услышать биение собственного сердца. Кругом царит спокойствие, даже тучи на небе разошлись, дав солнцу протянуть свои лучи к земле. Лишь кроваво-красные гроздья рябины на холме едва покачиваются на ветру, словно дрожа от мысли, что произошло здесь несколько секунд назад…