Твоя чужая

POV Кесем       Зима наступила необратимо быстро и нагло. Буквально с первых дней улочки Стамбула покрылись белоснежным и пушистым покрывалом. Люди радовались новой обстановке, хватались за нее как за глоток свежего воздуха, чистили перышки после пыльных и дождливых месяцев. Но чем дальше шло время, чем глубже зимняя пора пускала свои корни в наши земли — тем тяжелее было народу. Суровые морозы сковывали нас, не давали вздохнуть. После них наступала оттепель и невыносимая влага, а затем снова морозы. Из-за таких переменчивых настроений погоды у многих пропал запас урожая. Зерно отсырело, испортилось и было не пригодным для пищи. Мука слиплась в крепкие куски, словно камни.       Свадьбу Кеманкеша и Лалезар решили не откладывать, играть на последнее, ведь Ахмед готов был на что угодно, лишь бы угодить своему крымскому соседу. Слухи о такой щедрости повелителя мигом расползлись по дворцу и каждый опасался, что это дойдет до народа.       Моя безмолвная вражда с некогда любимым мужчиной продолжалась и по сей день. Я старалась не встречаться с ним, избегать взглядов и прикосновений, а он будто бы специально делал все наоборот. Касался моей руки или просто кожи при любом удобном случае, а когда я на него оборачивалась — смотрел куда-то вскользь, делая вид, что не при делах. Я жутко злилась, ведь мне казалось, что для него мои чувства, моя реакция на его касания — это всего лишь игра. Я не могла смириться с тем, что он женится на Лалезар.       Сегодня мы устраивали пятничную церемонию казана на площади Баб-ус-селям. Я наблюдала за происходящим из смотровой башни, разглядывала Ахмеда, пашей и янычар. Мужчины услужливо накладывали пищу из казана, подавая янычарам, а те в свою очередь высказывали пожелания и жалобы. Удавалось мало что услышать, но среди мужчин был Хаджи ага, который в случае чего все мне расскажет. Так же там был и Кеманкеш. Он был в числе тех, кто помогал раздавать пищу.       Небо затянулось серыми тучами, ветра не было и потому снежинки кружили в медленном танце, оседая на землю. Янычары выдвигали претензии по поводу отсутствия военных походов, нормального пропитания войска и отсутствия нового обмундирования. Ахмед буквально закипал от каждого подобного вопроса, нервно поглядывал на своих визирей и пашей. Я же довольно усмехалась, ожидая какой-то бум.       Примерно через минут пятнадцать один из солдат вышел впереди всего войска и закричал во весь голос:       — Да что же это за падишах у нас такой?! Десятый год армия простаивает! Ни одного похода, ни одной завоеванной земли! Что же о нас другие народы подумают? Ушла эпоха великой османской империи? — Стражники стали подходить к нему, чтобы заткнуть, но Ахмед поднял ладонь, не давая тем этого сделать. Видимо, желал выслушать. — Повелитель не появляется даже на пятничном намазе в Айя-Софие…       Янычары как один подхватили идею этого бунтовщика, обсуждая между собой все промахи и косяки действующего правителя. Вдруг где-то из толпы раздалась судьбоносная фраза, из-за которой маленький тлеющий огонек перерос в огромное кострище.       — Еще и свадебные гуляния в конце зимы устраивают для чужеземцев! А народ голодает, на улицах падают от голода и холода! Одна надежда на Кесем султан! — Сотни пар глаз вдруг устремились в сторону башни, я почувствовала их на себе. Гордость и непонятное чувство заполонили меня, заставляя гордо вздернуть подбородок. Повисло молчание, а затем все устремились на Ахмеда.       Мужчина не обмолвился и словом, смотрел растерянно и ошарашено. Откуда-то из-за его спины вышел мой Шехзаде. Камал осмотрел войско, чуть прищурив глаза, с явным недовольством.       — Не стыдно вам о падишахе дурную молву разгонять?! — Мои глаза округлились, ведь я понимала, что этим он только усугубляет ситуацию для своего отца, ставя его в максимально приниженное положение.       Гул разговоров и криков заполонил площадь, кажется, слова Камала действительно подействовали. Правда, в обратную сторону. Каждый тут и там кричал о том, что они требуют свержения правителя, требуют возвести на трон старшего шехзаде, требовали немедленно спасать государство.       — Кто руководит нашим великим государством?! — Один из смелых солдат запрыгнул на стол, снося мощными сапогами казан и посуду. Ахмед в удивлении сделал пару шагов назад, отступая от разгоряченной толпы. — Пьяница и транжира!       Паши и визири заметно засуетились, пряча за своими спинами султана. Я в беспокойстве прильнула к решетке окна, боясь за жизнь своего шехзаде. Кеманкеш стоял на месте, не принимая ни чью-либо сторону. Мужчина, заметив, что наш сын теряется в толпе, тут же схватил его за руку и повел куда-то в сторону. Я облегченно выдохнула, а сердце вырвалось из колючих тисков. POV Ахмед       Ком тошноты и животной паники подступали к горлу. Я мог остановить бунт, мог развеять все сомнения своего войска, но почему-то не мог вымолвить и слова. Гнев и разрушающая душу злость заполонили меня, когда из-за спины вышел сын. Возможно, он и пытался образумить янычар, призвать к совести, но сделал только хуже. Я и мои паши стали отступать ближе к воротам, чтобы в случае чего успеть уйти.       Их возгласы и надежды на Кесем вызывали у меня неподдельную ненависть к своей хасеки. Она пыталась везде затмить меня, взять все в свои руки. Умудрилась даже янычар настроить против меня. Откуда они прознали про свадьбу? Только от нее.       В суматохе я не сразу заметил, как Кеманкеш уводит Камала куда-то поодаль. Шепнув великому визирю Халилю паше, чтобы тот привел Шехзаде ко мне, я скрылся за воротами. Мои верные люди помогли мигом добраться до дворца, в то время как Халиль паша привел Камала в мои покои.       Я приказал связать ребенка и запереть двери. Гнев и жажда власти настолько сильно заполонили меня, что я воспылал самой ядовитой ненавистью к своему ребенку, на какую только мог быть способен. Я ходил по комнате из стороны в сторону, не слушая возмущенные мычания своего сына. В какой-то момент эти звуки настолько сильно стали мешать мне думать, что я подошел к мальчику и с силой ударил его по лицу. Он затих, закрыв глаза.       Руки мои дрожали, внутри все кипело, готовое взорваться в любой момент. Адреналин затуманивал взгляд. Я слышал сотни голосов за стенами дворца, мне казалось, что они ворвутся вот-вот в покои и тогда на этом моя жизнь закончится, оборвется.       Я не понимал в какой момент пошла трещина, которая привела к большому разлому. Все накатывало словно снежный ком, не давая найти корень проблемы. Я схватил со стола кувшин с вином и с жадностью отпил прямо с него. Алкоголь приятно разливался по телу, помогая снять накативший стресс.       — П…п…пап.папа… — сквозь ткань во рту мычал ребенок, пытаясь обратить мое внимание на себя. Я усмехнулся, подойдя к нему.       — Не скули, щенок, твои писки меня не разжалобят. — Я пьяно ухмыльнулся, слегка пнув ноги ребенка. — Развалился тут…       Усевшись на постель, я сделал еще несколько больших глотков и откинул пустой сосуд в сторону. В покои вошел Халиль паша. Он с беспокойством оглядывал меня и связанного на полу шехзаде.       — Повелитель…янычары не угомонились и идут ко дворцу, нужно что-то предпринимать. Может тайные ходы…? — Мы безмолвно кивнули друг другу, я схватил Камала, перекинул его через плечо и двинулся за визирем в тайный туннель. Внутри было очень холодно и пыльно, мои ладони быстро замерзли, заставляя держать ребенка не слишком крепко.       На небольшом выкате я вдруг поскользнулся и с силой упал, случайно ударив мальчика головой об замерзшую землю. Легкий вскрик и он замолчал, а я растерянно посмотрел на пашу. Тот обошел меня, пощупал шею мальчика и прошептал, что тот просто потерял сознание.       Спустя небольшое количество времени стало труднее дышать, воздух был очень спертым и ледяным. Мы спустились под землю, в тайное сооружение, которое было сделано на самые крайние случаи. Замки давно заржавели и потому не сразу поддались нам. Я сбросил ребенка на постель, начав кутать свои руки в рукава кафтана. Халиль принялся разжигать камин, труба которого уходила далеко в землю, на поверхность. Я ходил из стороны в сторону, ледяной пот бежал по моему лицу, я не знал, что делать дальше.       — Какие планы, повелитель? — Голос верного помощника раздался за спиной. Я резко обернулся, сжав челюсти от гнева.       — Откуда мне знать?! Пересидим немного…а дальше ты пойдешь и узнаешь, что происходит там. Я не смогу показаться, меня тут же разорвут в клочья.       — А что с Шехзаде делать? — Мы оба повернули головы в сторону обездвиженного тела. Ребенок не открывал глаза, а с его лба стекали маленькие капельки крови. Я едва поджал губы, сердце мое заволновалось. — Я проверю его…       Визирь прошел к Камалу и осторожно подтер кровь на его лице. Затем проверил на наличие дыхания и облегченно вздохнул. Смерть шехзаде была нам не на руку, ведь в таком случае народ просто обезумит. Но с другой стороны, если я выпущу его к ним, то они свергнут меня и, если не убьют — запрут в кафесе. Мысли разрывались. POV Кесем       Когда на площади никого не осталось, я спустилась с башни и поспешила во дворец. Как только я миновала главные ворота Топкапы, путь мне перегородил Кеманкеш. Вид его был потерянным и обеспокоенным, на лице красовался небольшой шрам от клинка. Я с ужасом посмотрела на него и мое сердце тут же сжалось до острой боли.       — Камал… — только и успел произнести он, прежде чем я побежала внутрь дворца. Тревога била внутри души сильными ударами, ладони потели и тряслись. То тут, то там кричали воины и кто-то из народа, все требовали падишаха.       Прибежав к покоям султана, я потребовала, чтобы их немедленно открыли. Кеманкеш шел следом за мной, не препятствуя. Стража беспрекословно открыли передо мной двери. Внутри было пусто. Паника накрывала с головой, готовая потопить меня на самое дно. Меня не интересовал бунт, жалобы народа и судьба Ахмеда. Все, за что я боялась — это жизнь моего ребенка. Развернувшись на месте, я буквально врезалась в грудь ханзаде. Он молча схватил меня за руку и повел к тайному туннелю.       — Я уверен, что они вышли через него. — Его голос был твердым, низким и жестким, что сигнализировало о том, что он очень напуган исчезновением Камала.       — Что с твоим лицом? — Пока мы бежали от одного направления тайных ходов к другому, я вдруг поинтересовалась.       — Халиль паша…ударил клинком и выхватил нашего сына. — Я едва вздрогнула от услышанного. Ребенок в руках Ахмеда, а значит в лапах Азраиля…       — Так все-таки нашего сына…?       — Не время для выяснения отношений, милая госпожа. — Он с силой толкнул какую-то трухлявую дверь, которая была наспех воткнута в проход в виде баррикады. Свежие рыхлые куски грязи говорили о том, что мы на верном пути.       Чем дальше мы спускались, тем тяжелее мне становилось дышать. Я посильнее сжала руку мужчины, засмотревшись на его могучую спину. Теплые и слегка грубые пальцы переплетались с моими, согревая и успокаивая. В какой-то момент я поскользнулась, но не упала, влетела в его спину. Кеманкеш осторожно поймал меня за талию, остановившись, прижал к себе, глядя в глаза.       — Ну чего ты? — Его голос звучал успокаивающе, заботливо. Я опустила глаза, чтобы не растаять под карим взглядом. Пальцы мужчины настойчиво сжимали меня под грудью. — Мы его найдем…не позволяй себе даже думать о худшем…       Я молча кивнула, и мы двинулись снова в путь, я продолжала крепко держаться за его руку. Дальше было ничего не видно абсолютно, кажется, мы углубились под землю. Факела здесь давно отсырели и их нельзя было зажечь при всем желании. Кеманкеш ступал медленно и осторожно, касаясь рукой промерзшей землистой стены.       Я слышала какой-то гул в ушах и только спустя пару минут осознала, что это бешено бьется мое сердце. Наконец мужчина остановился, мы уперлись в массивную дверь. Она была запертой, не поддавалась ни на какие манипуляции.       — Что это за дверь? Куда она ведет? — Я выглянула из-за спины Кеманкеша, пытаясь понять где мы находимся.       — Там тайное сооружение… Покои перенесли под землю, чтобы султан мог прятаться там в крайних случаях. Там очень душно и темно, поэтому долго они там не просидят…день максимум. — Мужчина повторно дернул на себя дверь, но ничего не произошло. — Но и мы долго не пробудем тут…ты замерзнешь.       Он накинул на мои плечи свой теплый кафтан, но я попыталась возразить и вернуть вещь владельцу. Мужчина настойчиво удержал мои руки, закутал меня посильнее и хмуро чмокнул в лоб. Я тяжело вздохнула, возвращаясь мыслями к сыну.       Вдруг за дверью я услышала крик Ахмеда и Камала, а затем плачь ребенка. Я, не помня себя, подскочила на месте и стала с силой бить по дубовой поверхности двери, крича что есть сил.       — Ахмед! Ахмед выпусти моего ребенка! — По ту сторону все замолкло, а затем раздался жалобный вскрик сына, он кричал «Мама», звал меня. Я продолжала бить по двери, молча рыдая, будто бы это спасет ситуацию.       Кеманкеш схватил меня сзади и сделал пару шагов назад, крепко держа, не давая мне вырваться. Он сжал мои руки, развернул на себя и прижал к груди, молча терпя мои удары кулаками по его телу.       — Госпожа… Вам лучше уйти отсюда, пока сюда не нагрянули янычары. Если вы позволите нам беспрепятственно сбежать отсюда, тогда шехзаде останется цел и невредим. — За спиной послышался приглушенный голос Халиля паши, который видимо решил выйти с нами на переговоры.       — Не неси чушь, Халиль! Щенок никуда отсюда не денется, я убью его! Он не сядет на мой трон! — Ахмед явно был не согласен со своим визирем, спорил и кричал. Я снова услышала вскрик Камала, похожий на вскрик раненой собачонки.       Мысли бешено бились в голове, словно целая стая бабочек под стеклом. Совершенно не думая, я вдруг выкрикнула.       — Он не твой сын! — Минутное молчание повисло по обе стороны. Я, рыдая навзрыд, вновь прокричала. — Он не твой ребенок, Ахмед!       Пару щелчков, какой-то металлический скрежет и дверь с легкостью открылась перед нами. Оранжевый свет от камина и множества свечей вдруг пролился на наши с Кеманкешем лица. Но фигура Ахмеда тут же затмила его своей тенью. Он надвигался на нас с бешенными глазами. Его ледяные и грубые пальцы сомкнулись на моей шее, он стал с силой душить меня.       — Тварь! Хуже женщины я и не знал в своей жизни! — Он кричал со всей ненавистью в голосе, а я задыхалась. От таких резких поворотов событий Кеманкеш не сразу сообразил, что происходит. Спустя пару секунд он оттолкнул от меня повелителя, сильно ударив того кулаком по лицу, и спрятал меня за свою спину, не давая вступать в разборки.       Ханзаде молча подошел к упавшему на спину Ахмеду и склонился над ним, хватая за грудки, злобно шепча над самым ухом.       — Никто и никогда не посмеет тронуть мою женщину даже ногтем своего мизинца, ты меня понял?! — Его голос звучал спокойно, но угрожающе.       — Ты заодно с этой гадюкой, Кеманкеш? Я в тебе разочарован… Может еще и щенок от тебя? — Ахмед усмехнулся, захлебываясь собственной кровью, которая сочилась с его губы. Мустафа ничего не ответил, только с силой ударил султана еще раз, а затем поднялся, проходя внутрь тайной комнаты.       Я юркнула следом за ним, обступая тело Ахмеда. Халиль паша тут же подоспел к своему падишаху, поспешил помочь ему подняться и скрыться. Мы не стали им препятствовать и догонять, все наше внимание было устремленно к нашему ребенку, безвольно лежавшему на смятой постели.       Кеманкеш освобождал его от веревок, а я со слезами на глазах целовала маленькие холодные ручки, прося сына, чтобы тот открыл глаза. На его лбу была большая рана с запекшейся кровью, от взгляда на которую у меня разрывалось сердце. Когда Камал был освобожден, мы оба смотрели на него растерянным и испуганным взглядом, ведь ребенок не подавал никаких признаков жизни.       Горячие слезинки подступали к моим глазам, боль пронзила горло от сдерживаемых вскриков. Кеманкеш приложил ладонь к груди Камала, пытаясь уловить сердцебиение. Затем он молча поднял его на руки и побежал к выходу, я двинулась следом, не понимая, что происходит.       Белый свет резал глаза, когда мы выбрались на поверхность к моим покоям. Кеманкеш положил ребенка на мою постель, затем обеспокоенно посмотрел на меня, будто бы ища поддержку и помощь.       — Он не дышит…я не знаю почему… — Паника слышалась в его голосе, но я будто бы взяла себя в руки, и выбежала за лекарем. Ужас, происходящий в гареме, навсегда врезался в мою память. То тут, то там лежали окровавленные трупы стражников и служащих. Где-то боролись мужчины, безжалостно кромсая друг друга клинками. Мои глаза были широко распахнуты, губы приоткрыты от шока. Я шла медленно, держась за стенки дворца. Вдруг воздух словно перекрыло, внутри все замерло.       Бездыханное и окровавленное тело Хаджи аги заставило меня остановиться. Я отрешенно смотрела на его замерший взгляд, в котором читался ужас, гнев и печаль от происходящего. Я закрыла его глаза дрожащей ладонью и перешагнула тело, не найдя сил плакать и скорбеть. Я шла дальше, молча оглядываясь на своего верного евнуха.       До лазарета я так и не дошла. Я остановилась в паре метров от открытых в него дверей. Лекарей внутри не было, по крайней мере живых. Незримое чувство опасности и смерти ходило за мной по пятам, я буквально ощущала его своей спиной. Паника вновь захлестнула меня, заставляя вернуться в покои.       Я бежала сломя голову, едва не запинаясь об трупы людей. Мои руки с силой захлопнули двери, когда я оказалась внутри своей комнаты. Кеманкеш смотрел на меня с легкой улыбкой, а я пыталась отдышаться. Камал лежал с едва приоткрытыми глазами, вид у него был ослабленный, но самое главное — он был жив.       — Сыночек… — я подбежала к постели и упала на колени, целуя его ладони. — какие они холодные…       Я плакала с улыбкой на лице. Любимый мужчина был рядом, а ребенок оказался живым. Осталось только сбежать из этого ада, дождаться пока буря стихнет. За окном как-то неожиданно завыл ветер и закружился снег, не давая ничего увидеть.       — Ахмед прячется в своих покоях… Стражники сдерживают янычар как могут… — Кеманкеш осторожно коснулся горячей ладонью изгиба на моей спине, поглаживая. Затем его губы легли на мою щеку, он жадно и искренне поцеловал меня. Камал удивленно изогнул бровь, а я укоризненно посмотрела на мужчину. — Кхм…       — Не забывайте кто ваша невеста, ханзаде. — Я гордо поднялась со своего места и обошла постель, опускаясь с другой стороны к ребенку.       — Я должен помочь янычарам заполучить желаемое… Осман сядет на трон. — голос мужчины стал серьезным и строгим. Я вдруг подняла на него взгляд, нахмурив брови.       — Мой сын сядет на трон! И это не обсуждается. Ты крымский хан и не тебе решать… — Камал вдруг ослабленно покашлял, обращая на себя наше внимание.       — Мама…папа… не ссорьтесь… — Я удивленно изогнула брови, посмотрев на мужчину исподлобья. Тот сделал тоже самое, кажется, смущаясь от слов ребенка. — Я давно знаю… Хаджи ага случайно проболтался.       Легкая улыбка коснулась его губ, а я с печалью в голосе вздохнула. Хаджи ага, мой верный помощник, мой друг и соратник, почему же тебя коснулась такая жестокая смерть?       — Кесем, если Камал сядет на османский трон, тогда я не смогу увезти вас отсюда… Мы не сможем быть вместе. — Голос мужчины звучал раздосадовано, но я нисколько не поддалась его мольбам.       — Мы и не нуждаемся в том, чтобы ты увозил нас отсюда. Здесь наш дом, наше государство. У тебя другая жизнь, другая… — Мой голос звучал жестоко, но мужчина не стал даже спорить, молча махнул рукой.       — Я иду к покоям султана, я отомщу ему за все, что он когда-либо творил с тобой и с Камалом. Отомщу ему за османский народ. — Кеманкеш едва пожал плечами, непреклонно двигаясь к дверям. POV Кеманкеш       Твердой поступью я шел по дворцу, собирая за своей спиной янычар. Мы вместе пришли к покоям султана, который так трусливо прятался внутри. Около его дверей творился настоящий ад. Кровь лилась рекой, алые брызги были то тут, то там. Воины сражались со стражниками, которые подоспевали со всех уголков дворца, отчаянно защищая своего падишаха.       Я вооружился своим кинжалом и стал помогать янычарам, точно нанося удары прямо в сердце. В конце концов стражников осталось так мало, что они не посмели надвигаться на разгоряченную толпу солдат. Вместе с главнокомандующим мы выбили двери в султанские покои. Ахмед сидел на постели, сжав ладонями свое лицо. Халиля паши не было видно, вероятно, он подло струсил и сбежал. Образовалась немая сцена.       Через толпу янычар ко мне прибились Кесем и Камал. Девушка хотела сама лично убедиться в смерти своего супруга и сразу же возвести на трон шехзаде. Я угрюмо смерил ее взглядом, молча отодвинул за свою спину, чтобы в случае чего защитить.       — Чего вы там столпились? — истерический и обреченный голос Ахмеда разбавил тишину. Он вдруг поднялся с кровати, глядя на нас. — Проходите…       Я довольно усмехнулся и сделал уверенный шаг вперед, а за мной и все остальные. Часть янычар оккупировали покои, встав по обе стороны от повелителя. Я же встал ровно посередине, а за моей спиной Кесем и Камал.       — Кесем и ты тут. — Ахмед ухмыльнулся, смерив презрительным взглядом свою хасеки. — Я нисколько не удивлен… ты всегда жаждала только власти. Создала свой дурацкий вакф, чтобы чувствовать себя хозяйкой хоть где-то… Надеешься посадить на трон своего отпрыска? А народ знает чей он…?       — Замолчи! — Кесем вышла вперед, угрожающе глядя на султана. — Никто не поверит и единому твоему слову! Не клевещи, не гневи Аллаха понапрасну!       — Не нервничай, дорогая. — Он усмехнулся, вальяжно подойдя к ней. — Так боишься потерять власть…? Готова выставить своего ребенка за действительного шехзаде? Кто тут еще Аллаха гневит… Пусть я умру сегодня, но народ навсегда запомнит, что ты всего лишь потаскуха, пытающаяся посадить на трон чужого отпрыска!       От таких гневных и громких слов янычары занервничали, стали резко надвигаться на громко смеющегося султана. Дальше все происходило так быстро, что я не успела ничего сделать. Я не успела…       Как только янычары сомкнулись вокруг Ахмеда плотным кольцом, терзая его и убивая, откуда-то сзади раздался истошный детский вскрик. Все внутри меня резко заледенело. Я медленно повернула голову, не желая видеть того, что мне пришлось лицезреть.       Халиль паша, возникший из неоткуда стоял позади Камала, смотря на нас победным и злобным взглядом. Он был всецело предан своему падишаху, понимал, что сегодня в этих покоях погибнет не только султан, но и его визирь. Мужчина пронзил острым кинжалом сердце нашего маленького сына. Безжалостно и хладнокровно. Он несколько раз прокрутил острое лезвие внутри детского сердца, прежде чем вынуть его. Алая кровь капала прямо на белоснежный пол.       Кеманкеш взревел словно медведь, кинулся на мужчину, разрывая его в клочья. Я сделала пару неуверенных шагов к обмякшему телу сына, оседая перед ним на колени. Я не кричала, не плакала, внутри меня не было никаких эмоций. Внутри что-то надломилось, замерло и застыло.       Мои глаза рыскали по телу мальчика, ткань его одежды пропиталась красными пятнами, а я осторожно коснулась его кожи, чувствуя, как она остывает. Вся суматоха будто бы остановилась, я не слышала никого вокруг, не видела ничего, что происходило рядом. Только бездыханное тело моего ребенка и лужа крови. Той же ночью       Тихие волны ледяного моря уносили нас далеко к крымскому ханству. Они бились о борт небольшого судна, немного покачивая его и убаюкивая. Я стояла в его задней части, молча смотря на исчезающий в ночной мгле османский дворец. Мои пальцы цепко держались за деревянные перила, не обращая внимания ни на холод, ни на колючие оседающие снежинки.       Слезы на щеках застыли, превратились в хрусталики льда. Осознание о потере ребенка накрывало меня высокой волной отчаяния, заставляя захлебываться, идти на самое дно. Порывистый ветер срывал с головы капюшон черной накидки, но я не спешила его даже поправлять, давая ледяному воздуху окутать мое тело.       Кеманкеш был внутри каюты все это время, возился с телом нашего сына, чтобы довезти его до родных земель и похоронить. Я совсем не ожидала ощутить на талии теплые ладони, потому сильно вздрогнула, зажмурив глаза. Нервы были оголены из-за минувших событий. Еще утром я проснулась госпожой, будущей Валиде, мой сын радостно обнимал меня на утреннем приветствии, а уже сегодня ночью он лежит мертвым на каком-то судне, его везут в Крым, чтобы предать земле…       — Пойдем в каюту, ты замерзнешь… — Он осторожно развернул меня к себе и поцеловал в лоб. Его горячие губы позволили теплу разлиться по телу. Я уткнулась холодным лицом в его шею, согреваясь окончательно.       — Я не хочу туда идти… — Мужчина понимающе кивнул и остался стоять со мной, терпя хлесткие порывы ветра в спину. Он крепко обнимал меня, стараясь отдать свое тепло. Его глаза потухли, голос стал тихим и печальным, сердце стало таким же каменным.       Во дворце мы оставили души всех тех, кого когда-то любили. Хаджи ага, Камал и его Лалезар, которую он все же любил, хоть и недолго, в забвении. Они все отданы в руки Аллаха с помощью рук тварей, которые смели называть себя людьми.       Судно принесло нас на родные земли Кеманкеша, вступив на которые, мы вступали в новую жизнь. Для всего народа я числюсь похищенной женой султана, я сама не пожелала оставаться больше в этом аду. Мы поклялись друг другу, что оставим нашу боль по ту сторону моря, во дворце Топкапы. Поклялись наполнить остаток совместных дней счастьем и радостью.       Кеманкеш взошел на престол сразу же после нашей свадьбы, как и обещал его дядя. Мы похоронили нашего мальчика, довольно часто навещали его могилу, прося прощения за то, что не сумели защитить от недругов. Ахмед был растерзан янычарами и на трон взошел единственный правомерный старший шехзаде — Осман.       Одним прекрасным светлым утром в крымском дворце раздался вскрик младенца. Маленькая девочка кричала на руках своего отца, а я смотрела на них с улыбкой и умиротворением, чувствуя, что все-таки смогла закрыть ту дверь, за которой так сильно пахло смертью и болью. Кеманкеш тоже улыбнулся мне, говоря взглядом, что нас ждут счастливые времена…