Ты - лучшее, что случалось.

- Зовите меня Амикус Кэрроу! – фраза разнеслась из-за закрытой двери учебного класса и вдруг всё вокруг стихло. Казалось, что всё вокруг застыло, превратившись в тугую массу, похожую на масло, которую легко разрезать кинжалом. Движения замедлились и даже пылинки, видневшиеся в лучах солнечного света, который пробивался в окна, словно нехотя вращались в воздухе. Замедленная жизнь. Как неизбежное. Как то, что обязательно произойдет, но ещё пока находится на грани. Где-то на периферии раздается звон колокола, возвещающий о скором обеде. Где-то в той реальности, лет 30 назад, когда подобное было бы возможным. Где-то не здесь. Дверь кабинета распахивается от сильного удара, бьется о каменную стену и с гулким грохотом отшатывается, скрипя. Рыжеволосый юноша стоит у стола, подняв руки к потолку, и что-то бормочет себе под нос. Губы движутся, но слов не разобрать. На его лице довольная ухмылка. Он в восторге от себя, от своего состояния и – кажется – величия. Два быстрых и широких шага от входа и вот расстояние между актером и случайной свидетельницей этой сцены становится минимальным. Если вглядеться внимательно, они чем-то похожи. Но это такая иллюзия, такой обман зрения. А уж тот, кто знает оригинал, никогда бы не спутал. Воздух по-прежнему слишком душный, в нем слишком мало места для той лавины эмоций, которая вот-вот сорвется с вершины и с бешеной скоростью понесется вниз, сметая всё на своем пути. - Что. Ты. Сказал? – чеканя каждое слово, медленно, слово капая ядом произносит неожиданный зритель этого спектакля. – Ещё раз повтори! Это не просьба. Это не приказ. Это выбор: произнести и умереть. В любом случае умереть. Но он не понимает. - Я – Амикус Кэрроу! – произносит мальчишка, гордо вскидывая голову. – А что? - Не смей. Произносить. Это. Вслух. – В голосе угроза и что-то ещё неуловимое. Но разве может первокурсник Слизерина это распознать? – Ты никогда не станешь таким! Мгновение спустя на шее парня смыкаются пальцы, украшенные ярко-алым маникюром. Помешанная на собственном брате, Алекто Кэрроу собственной персоной, не собирается останавливаться. Она сжимает руки все сильнее. Того и гляди скоро послышится хруст позвонков и жизнь юного Слизеринца оборвется навсегда. Вот только за что? Он же даже не поймет? - Ты никогда не приблизишься к нему! Никогда! – Яростно шепчет она, практически выплевывая эти слова в лицо. Карие глаза отливаются всполохами огня. Кажется, что еще несколько секунд и пламя захватит все вокруг… - Алекто! – голос из коридора остается практически незамеченным этими двумя. – Мисс Кэрроу! Кэрроу, ГОДРИК ТЕБЯ ПОБЕРИ! Он подлетает, с трудом отрывает девушку за плечи и разворачивает к себе. Еще несколько секунд та непонимающе смотрит на того, что помешал ей совершить расправу, а потом обмякает в руках, словно тряпичная кукла. Мужчина жестами показывает первокурснику, чтобы тот быстро убирался из класса. С его молчанием что-то сделает потом, не сейчас. Сейчас куда важнее привести в чувство стоящую перед ним коллегу. - Ал, ну ты чего? Что с тобой? Чего ты так накинулась на беднягу? - Он вообразил себя ИМ. Понимаешь? – В голосе не было слёз или нервов. Была лишь боль, натянутая словно тонкая струна, которая причиняла страдания от каждого воспоминания. Многие коллеги уже привыкли и старались не упоминать старшего брата Алекто, но всё равно находился кто-то, кто так или иначе задевал самое чувствительное и болезненное, словно срывая чуть зажившую кожу с раны. И всё начиналось сначала. – Героями хотят быть, похожими на НЕГО. Да какой из него герой, Морти, ну? - Тише, - монотонно произносил Крэбб, прижимая кузину к себе, - ну что ты в самом деле. Такая взрослая, а завелась как фурия. Красивая фурия, - быстро произнес он, поправив сам себя. Оказаться на месте мальчишки не очень хотелось. – Пойдем я тебе огневиски налью, выдохнешь хоть. Или к Струпьяру зайдем? Пара «Круцио» и будешь как новенькая. - Да не хочу я пить, отвянь! – небрежно произнесла Алекто, тем не менее успокаиваясь. Этот ответ взволновал Мортимера куда больше, чем все происходящее. На его памяти Кэрроу уже который раз отклоняла его предложение заглянуть к Полански, вечно находя всё более нелепые отмазки. - Но успокоиться-то тебе надо. Обед мы уже пропустили, а тебе на урок скоро. Решено, пошли! – он резко взял девушку за руку и ничего не объясняя потащил куда-то. Как оказалось «куда-то» в его представлении был кабинет Зелий. Оказавшись перед дверью, Ал вопросительно взглянула на кузена: - Если ты решил меня отравить, давай не сегодня, я не в настроении. - Иди уже, отравляемая, - произнес Крэбб с заботой в голосе, подталкивая родственницу в кабинет. – Барти, есть умиротворяшка? У меня тут психованная одна… - Я тебе сейчас так рожу расцарапаю, жене сам будешь объяснять, что это такое, понял? Вкратце объяснив что-то Краучу, Мортимер быстро скрылся за дверью, успев прошептать одними губами что-то типа «скоро встретимся, не скучай». Следующие пару минут Барти и Алекто находились в полной тишине. Зельевар аккуратно перемещался по кабинету, творя какую-то удивительную магию. Наблюдать за этим Ал любила: увлеченный Крауч казался таким… необычным, в отличии от серых школьных будней, когда того доставали студенты. Он находился в своей стихии, был самым настоящим Творцом и Мастером… Вдруг девушка поняла, что её очень пристально разглядывают и тряхнув головой, поймала взгляд: - Что? Ну что ты так смотришь? Что вы там с Крэббом задумали против меня, м? - Кэрроу, ты только скажи мне правду, обещаешь? Какой-то страх сковал сердце девушки в этот момент. Что за правду должна она сказать? Она не сумасшедшая, не истеричка, не помешанная. Что ещё мог наговорить Морти? Она не убийца нет, мальчишка бы не пострадал. Ну а если что – подлечили бы. То же мне трагедия…. - Кэрроу, ты случайно не беременна?..