Никто не спасает мир

Низкое хмурое небо нависает слоями, градиент ранжируется от светло-серого, тусклого, как пушок под крылом голубя, перетекает в более грязный полу-сизый оттенок. И застывает где-то в самой выси тяжелым стальным полотном с тревожными фиолетовыми, почти черными прорезями. Где-то за всем этим жутким великолепием прячется солнце, изредка умудряясь втиснуть в этот слоеный пирог подступающей грозы редкий и острый как бритва прозрачный лоскут света. Оно томится там, словно заточенная в башне принцесса из старой сказки, давно стершейся из памяти. Сколько их, с однотипными сюжетами и неизменно добрыми окончаниями, вкладывается в уши детей, чтобы они могли вырасти в ореоле волшебства, которое после разобьется о камни обычной жизни. Но вот беда, Стайлз не может припомнить ни одной. Он прослеживает взглядом дым от промышленной трубы, поднимающийся и неотвратимо облизывающий кромку и сливающийся со слоистым небом. Где-то у ее основания работают люди, слышно, как они перекрикиваются, иногда мелькает на сером бетонном фоне зеленая куртка с отражателями или яркая рыжая каска. Чуть дальше, перед забором, оплетенным поверху спиралью колючей проволоки, тарахтит грузовик, попеременно извергая черные клубы выхлопов. На задней двери, запыленной и закопченной гарью, из-под плохо закрепленного и хлопающего на ветру полотна брезента, то и дело выглядывает нарисованный кем-то смайлик. Водитель в камуфляжной куртке и неуместной джинсовой бейсболке кричит, чтобы его уже разгрузили и не задерживали маршрут. Пальцы в кармане теребят уголок засаленной бумажной карты. Стайлзу бы тоже стоило пошевеливаться, если он не собирается попасть под ливень, но он терпеливо сидит в укрытии кустов, пока грузовик наконец не срывается с места. Ноги уже затекли от долгого напряженного пребывания в одном положении, и когда он наконец разгибается, чтобы встать во весь рост, то чувствует блаженство, сравнимое разве что с опорожнением переполненного мочевого пузыря или с утренней чашкой нормального кофе, сваренного по всем правилам. Оказавшись на открытой местности, он движется быстро, перебежками, невольно вспоминая школьные матчи по лакроссу, когда любой плечистый старшеклассник норовил зацепить или сбить с ног, идя в лобовую. Но здесь, среди бетона и колючки, соперник у него только один, однако очень проворный. Стайлз срывается с места и бежит, не отрывая взгляда от бликующего стеклянного глаза камеры, то и дело крутящегося в черной пластиковой оправе. Не зря он столько времени ползал с биноклем, вычисляя схему и траекторию движения. Он пытается припомнить, когда последний раз был настолько увлечен чем-то. Наверное, когда пытался составить полный распорядок дня Лидии Мартин. Все это осталось в прошлом, таком же далеком и сказочном, как книжки с картинками, названия которых затерялись во времени. Его настоящее пропитано пылью, но не с поля для лакросса. За его спиной больше нет трибун с мельтешащими прожекторами. И синяки на его все еще худом теле уже не имеют к тренировкам никакого отношения. Его настоящее тусклое как кромка нависшего неба. И тревожное, как первый раскат грома. Прыжок в сторону, уклон, пятнадцать длинных размашистых шагов полубоком вдоль стены, и он в слепой зоне. Частое дыхание сушит горло, и приходится задержаться, чтобы достать из рюкзака бутылку воды и сделать пару коротких глотков. У него не так много времени, таймер на циферблате уже запущен, а значит пересменка началась, меньше получаса на все про все. Стайлз потирает потревоженный во время бега бок. Повязка под одеждой чуть сползла, и рана противно зудит. Но он сам виноват, нечего было бродить и вынюхивать, как выразился тот прокуренный кусок дерьма из бара с уродливым шрамом от уха до уха. Глупо конечно приходить в такое место слишком чистеньким, слишком любопытным, слишком чужим. Да еще с багажом переливающегося через край сарказма. Крис его предупреждал, и был прав. Отделают тебя по самое не балуйся, говорил он, катая стакан виски по липкому столу. И его потускневшие от времени, - а скорее от того, что случилось за то время, - глаза, говорили о том, что он не против. Чтобы кто-то наконец отделал Стайлза, выбил из него все дерьмо наравне с неуемным желанием везде пролезть и во все ввязаться. Возможно он это и не со зла, просто время сейчас такое. А за Стайлзом больше некому присмотреть. Отец временно недоступен, и лучше бы он таковым оставался подольше. Дерек предусмотрительно отстранился от этой стороны их жизни. И его можно понять, ему есть, что терять. А Скотт... Пошел ты на хуй, Скотт. Стайлз отлипает от стены и крадется, бесшумно переставляя ноги, как Арджент его учил. Плохо учил, выходит, потому что камешек попадает под подошву, вынуждает его сделать выпад и грузно припасть на одно колено, царапая кулак об асфальтовое покрытие. Замерев в этом крайне неудобном положении, он выжидает несколько секунд, прислушиваясь, не обнаружил ли себя настолько идиотским способом и не сорвал ли собственный план, который готовил несколько дней. Натянутую как тетива тишину, разрывает грохот по ту сторону забора. Потом кто-то кроет невидимого Дюка чередой отборных и непрерывных как музыкальная партия ругательств. Когда это воистину искусное соло заканчивается хлопком крышки и треском ползущей по грузу веревки, Стайлз позволяет себе беззвучно выдохнуть и подняться. Он идет дальше вместе с рабочими по ту сторону, непроизвольно встраиваясь в их слаженный ритм. Ответные ругательства следуют очередями. Кто-то кричит Дюку, чтобы не ебал мозги и шевелил булками. Да, Дюк, не еби мозги и проваливайте все уже к черту. Стайлз добирается до одного из служебных входов как раз вовремя, чтобы приметить запоздавшего охранника. В любой системе есть такой человек. Он слишком любит поспать, преступно медленно собирается и никогда не является без опоздания. Даже на подобном объекте. Такой человек есть везде, и Стайлз его вычислил. Вход предназначен для охраны и прочего рабочего персонала, и остается только надеяться, что мужику на пропускном пункте достаточно скучно, чтобы не обратить внимание на незнакомое лицо. Достать форму было легко, но вот с пропусками вышла заминка и приходится действовать по наитию. Стайлз не мог рисковать тщательно выверенным планом. Одно дело подобраться к недотепе на территории объекта, и совсем другое застать врасплох после смены. Надо здраво оценивать свои возможности. Быть умным и предприимчивым вовсе не равно быть сильным. К сожалению. Да и проблемы с координацией у него до сих пор есть, как бы он ни пытался искоренить их тренировками. Если бы он ненароком раскрыл себя, в самонадеянной попытке заполучить пропуск вне объекта, то все могло полететь к чертям. Можно позволять себе быть недотепой на охраняемой территории, но не за ее пределами. Стайлз изучил парня и знает, что того выперли из армии. Но тем не менее, нельзя не учитывать подготовку солдата. Поднырнув по козырек, предварительно пониже надвинув кепку, Стайлз догоняет опоздавшего. Хлопает по плечу, чтобы отвлечь, и ловко вытаскивает пропуск из его заднего кармана. Настолько просто, что можно засомневаться в компетентности тех, кто брал парня на работу. Все же он был прав, некоторые позволяют себе слишком расслабиться в привычной обстановке. Стайлз невозмутимо минует турникет, будто делал это уже множество раз, и задерживается, чтобы дождаться непутевого «коллегу», который уговаривает дежурного пустить его без пропуска. Слегка отклонившись, можно зацепить взглядом край монитора. Мужик смотрит порно на рабочем месте, не то чтобы можно было его осуждать. Сидеть целыми днями на вахте, провожая взглядом проходящих туда и обратно людей должно быть чертовски скучно. После недолгих препираний, он жмет соответствующую кнопку, и турникет пропускает парня. И теперь уже тот догоняет Стайлза, невозмутимо шествующего по коридору здания уверенной вымуштрованной походкой. Не зря же он столько наблюдал за военными. - Новенький? – едва ли ему действительно интересно, скорее просто радуется, что не единственный опаздывает на работу. Протягивает руку, - Бэгги, - это явно прозвище. И что-то подсказывает, что оно ему подходит. - Джейк, - Стайлз пожимает руку, коротко, но крепко. – Не сразу нашел вас, заблудился, - будто оправдывается он. – Построились у черта на рогах, в округе ни одного приличного бара. - Да, еще то дерьмо, но платят прилично, ты привыкнешь, - еще бы, судя по всему этот парень как раз из тех, что быстро привыкают к хорошему и неизбежно начинают наглеть. – Работа непыльная, заводи и выводи их, следи, чтобы не зверели, а то были у нас инциденты с одним... Зато тут не кормят помоями и в опытном отсеке есть на что посмотреть. Девка с пробирками предпочитает короткие халаты, а ножки у нее... – он мечтательно присвистывает. Стайлз внутренне морщится. Недолго тебе осталось пускать слюни на ножки. Коридор выводит к просторному отсеку с однообразными дверьми без табличек, за одной из них должен скрываться проход к главному блоку. Но Бэгги ведет его в служебное помещение, где они должны оставить личные вещи, потому что не полагается. Он указывает Стайлзу на свободный шкафчик, а сам зависает над своим, куда уже сгружает телефон, часы, кошелек. Делает он это нарочито медленно и лениво, попутно донимая Стайлза расспросами о том, где он служил, как сюда попал и прочей бессмыслицей, которую забыл бы через минуту. Ведь куда они денутся, будут ждать в своих клетках как миленькие. Стайлз сжимает зубы и озирается, у него совсем немного времени на маневр. Взгляд мечется по помещению, пока не натыкается на брошенную на стол дубинку. Что ж, это конечно не бита, но сойдет. Бесшумно подобрав ее, он несколько секунд смотрит на расслабленную спину парня. - Эй, Бэгги, - зовет Стайлз. Тот поворачивается и получает в лоб, прежде чем успевает сформировать на своем скучающем лице удивленное выражение. И падает. – Спокойной ночи, Бэгги. Надеюсь, тебе приснятся ножки. Связывать человека его же курткой возможно не самый лучший вариант, но у Стайлза нет времени на поиски веревки или хомута. Оттащив парня в небольшую подсобку, он оставляет его среди пыльных тряпок и бутылей с чистящими средствами. Предварительно соорудив ему кляп, кто знает, как быстро он очухается. А после переходит в режим холодного действия. Быстро разворачивает карту, обновляя в памяти план здания и намечая себе пути к отступлению, если что-то пойдет не так. А пойти не так может что угодно. Когда пробираешься на засекреченный объект, где ставят опыты над людьми, - над оборотнями, - под прикрытием строящегося завода. Строго говоря, ему еще повезло. Пока это дерьмо не приобрело повсеместный масштаб. Влезть на объект правительственного уровня вряд ли было бы настолько просто. Пока что. И это все еще опасно. Отец бы не обрадовался, именно поэтому он думает, что Стайлз поехал навестить Дерека. По понятным причинам связи у них нет, так что проверить не представляется возможным. Что ж, будет спать спокойнее. Хотя после всего, что случилось, вряд ли кто-то из них когда-либо будет спать спокойно. И ходить, не оглядываясь... Если бы не Арджент, он бы ни за что не нашел этого места. Ну и Дэнни, который украл план здания с защищенного сервера, рискуя огрести за это по первое число. Нельзя их подвести и попасться. В конце концов, это все, кто остался... Мимо мелькают все те же однообразные двери, ответвления коридоров. Один раз направо, дважды налево. Обогнуть медблок и спуститься на минус первый этаж перед опытным отсеком. Стайлз повторяет про себя как считалочку, боясь ошибиться. Но мысленно постоянно возвращается к холодному, обличающему. Все, кто остался. В затуманившемся на мгновение разуме, образ Лидии яркий и четкий подобно вспышке, осветившей темную комнату. Рыжие волосы, взметающиеся и опадающие от удара, испуганное недоумение на ее побледневшем лице. И губы, приоткрытые в неоконченной фразе, алеющие как коктейльная вишня на кубике льда. Уходи, Стайлз, ты придумаешь, что делать. Как и всегда. Уходи, пока... Он ушел, что еще ему оставалось. Позволил им забрать ее. И с тех пор он больше ее не видел. То был последний раз. Возможно поэтому в его памяти сцена настолько живая. Словно она застопорилась перед мысленным взором. Словно длится до сих пор. Дерек потом говорил, что он поступил правильно, что не пытался. Будто он мог сказать что-то иное. Но правда в том, что с Дерека все и началось. С того, что он ушел. Стайлз долго над этим думал, что стало отправной точкой для Скотта. Сначала ему казалось, быть может потеря Эллисон сломила его. Или то, как потом Кира оставила его, не сумев справиться со своей лисой. Или же сам Стайлз, переставший быть в глазах друга непогрешимым. Нарушивший его чертову главную заповедь. Но приходит к неутешительному выводу. Никто из них, кроме Дерека не мог повлиять на Скотти. А когда он вернулся, чтобы все исправить, было уже поздно. Люди узнали. Завеса, которая застилала им глаза столько времени, пала. Дело ведь не только в Скотте. Но в стае. Пока Неметон спал и видел свои сны о вечном, все ходили под куполом эха его ветвей. И оба мира – людского и сверхъестественного были отделены друг от друга незримой гранью. Спал и ждал, что Хейлы вернутся на эту землю, а в итоге... Призрачные всадники едва не вычеркнули Бикон Хиллс из истории. Место хранителей было занято глупыми подростками. С чего бы ему и дальше защищать тех, кто снова и снова совершает одни и те же ошибки. Не то чтобы Стайлз обвинял Дерека. На самом деле он считает, что виноваты все. Коридор заканчивается лестницей. Блеклый флуоресцентный свет струится меж пролетов. На минус третьем этаже людно, но никто не обращает внимания на очередного парня в форме охранника. Остальные его «коллеги» уже здесь, занимаются своим нехитрым делом. Трое откровенно скучают, облокотившись на перила и поглядывая на слоняющихся в нижнем отсеке волков. Они выглядят сонными и совершенно безразличными к другим двоим охранникам, что выполняют указания, доносящиеся из громкоговорителя. Девушка в окружении мониторов бегает взглядом от выведенного на экран изображения к графику показателей. Она смотрится буднично, обыденно, жует жвачку и изредка поправляет очки, которые то и дело сползают ей на нос. На ней халат, похожий на больничный, накинутый поверх простой черной водолазки. Стайлз не сводит с нее взгляда, пока она не поворачивается в его сторону. - Опаздываем, - скучающим тоном комментирует она. – Новенький? Хочешь вниз? - Ага. Вместо Арчи, он... – Стайлз делает вид, что пытается придумать корректную формулировку. – Проштрафился. - Пфф, а я предупреждала, - она отвлекается на бегущие по экрану символы, вздыхает. – Давай на подъемник, мне как раз нужно достать из клетки еще парочку. - На самом деле, - Стайлз мнется, поправляет кепку. – Мне сказали привести одного. - Опять? У меня так скоро опытных образцов не останется! Как я добьюсь прогресса, если они постоянно нарушают статистику? – девушка раздраженно закусывает ноготь, Стайлз виновато пожимает плечами. Она вздыхает и машет на него рукой. – Ладно, ты причем. Номер? - Эм... я не помню, - он изображает панику на своем лице. – Я могу посмотреть? Пожалуйста, я не могу облажаться в первый же день, - шепчет Стайлз, оглядываясь по сторонам. – Они показали мне его на видео, я узнаю. Это большой черный волк, агрессивный. - А, этот. Уже в утиль? Жалко... – что значит в утиль... – Но да, чип его практически не берет, так что поосторожнее. Ублюдок кусается. Последний раз разодрал медбрату руку до кости, пришлось бить его током, чтобы отцепился. Сидит теперь в наморднике, - она зажимает кнопку на громкоговорителе. – Кей, спусти парня. И выдай дубинку. Они решили избавиться от нашего Ублюдка. Чем они здесь занимаются? Стайлз забирается на подъемник, сканируя высоту на глаз. Очевидно строили из расчета на то, чтобы волк не смог допрыгнуть. Хотя, чего им бояться, все равно накачивают их какой-то дрянью. Платформа медленно ползет вниз и открывается вид на клетки, где также сонно прогуливаются или сидят волки. Строго говоря, здесь нет ни одного настоящего волка. Возможно здесь даже есть кто-то из его знакомых, Стайлз не уверен. Он скользит взглядом по затуманенным звериным глазам, пытаясь увидеть проблеск узнавания. Внизу один из охранников показывает ему на клетку, откидывает засов и ухмыляется. А тебя тут не любят... Стайлз идет к единственному волку в наморднике. Узнал бы и без него. Не считая свалявшейся шерсти и парочки шрамов от шокера на боку, ничего не изменилось. Волк бездействует, пока Стайлз пристегивает шлейку к ошейнику, и только когда они покидают клетку и забираются на подъемник, тот поднимает морду. Смотрит. Встретившись взглядом с синими горящими глазами... *** ...волка, Стайлз запинается и порывается в сторону входной двери. Но конечно спотыкается о порожек и сметает несколько книг со стеллажа, пытаясь удержать равновесие. Тут-то его и настигают чужие цепкие руки. Ну пиздец, приехали. Чего он вообще ожидал? Питер сумасшедший, - хотя после всего, что было, вряд ли кто-то из них сохранил здравый рассудок, - это все знают. Несмотря на его умеренно приличное поведение в последнее время. Все знают и каким невинным и добреньким он может выглядеть, когда хочет сдвинуть угол внимания со своей коварной персоны. Вырываясь и попутно обкладывая оборотня всеми возможными ругательствами, Стайлз уже понимает, что это бесполезно. Но успокаивается только после того, как его прикладывают о полку и хорошенько встряхивают. Губа саднит, - угол обшитых деревом громоздких часов оказался весьма острым, - Стайлз проводит по ней языком и чувствует солоноватый привкус крови. Почему рядом с Питером все всегда заканчивается членовредительством? - Ауч! Ты мне губу разбил! – он скидывает чужую руку с плеча и показательно его потирает. – Психопат. - Договоришься, я тебе и нос сломаю, - в его тоне нет ощутимой угрозы. Не больше, чем обычно. Питер отступает на шаг, складывает руки на груди, пристально рассматривает. - Так ты встречаешь гостей? Увечишь их? Не удивительно, что к тебе никто никогда не приходит. - Так я встречаю тех, кто вламывается в мое жилище, - он усмехается, но уже совсем беззлобно. – И откуда бы тебе знать, что сюда никто не приходит? Если конечно ты не ошиваешься вокруг моего дома две недели подряд трясясь от противоречий, которые разъедают твой юный мозг, - Стайлз опускает голову под его взглядом, смех не заставляет себя ждать. – Я оборотень, дорогуша. А твой запах трудно перепутать с чьим-то другим. Запах мальчика, из-за которого я горел аж два раза, - Стайлз не смотрит, но знает, что Питер улыбается. – Так что надо еще подумать, кто из нас психопат и маньяк... - Второй раз не специально, - блеет Стайлз, поднимает глаза. – Мы спасали город, если ты забыл. - Было бы что спасать, - Питер брезгливо кривит губы. – Так в чем дело на этот раз? Тебе нужна книга из моей коллекции? Мой ценный совет? Кто-то опять умирает, и ты считаешь, что я лучший кандидат в герои? – он подтягивает штаны, которые, впрочем, тут же спадают обратно на бедра, оправляет футболку одним точным движением ладони и разворачивается в сторону кухни. Стайлз плетется за ним следом, слабо соображая, как будет обосновывать свой визит. По правде говоря, он и сам еще не знает. Спустя две недели все еще не знает, чего он пытается добиться. – Или ты просто зациклился на мне? Я будоражу твой ум? Мой злой гений не дает тебе уснуть? - Угу, как ископаемое, которое оттаяло вместе с ледником и собирается распространить чуму или еще какую заразу, - огрызается Стайлз. - Следишь, значит, - он исчезает за дверцей холодильника, из недр которого по очереди появляются томаты, пучок фермерской зелени, перевязанный черной нитью, кабачок, упаковка бекона. Питер вздыхает, и прислоняется к черному корпусу, начисто лишенному магнитов, стикеров или еще каких признаков того, что здесь живет нормальный человек. Баюкает в руках коробку яиц и выглядит как будто разочарованным. – Ты поэтому здесь? Хочешь убедиться, что я не вынашиваю очередной коварный план по отъему альфа-глаз у твоего туповатого друга? Нет, не поэтому. Под любопытным взглядом Стайлз забирает и уносит в мойку овощи, зубами надрывает нить на зелени, вода бежит по листьям... Должна быть причина. Он долго над этим думал после того, как вернулся. Гораздо дольше, чем над тем, почему Лидия перестала волновать его практически сразу после того, как проявила ответный интерес. Это как раз объяснимо. В его логическую цепочку отлично встраивалось то, что желаемое имеет мало общего с действительным. Что ни одна вещь не угнетает так, как сбывшаяся мечта, которая покрылась плесенью настолько давно, что казалось - именно так она всегда и выглядела. Как и понимание того, что становишься ценным только постфактум. И что так или иначе оказываешься тем кандидатом, которого выбирают, когда других претендентов на горизонте не осталось. Вряд ли они могут считать себя достаточно взрослыми, но Стайлз уже отшелушил от себя ту детскую наивность. И может посмотреть на свое многолетнее помешательство иначе. Так что да, это укладывается в голове. Но вот другое... И теперь он избегает их, потому что они старательно делают вид, что ничего не произошло. - Что ты делаешь? – интересуется Стайлз, кивая на помидор, который нарезает аккуратными кубиками. То есть старается. – Салат? Жаркое? Не вижу картошку и шпажки. - Яичницу, - усмехается Питер, пододвинув к нему приоткрытый лоток. Отборные яйца сверкают белыми боками. – Но кажется ты собрался сделать все сам. - Знаешь, что такое дереализация? Каждый чертов раз, когда он смотрит на отца, Скотта, Лидию. На любого из них. Мир кажется ему спаянным из множества частиц, прозрачных и вроде как незаметных. Словно он попал в матрицу, и все вокруг в любую секунду рассыплется на пиксели, растает, исчезнет. Он спускается к завтраку, и в первые мгновения ему чудится, что отец смотрит на него, как на чужака. И что, если в один прекрасный день он просто отвернется, то потом не найдет узнавание во взгляде родных и друзей. Ведь так уже было, все забыли о нем. А теперь как будто забыли, что это вообще было. Воздух слишком прозрачный, и если только посмотреть краем глаза, уличить боковым зрением. Не окажется ли, что он до сих пор блуждает по серым коридорам заброшенного вокзала. Они всегда ведут в одно и то же место, в частично заполненный зал ожидания. В тишине Стайлз иногда пригибается, опасаясь услышать свист бича и топот копыт. В сумерках на границе дня и ночи, так легко представить себе одинокую фигуру на безлюдной улице. Фигуру в плаще и шляпе. Хуже только засыпать, боясь открыть глаза и увидеть табло с несуществующими станциями. Изъятым из этого мира безвозвратно. Отторгнутым, как нечто ненужное для его существования. Где никто уже не вспомнит о нем, словно его никогда и не было. Когда-то он думал, что нет хуже того, что сделал с ним Ногицунэ. Но теперь, вернувшись в свой мир из небытия, даже не смерти, Стайлз не может не подвергать его сомнению. Страшно не то, когда не знаешь, где сон, а где явь. Страшно не быть. И каким-то образом чувство иллюзорности действительности покидает его только в одном случае. У этого случая острые зубы. И не менее острый язык. - Думаешь, это все, - Питер обводит пространство вокруг себя руками. – Не настоящее? - Я думаю, Питер, почему из всех знакомых людей в Бикон Хиллс, я встретил там тебя, - он бросает горсть нарезанного лука на раскаленную сковороду, которую Питер успел поставить на плиту. Масло задорно шипит, Стайлз спешно моет руки, чтобы не протереть ими слезящиеся глаза. – Это потом они стали хватать всех подряд. Но изначально выбирали «жертв» по какому-то принципу. Я пытался разобраться, но честно говоря, данные первоисточников слишком уж расходятся. А пространное предостережение не встречаться с дикой охотой, иначе тебе пиздец... Так себе, учитывая, что они так-то невидимые. - Ты во всем пытаешься найти какой-то смысл, не так ли? Иногда его просто нет, - Питер качает головой, забирает сковороду и стряхивает в нее нарезанные помидоры, перемешивает лопаткой, взглядом указывает на скучающий рядом с доской кабачок. – Иногда дерьмо случается с тобой без всякой на то причины. Ты уже большой мальчик, пора об этом знать. - То есть тебе совсем не кажется странным, что раз за разом ты сталкиваешься со мной при весьма неординарных обстоятельствах? – Стайлз со злостью опускает нож на кабачок, не удерживает его и попадает по пальцу другой руки, закусывает губу. – Блять... Знаешь, даже у этого дерьма есть причина, - он взмахивает кровоточащим пальцем. - Ну-ну, - Питер ловит его руку, и прежде, чем Стайлз успевает ее выдернуть, сует несчастный палец в свой нагло ухмыляющийся рот. - Ты больной. Питер должно быть ждет от него какой-то бурной реакции вроде криков и возмущений. Возможно очередной попытки к бегству. Стайлз не собирается доставлять ему такого удовольствия. Он и так подставился, почему-то вздумав, что это отличная идея – вломиться в дом маньяка убийцы. Но теперь внезапно чувствует себя здесь достаточно непринужденно, чтобы резать овощи. - В ванной есть аптечка, если ты конечно не собираешься позволить мне зализать твою ранку. - Обязательно использовать такие эпитеты, от которых собеседника может непроизвольно стошнить? - Надо держать марку, дорогуша. Стайлз раздраженно убирается с кухни. Есть в этом что-то дикое, что он нигде не может найти точку опоры, кроме этого проклятого места. Ни в ком, кроме хозяина этого дома. В том, чтобы приходить сюда снова и снова только чтобы убедиться, что мир вокруг не плод его воображения. Они вспомнили. Конечно они вспомнили. Иначе бы он никогда не смог вернуться. Но то, что стало после... Лидия может говорить только о колледже, который собирается выбрать. Скотт пропадает на дополнительных занятиях, пытаясь подтянуть свои дышащие на ладан проходные баллы. Малия с завидным успехом кладет хер на учебу, каждый раз новый. Словно собралась поиметь всю команду по лакроссу... И Стайлзу просто кажется, что прежняя жизнь ускользает от него. Он еще не успел очухаться от временного небытия. Его и так неустойчивый мир рассыпается на глазах. Потому что дальше совсем другая жизнь. Все они разъедутся кто куда. И больше никогда не будут так близки. Страшно то, что это уже происходит. Медленная, но верная трансформация реальности. И создается ощущение, что это беспокоит его одного. Ванная разве что не сияет чистотой, Стайлз открывает шкафчик, нарочно оставляя следы пальцев на зеркале. Шизанутый педант. Он подставляет палец под струю холодной воды и роется в аптечке свободной рукой. В конце концов его встречает цветастая упаковка детских пластырей. Серьезно, Микки Маус? Стайлз отбрасывает мысль, зачем Питеру вообще аптечка. И пластырь. Скорее всего кинул в корзину в супермаркете, не особо задумываясь, что он детский. В адекватности Питера как-то поздно сомневаться. И глупо строить вокруг него какие-либо ожидания. Просто психопат с попеременной тягой к каннибализму. Но все же... Все же этот психопат прокатился на горбу у призрачного всадника. Потому что Стайлз его попросил. Знал ли он, что за этим последует? Что он снова будет гореть. Там, на вокзале он говорил про дикую охоту так, будто был достаточно осведомлен. На кухне пахнет умопомрачительно, когда он наконец возвращается. Питер посыпает пышную поверхность яичницы мелко натертым сыром. Рядом в турке подходит кофе, и его тонкий изысканный, - несомненно дорогой, - аромат перебивает запахи плавящегося под крышкой сыра и поджаренного бекона. В животе тут же жалобно урчит, и Стайлз пытается вспомнить, когда он последний раз просто наслаждался едой. Когда он вообще хоть чем-то наслаждался, не ставя под сомнение, происходит ли это с ним, или он просто задремал в зале ожидания. Все-таки Питер Хейл – самая абсурдная точка опоры, которую только можно придумать. Усаживаясь за барный стол, Стайлз невротично считает подвешенные за ножки бокалы. Их пять. Возможно он плохо следил, или Питер предпочитает пить из каждого по очереди. Возможно, разбивая опустошенный бокал вместо того, чтобы помыть. Стайлз поворачивается и рассматривает спину Питера. Что ж, она... рельефная. Но главное, очень четкая. - Помнишь, я сказал, что тебя здесь никто не ждет? - Ну, ты не так сказал, - Питер оборачивается, и взгляд его становится цепким. – Что? - Думаю, все оказалось ровно наоборот. - Следишь за всеми? Ищешь подвох? Тебе кажется, что стоит расслабиться, и все снова о тебе забудут? - Ты не забудешь, ты был со мной там, - Стайлз пожимает плечами, чтобы сбросить неловкость от собственных слов. Как они звучат. Что они значат. - Поэтому я нужен тебе, - это не вопрос, он плотоядно улыбается, потягивается. - Да, вроде того. - И ты почему-то решил, будто у меня аналогичные проблемы с восприятием мира. Твоим друзьям плевать, как ты себя чувствуешь, они хотят быть обычными, пытаются встроиться во взрослую новую жизнь, - благоухающая тарелка опускается на стол и выглядит неуместно посреди этого разговора. Как и чашка кофе. Как и зверь в человеческом обличье, устроившийся рядом с ним за столом. – Теперь мое общество не кажется тебе таким уж неподходящим? - Ладно, забудь, - Стайлз поднимается, отодвигая нетронутую тарелку, но Питер хватает его за предплечье. - Сядь, - властные нотки в его голосе заставляют плюхнуться обратно на стул. – Ешь, потом я кое-что тебе покажу. Пальцы сжимаются и отпускают, а Стайлз выдыхает, осознавая, что ожидал... чего? Вспышки агрессии, или красной вспышки в его глазах? Питер давно уже не альфа, хоть и любит потрепаться о том, что всегда таковым был. Но даже это было бы более уместно, чем Скотт, засыпающий в окружении учебников. Поэтому я отстранился? Хочу продолжать жить в том сверхъестественном мире, отношения к которому по сути не имею? Он мог быть. Когда-то. Но предпочел отказаться. И с каждым разом упорно продолжал отказываться ото всего, что мог получить. Даже сейчас, с Лидией. Это глупо... Обжигающий кофе без капли молока и щепотки сахара имеет удивительно благородный вкус, без мерзкой кислоты в остатке. А хищник, который его приготовил выглядит довольным. Но позже, в лесу, Стайлз замечает на его лице тень беспокойства. И сам начинает волноваться. Ему всегда казалось, что Питеру Хейлу нет дела ни до чего, напрямую не касающегося его персоны. И вроде бы даже он получил этому прямое подтверждение чуть ранее. Питер не нуждается в его обществе, в чьем-либо, ему не надо находить доказательства реальности этого мира. И он очевидно совсем не боится остаться один. Но потом он зачем-то ведет Стайлза в лес, прямо к престарелому пню, от которого обычно одни проблемы. И который при свете дня выглядит более чем обычно. Никакой тебе таинственной ауры, просто большой обрубок. - Ты не хотел пачкать полы дома и решил прикончить меня здесь? – устало интересуется Стайлз, ковыряя землю мыском ботинка. - Присмотрись, ничего не замечаешь? – Питер улыбается как преподаватель на экзамене, собирающийся завалить ненавистного студента на первом же вопросе. - Что, например? – Стайлз обходит вокруг пня, пинает пустую банку из-под пива. – Кого-то в детстве не научили за собой убирать. Прискорбно конечно. Ты привел меня сюда, чтобы убрать мусор? - Как по-твоему он здесь появился? - Как обычно, тупые подростки выпивали в лесу, вон пачка начос. Придурки даже не доели... – Стайлз запинается. – Что это значит? - Не выглядит так, будто это место скрыто от чужих глаз, правда? – Питер недобро ухмыляется. – Думаю это займет твою голову гораздо лучше, чем то, что варилось там прежде. Да, не выглядит. Теперь, если присмотреться внимательнее, можно заметить и другие следы пребывания здесь «посторонних». Неметон больше не прячется от людей? Судя по взгляду Питера, это совсем не хорошо. И он сам не знает, в чем причина. Но все, что касается старого пня, не сулит им спокойной жизни. Стайлз разворачивается... *** ...и сходит с платформы. Волк покорно спрыгивает на пол рядом, цокает когтями по плитке, его не приходится тянуть за поводок. Девчонка оператор провожает их взглядом до лестницы. И Стайлз знает этот взгляд. В какой-то момент своего взросления он все же стал нравиться девушкам. Хотя все равно не добился той популярности, о которой каждый мечтает в юности, и он конечно же тоже мечтал. А сейчас это не имеет совершенно никакого значения. Сначала его старый мир разрушился, когда все они разъехались, разделились, затерялись во взрослой рутине и соответствующих проблемах. Не имеющих ничего общего со сверхъестественным. А потом и этот новый мир, чужой мир, в который он попытался вернуться, слетел с катушек. Наверно он окончательно осознал только когда они забрали Лидию. Но началось все еще давно, с Неметона. К сожалению, они не поняли. Его голова действительно была занята этим вопросом, какое-то время. Пока один конкретный оборотень не вытеснил из нее все остальное... Лишь спустя столько лет, глядя на то, как Скотт садится в большой черный внедорожник и уезжает, он пришел к одному простому и печальному выводу. Все, что он знал и помнил о том мире, вправду закончилось. И теперь пригласить кого-то на свидание – последнее, о чем он мог бы думать. Теперь он спешно ведет волка на поводке, надеясь, что никто не решит проверить его, пока он не покинул здание «завода». И что в затуманенном синем взгляде зверя осталось хоть что-то от человека. Что-то, что поможет его оттуда вытащить. Очевидно, все должно было пойти по пизде, чтобы Стайлз снова встретился с Питером Хейлом. Иного способа конечно же не было! Он пытался искать других, но пришел к выводу, что таким образом только подвергнет их опасности. Из тех, что еще не сгинули в лабораториях или под пулями охотников. Все, у кого хватило ума, уже убрались подальше от Бикон и отсиживаются в безопасном месте. Как Дерек... Стайлз уверенно минует пропускной пункт на выходе, снова воспользовавшись чужой карточкой. И выкидывает ее прямо в мусорный бак за дверью. Повторяет весь свой путь в обратном направлении, изредка бросая взгляд вверх – на камеры, крутящие своими механическими глазами, пока они не могут его засечь. Судя по всему, Бэгги в кладовке еще не очухался, и удача все еще на стороне хороших парней. К которым Стайлз себя конечно причисляет, но понимает, что это самообман. Будь он хорошим парнем, не оставил бы всех тех волков, чтобы над ними продолжали проводить опыты, а потом утилизировали за ненадобностью. Но он один. И в одиночку он мог позволить себе лишь вытащить отсюда Питера и уповать на то, что его выводы верны. Что все еще можно исправить. Надо только дать проклятому пню то, что он хочет. И в конце концов, должен же Питер сделать в своей жизни хоть что-то полезное. Волк поднимает на него взгляд и на мгновение он кажется даже слишком знакомым, насмешливым. Стайлз глубоко вздыхает и сглатывает. Паскуда, только попробуй опять разочаровать меня. Ты мне должен. Привязав поводок к ремню, Стайлз оглядывается по сторонам и отсчитывает. Камера сделала уже два поворота вправо. Через несколько секунд она совершит решающее движение, и у него будет почти минута, чтобы убраться отсюда. Время как будто замедляется, Стайлз застывает вместе с ним, готовый сорваться с места. И именно в этот момент удача оставляет его. Крики за забором уже явно не имеют отношения к строителю, который что-то там уронил. Да, блять! Стайлз вытаскивает из кармана пульт и зажимает кнопку. Это должно отвлечь их ненадолго. Конечно он не мог соваться сюда без плана к отступлению. Датчики срабатывают, и он слышит несколько хлопков. Итак, обманки, которые он установил ночью с другой стороны объекта, сработали. Камера уже сделала поворот, но ждать второго круга нельзя. Он срывается с места и бежит к лесу. Пару раз поводок опасно натягивается в другую сторону, волк здоровый, у него хватит сил протащить Стайлза по земле и превратить побег в нелепое и весьма постыдное поражение с перспективой получить пулю в бок. - Хочешь здесь остаться?! – орет Стайлз под грохотание обманок, пытаясь ухватить волка за ошейник. Тот поворачивает взлохмаченную башку, скалит зубы и позволяет утянуть себя в лес. И они бегут, пока у Стайлза хватает дыхалки. Пока он не запинается о выступающий корень и не валится на землю, пропахав носом еще несколько волчьих прыжков, потому что тот соизволяет остановиться далеко не сразу. Стайлз переворачивается на спину и с минуту смотрит на небо, сереющее в просвете между ветвями деревьев. Он так устал со всей подготовкой, с мыслями о том, что как только найдет Питера, все сразу же изменится к лучшему. На самом же деле, он просто измотал себя бессонными ночами, недоеданием и тренировками. И бок после той драки в баре все еще болит. Если он продолжит тут так лежать, то просто уже не поднимется. Нависающая сверху морда будто бы намекает на то же самое. Стайлз медленно встает и осматривается. Не так далеко от предполагаемого места, где он оставил джип. То, что их пока не обнаружили, еще не значит, что все позади и план удался. Сначала надо разобраться с чипом. В нем скорее всего встроено следящее устройство, а значит стоит избавиться от него поскорее. Стайлз подтаскивает волка за ошейник и садится на корточки рядом с ним. Это точно не будет приятно, но так тебе и надо. Он вытаскивает маленький перочинный ножик, волк подозрительно косит глазом на лезвие. И ожидаемо рычит, когда Стайлз нащупывает чип под ошейником. Приходится делать все быстро, пока он не очухался. Острие пропарывает шкуру, а зубы волка вцепляются в предплечье. Похоже, снимать с него намордник было опрометчивым решением. Вот и делай после этого добрые дела. Больно, но потерпеть можно. - Не можешь прожить и дня, не причинив мне боль? – сквозь зубы проговаривает Стайлз. Чип, блестящий от волчьей крови, падает на траву. Одновременно с этим синие глаза проясняются, и челюсть на его руке разжимается. Стайлз скидывает чип в овраг и отрешенно наблюдает, как он катится вниз, прежде чем продолжить путь. Рука неприятно пульсирует на месте укуса, но он не обращает внимания. Волк все также остается волком, крутит башкой, пытаясь добраться до своей раны. Кровь уже остановилась, а значит регенерация работает. Однако, человеком становиться он не спешит, а это уже плохо. Стайлз рассчитывал, что ему удастся выехать отсюда, не боясь привлечь лишнее внимание. Что ему не придется прибегать к крайним мерам. Даже одежду прихватил. А теперь он уговаривает волка лечь между сиденьями и не высовываться. Ничего глупее он в жизни не делал. Питер больше похож на животное, чем когда-либо прежде. В груди тянущая нить страха завязывается в узелок. Но все же, они добираются до дома без происшествий. Переплачивая вдовое за это скромное жилище в спальном районе, Стайлз отдавал себе отчет, что тем самым поднимает гарантию собственной безопасности как минимум на пару делений на воображаемой шкале. Все-таки он арендует дом без договора. И с одной стороны, владельцу это тоже должно быть на руку. С другой – кто он такой, чтобы ему доверять. На втором этаже свет едва проскальзывает сквозь плотно задернутые занавески. Едва ли заинтересованный происходящим волк уставился в одну точку и не шевелится. Стайлз планомерно повторяет инструкцию из книги. Ошибиться он не мог. И все же он ошибся. Ничего не получается. Волк, привязанный за поводок к ножке тяжелого дубового стола, не рвется убежать или снова укусить. Но он не становится человеком. Как бы Стайлз ни повторял ритуал снова и снова, как бы ни кричал на самодовольную скалящуюся морду, благо дом по соседству временно пустовал, и никто не мог его услышать. Что бы он ни делал, волк продолжал пялиться бессмысленным тупым взглядом. Стайлзу даже захотелось пнуть его хорошенько под лохматый зад, чтобы хоть как-то расшевелить. Но он отбросил этот жестокий порыв. Даже если Питер и заслуживает подобного обращения. Для чего это все? На что я на самом деле надеялся? Это длится по ощущениям несколько часов. В самом же деле, вряд ли прошел хотя бы один. Он даже уговаривает, просит, практически умоляет. И все без толку. И тогда он просто сдается. У него нет альфы, чтобы тот прорычал Питеру возвращаться на своем волчьем языке. Нет Скотта. Он ложится на диван, лицом вниз и злостно сопит в подушку. Что теперь будет? Нельзя просить Малию, она и так пострадала, и вряд ли она чувствует связь с Неметоном, никто не учил ее этому. А Кора где-то в другой стране, возможно даже на другом континенте. Искать ее – значит рисковать вернуться в необратимо изменившийся мир. И Стайлз просто не может себе этого позволить. Не то чтобы никому больше нет дела, просто так получилось, что он последняя инстанция. Единственный Хейл, добраться до которого стоило стольких усилий, как всегда соответствует ожиданиям. И теперь получается, что Стайлз подвел их всех. Отец бы отвесил ему подзатыльник за такие мысли, возможно даже нешуточный. Он сразу обозначил, кто этим должен заниматься. Ебаные оборотни. Как они будут этим заниматься, если вынуждены прятаться. - Знаешь, как они тебя там называют? Ублюдок, - устало сообщает Стайлз развалившемуся по полу волку. – Таков ты и есть. Бесполезный комок шерсти. Отцепив поводок от стола и сняв ошейник, Стайлз отводит взгляд. Волк не двигается с места, и на мгновение кажется, что сейчас он опустит голову обратно на вытянутые лапы, зевнет во всю пасть и просто заснет. Но конечно же, осознав себя свободным, он вскакивает и крадучись движется к выходу из комнаты. Стайлз закусывает губу, чувствуя противную резь в глазах. Ну нет, на этот раз не дождешься. Волк оборачивается с порога, снова кажется таким очеловеченным. Похожим на то, как он вел себя в прошлом. - Иди куда хочешь, - шепчет Стайлз, снова устраиваясь на диване. Но все же еще долго гипнотизирует взглядом опустевший дверной проем. Он сам не может поверить, что приложил столько усилий напрасно. Куда теперь пойдет это животное, забывшее, как быть человеком? В лес, наверное, будет там скакать и жрать всякую падаль. Возможно прибьется к стае сородичей. И Стайлз отчетливо понимает, как наивен он был. Почему Арджент отговаривал его, почему Дерек отказался участвовать, помимо очевидных причин. Нельзя изменить мир в одиночку. Если бы только Скотт не превратился в такое ничтожество, у него еще мог быть шанс. Тот, кто всегда верил в победу, делил мир на черное и белое, умудряясь балансировать на грани и отстаивать свои благородные мотивы. И куда его привела эта дорожка? Очевидно в такую дыру, где черное и белое поменялись местами. Он ведь и сейчас должно быть верит, что прав... Шум хлопнувшей двери заставляет его вздрогнуть... *** ...но не оторвать глаза от книги. Питер какое-то время стоит на пороге, скорее всего привалившись к косяку и вальяжно рассматривая своего гостя. Хочется стряхнуть с себя этот взгляд. Потому что он ощущается на коже физически и причиняет... боль? Лучше делать вид, что ничего не произошло. Стайлз понимает, как это может выглядеть. Жалко и унизительно, в основном. Прийти сюда как ни в чем не бывало и развалиться в кресле с бестиарием. Еще несколько дней назад он терзался, думая, что Питер конечно опять все поймет, если уже не. Что это снова произойдет. Потому что естественно нельзя просто взять и сразу признать. И их общение перестанет быть таким уж непринужденным, как все последнее время. Что ж, оно перестало. Совсем по другой причине. - Что ты здесь делаешь? – голос Питера осторожный, крадущийся. - А на что похоже? – Стайлз приподнимает книгу. – Читаю про упырей. Знаешь, у них довольно обширная классификация. Удивительно, что за всю нашу бурную деятельность в Бикон Хиллс, мы не встретили ни одного. - Потому что это фольклор, - кривится Питер. – Я думал, после того, что я сделал, ты больше не появишься. - После того, что ты сделал, мог бы хотя бы извиниться. Это простое слово, ты справишься. Могу продекламировать по буквам, чтобы ты вспомнил, как оно произносится. - И ты простишь меня? Это что-то изменит? – он стоит, сложив руки на груди, не делая попыток приблизиться. И ощущение, что на него охотятся, окатывает Стайлза холодной волной. – Каких извинений ты ждешь? Или ты забыл, к кому пришел? - Нет, - Стайлз складывает книгу на коленях, потягивается. – Но ты хотя бы не выглядишь обдолбанным. Так что мне ничего не угрожает. - Едва ли, - Питер все же проходит в комнату, ставит на стол портфель и выкладывает из него какие-то бумаги, шуршит завернутым в фольгу сэндвичем. Стайлз на какое-то время отвлекается, заинтересовавшись его содержимым. – Хорошо. Прости. Теперь тебе стало легче? - А тебе? - Вот именно, Стайлз. Что бы мы не делали, я или ты, это произошло. Ты может быть хочешь обсудить это, чтобы тебе стало еще хуже, чем есть? Нет, он не хочет. Он уже обсудил со Скоттом, то есть ему пришлось. И тогда ему действительно стало еще хуже. Потому что он услышал правду, и не готов слышать ее снова. Не от Питера. Если бы можно было просто стереть этот эпизод из своей жизни. И снова приходить сюда как ни в чем не бывало, чувствовать себя в безопасности рядом с диким зверем. Ощущать странную стабильность в его присутствии. Обсуждать с ним ничего не значащие вещи, иногда ужинать вместе и продолжать запрещать себе думать, что привязался не к тому человеку. Питер в основном игнорировал его, никогда не был более причастным, чем хотелось бы. Стайлзу нравилось исподтишка следить за его размеренными движениями, спокойным лицом... Теперь это лицо выражает нечитаемую гамму эмоций. И по напряженным плечам легко распознать, как ему неуютно. Как он думает только о том, чтобы Стайлз поскорее убрался. Чтобы не требовал того, чего не может получить. Чтобы не лез в его дела. Ведь вот чем это закончилось последний раз. Тем более необъяснимо, почему на место отрешенного спокойствия не приходит ярость, обида, ненависть. Или любые другие чувства, которые должны уже здесь быть и разрывать его на части. Он слишком привязан. Это ранит его. Возможно, в какой-то степени ранит и Питера. Волк был обособлен, предоставлен сам себе. И тут в его спокойное существование ворвался глупый подросток, все испортил, заставил вновь обратиться к темной стороне его сути. Всколыхнул в нем почти оставленную в прошлом жажду власти. Смешно надеяться, что там было что-то еще, помимо. - Мы можем забыть об этом, - Стайлз старается, чтобы его голос звучал утвердительно. Хотя бы задумчиво. Но фраза, брошенная шепотом, подчеркивает напряженную тишину и повисает вопросом. И более жалким он чувствовал себя разве что в предыдущий раз, когда... – Не обязательно делать из этого трагедию. Люди, находясь в измененном состоянии сознания... - Нет, - перебивает его Питер. – Ты только усугубляешь ситуацию, оправдывая меня. Я не могу забыть. И ты обманываешь себя, если думаешь, что сможешь. Однажды оно настигнет тебя, сколько бы ты ни прятался, - он выглядит виноватым. – Мне нечего тебе предложить. Я могу быть только таким. Забудь все, что ты себе придумал. Я – не хороший человек. Мы не друзья. Не кто-либо еще. Я не... – его глаза загораются и потухают. – Я думал, ты умнее. Видимо нет. Стайлз ставит книгу на место и предпочитает снова уйти и спрятаться. До лучших времен. Пока Питер не поймет, что можно и заслужить прощение вместо того, чтобы в очередной раз причинить боль, выплевывая из своего рта обидные вещи. Не пытаться постоянно быть таким дерьмом. Дать себе шанс... Джип постукивает на ходу, и это явный признак, что вскоре он опять заглохнет, оставив его где-нибудь посреди дороги колупаться с отверткой. Но Стайлзу плевать. Машину он починить может, кое-как, любыми верными и неверными способами. А вот замотать собственное сердце изолентой, чтобы оно перестало так безнадежно страдать, не может. И чувствует себя так, словно снова остался один, всеми забытый. Уже вечером дома отец пытается его приободрить. Думает, что Стайлз переживает из-за предстоящего поступления и последующего расставания с друзьями. Все еще чувствует свою вину за то, что забыл собственного сына. И конечно он заметил, как сначала это было чертовски трудно. И как постепенно все стало лучше. Поэтому теперь проще списать все на суматоху выпускного класса. Стайлз не стремится переубедить, его такое положение вещей устраивает. Какой смысл добавлять отцу еще один повод для волнений. Учитывая, что перспектива уехать все больше кажется иллюзорной, неправильной. Здесь еще не все решено. Так он тешил себя до одного определенного момента. Пока Малия не решила вмешаться. Она конечно не знала, что произошло. Но знала, что Стайлз общается с Питером. Все знали. Глупо думать, что можно скрыть это от других волков. И тут даже ей удалось сложить два и два. Только вот добиться ответов ни от одного из них не получилось. Тогда она использовала запрещенный прием и подключила Дерека. Из всех возможных людей, Стайлз меньше всего ожидал, что хмурый волк притащится в Бикон просто ради того, чтобы поговорить с ним. Но однажды он выходит из школы и замечает на парковке знакомую машину. Поворачивать назад поздно, Дерек уже вцепился в него взглядом и приоткрыл дверь, подманивая. Стайлз вздыхает, преодолевает оставшееся расстояние и забирается на пассажирское сиденье. - Она не могла заставить тебя приехать, - злится он и нервно дергает ремень безопасности. - Она беспокоится, - Дерек не заводит машину, просто сидит, искоса поглядывая. – Я проездом, надо забрать кое-что в лофте. - Ну конечно, - фыркает Стайлз. – Давно не виделись, кстати. Как у тебя дела? - Я говорил со Скоттом, но он сказал, что это не его тайна. И много другой высокопарной чуши. Но я заметил, что он злится, - задумчиво тянет Дерек, протирая солнечные очки краем футболки. – Что он сделал, Стайлз? - Ничего, - он отмахивается от пристального хмурого взгляда. Поспешно добавляет, – Ничего, что потребовало бы твоего внимания. Просто я разочарован. Да-да, можешь не говорить. Это же Питер. Что кроме разочарования я мог получить, - и сам не замечает, как слова начинают извергаться из него, хотя он всем существом пытался остановиться на первом. – Знаешь, он думает, что может решить за нас обоих. Ну ахуеть теперь, а мне что делать! Но мы оба там были, и нам обоим это нравилось, я же не слепой. То, что он неуравновешенный псих, не дает ему права прикрываться этим постоянно и всех от себя отталкивать. Я простил его, а он не может этого принять. Почему я должен терпеть весь этот пиздец?! - Вот именно, почему, - эхом повторяет Дерек и складывает руки на руле. – У вас... - Не надо, блять! – кричит он и сам пугается своей реакции. – Не надо спрашивать, что у нас. Это не имеет значения. Я просто хочу, чтобы он ответил хоть на одно ебаное сообщение... Я не хочу, чтобы это вот так закончилось, - совсем тихо добавляет он, и смешно, насколько жалобно может звучать его голос. - Питер всегда действует только в своих интересах. Если он игнорирует тебя, значит ты в эти интересы не входишь. Извини, Стайлз, но так и есть, - он отворачивается, чтобы пристегнуться. А может, чтобы не смотреть в глаза. – Малия вела себя так, будто у вас тут случилось что-то серьезное. Стоило ли мне приезжать, чтобы лично донести до тебя, какой он эгоист? - Не стоило, - кивает Стайлз. Но стоило задержаться и понять, что тут происходит некое сверхъестественное дерьмо. И вот это как раз серьезно. ...Возвращается в дом Питера он много позже, перед самым отъездом. Окей, все это ничего не значило. Конечно это выбешивает, но Стайлз готов смириться. Он просто не хочет уезжать не попрощавшись. Возможно ему требуется поставить точку и расстаться как-то нормально что ли. Внутри себя он лелеет возможность поддерживать связь, может быть иногда переписываться или звонить, если станет скучно или трудно. В любом случае, ничему из вышеперечисленного не суждено случиться. Его встречает наглухо закрытая дверь. Раньше Питер использовал щеколду, которую легко было поддеть снаружи или же вообще не запирался. Стайлзу не надо рассказывать о том, как проникать в закрытые помещения. Уж в чем, а в этом он поднаторел. Но для этого конкретного случая у него есть ключ, который он даже не крал. Внутри тихо и пыльно, видно, что Питер не прибирался здесь уже какое-то время. А еще пусто. Пространство ощущается покинутым и больше не дает ни спокойствия, ни стабильности. Стайлз проходится по комнатам, отмечая отсутствие некоторых вещей. Вроде единичных пробелов на книжных полках, пустующего без письменных принадлежностей стола, одинокого скелета вешалки, на которой обычно болтался банный халат. Один за другим он выдвигает ящики, открывает шкафы. Если не знать, каким их содержимое было раньше, то можно решить, что этот дом никто и не покидал. Но дело в том, что Стайлз как раз знал. Как теперь знает и, что хозяин дома больше здесь не живет. Вместо того, чтобы попытаться все исправить, Питер предпочел сбежать. И даже не посчитал нужным предупредить. Ну да, тогда это вряд ли сошло бы за бегство. И едва ли увенчалось успехом. Осознание заставляет его... *** ...съежиться на диване. Он снова один в пустом чужом доме, где ничего его не ждет. Вообще ничего. Стайлз ощупывает пострадавшую руку, она болит. Надо бы промыть рану и заклеить хотя бы пластырем, но ему все равно. Безнадежность окутывает его как тонкое холодное одеяло, которое он стягивает со спинки. Устроившись так, чтобы ничего не давило на бок, он закрывает глаза и просто позволяет себе провалиться в забытье. Навалившаяся усталость слепляет веки, и вязкий как патока тяжелый сон снисходит на него. Но не как освобождение от проклятой действительности, а как мучительное ничто без мыслей и чувств.