Проходя через открытые двери

Не открывая глаз, Чжоу Цзышу хватает подушку, лежащую рядом с ним на кровати, и бьёт ею по лицу. Он стонет и переворачивается на спину, случайно придавливая Нао-Нао. Она даёт ему понять, что так нельзя обращаться с её Величеством, цепляет через плед за ногу и пинает его задними лапами, а затем спрыгивает с кровати и проскакивает через щель в двери. Чжоу Цзышу дышит в подушку и недоумевает, что с ним такое. Раньше у него были игры. Раньше у него была развязность. Раньше он был игроком. Ладно, может быть, он никогда и не был игроком как таковым, но он определённо притворялся им на нескольких своих тайных заданиях. И когда он задумывался об этом, или ему действительно нужно было унять зуд, он очень преуспевал в этом в своё время. Но прошло так много времени, что он явно забыл, как вести себя на свидании, как подобает нормальному человеку. Не свидании. Может быть, свидании? Два человека наряжаются и ужинают в непринуждённой обстановке? Передозировка алкогольной храбрости. Вот что это было. Именно это заставило его потерять рассудок и броситься на своего гостя прошлой ночью. Или, скорее, прижать к стене и дышать на него. О, он действительно хотел поцеловать его. Может быть, его самого прижмут к стене с горячим скрежетом и стонами. Внезапный всплеск жара охватывает его желудок, и он стонет, уткнувшись в подушку. Унижение от того, что Е Байи застал его в роли озабоченного подростка прямо перед домом, отрезвило и развеяло всё его мужество — даже то, что было не под алкоголем. Он почти сбежал, как трус, которым он и является в последнее время. Он отшатнулся от мужчины и захлопнул дверь перед лицом старика — к счастью, не задев его — а затем, заикаясь, пробурчал неубедительное «спокойной ночи» своему не-свиданию, после чего открыл дверь и поспешил наверх. Почему он не сказал старому монстру, чтобы тот проваливал? Или не спустился обратно? Или подойти к гостевому крылу и постучать в дверь Вэнь Кэсина? В конце концов, они были взрослыми. Это было бы вполне разумно, учитывая, что Вэнь Кэсин не оттолкнул его. Его чрезвычайно горячий домашний гость даже добрался до второй базы. Его член подёргивается в свободных боксёрах при виде больших рук Вэнь Кэсина, проводящих по его коже, за которыми могут последовать губы и язык. Он вскакивает с кровати, взволнованный и разгорячённый, и мчится, как Нао-Нао, но в противоположном направлении, в сторону душа, как человек выполняющий миссию. К несчастью для него и нетерпеливому либидо, к его приходу Вэнь Кэсин на кухне не один. Трое мужчин стоят за кухонным столом и чистят яйца, двое старших радостно спорят о том, у кого лучший рецепт соевого маринада. Все трое улыбаются и кружатся вокруг друг друга, как будто они занимаются этим не несколько дней, а уже много лет. Его маленький мальчик ухмыляется от уха до уха, как будто стоять между Вэнь Кэсином и Е Байи во время готовки — это лучшее, что было с тех пор, как он получил свой первый компьютер. Даже Нао-Нао удовлетворённо мурлычет, поедая сырой лосось рядом с полкой в углу. Не задерживаясь за дверью, как почти во всех других случаях за последние несколько дней, он проходит прямо через открытую дверь на кухню. — Человек может привыкнуть к этому, — шутит он, а потом понимает, что только что сказал. Его шаги замедляются на несколько секунд, пока он смотря в пол, перезагружает свой мозг несколькими лёгкими встряхиваниями. Почему он такой? Это смущает. Когда он поднимает взгляд, то встречает глаза Вэнь Кэсина и чувствует, как знакомая дрожь пробегает по позвоночнику и вспыхивает маленькими мурашками на макушке головы. Ах, да — вот почему он такой. Потому что мужчина-Бог стоит на кухне и готовит вместе с семьёй, и помимо того, что ему хочется упасть на колени и воскликнуть: «Ааааа», он ещё и испытывает сильное желание пообниматься. Да, ему определённо следовало пойти в восточное крыло вчера. Или сегодня утром. — Па! — Говорит Чжоу Чэнлин, широко улыбаясь. — Цзышу, тебе решать, — говорит Е Байи упирая руки в бока. — Что мне решать? — Спрашивает он и берёт помидор черри в одной из чаши. — Чили или чай в маринаде, — поясняет Е Байи, смотря на него так, будто ответ очевиден и не требует выбора. — Чили, — отвечает Чжоу Цзышу, который больше основывается на том факте, что Е Байи держит в руках чайные пакетики, чем на подтверждении того, что это красный чили, который уже нарезает Вэнь Кэсин. Е Байи наклоняет голову и ухмыляется, — Почему-то я знал, что ты будешь на стороне новичка. Чжоу Цзышу усилием воли сдерживает румянец, крадёт ещё один помидор черри и направляется к кофеварке. Пусть он и не является кулинарным экспертом на кухне, но он знает, как сварить отличную чашку кофе. Он даже научился делать латте-арт, чтобы удивить Чжоу Чэнлина кошкой на горячем шоколаде, который он заказал на завтрак в постель в свой день рождения. Справа от него появляется Чжоу Чэнлин, подпрыгивающий на носочках и улыбается так, как не улыбается тот, кого отстранили от занятий. — Пааа! Вэнь Шу сказал, что сегодня ты отвезёшь его на вершину! Это Правда? Вы возьмёте байки? Можно мне пойти? Чжоу Цзышу бросает на него косой взгляд, сужая глаза, — Ни за что, малыш. Но ты можешь пойти проверить, готовы ли байки, и убедиться, что в них достаточно бензина. — Байки? — Говорит Вэнь Кэсин и опускается рядом с ним на другую сторону, словно плавно спускающееся на землю божество. — Как мотоциклы? Тело Чжоу Цзышу поддаётся ближе, как будто его тянет какая-то невидимая сила, и он передёргивает плечами, пытаясь сосредоточиться на перемолотых кофейных зернах. — Да, я подумал, что мы поедем по живописному маршруту. — Он делает паузу после того, как прикрепляет портафильтр, бросает косой взгляд на Вэнь Кэсина и втайне радуется тому, что ему приходиться смотреть на высокого мужчину. — Ты ездишь верхом? И вот оно — возвращение его моджо. Вэнь Кэсин ухмыляясь, приподнимает бровь и облизывает губы, отчего по коже Чжоу Цзышу пробегают несколько жарких вспышек. Ухмылка становится шире, когда мужчина отвечает, — Я езжу верхом. — Затем небольшая пауза, — И я вожу. — Оставь флирт для своего свидания, здесь есть дети. И я хочу выпить кофе, пока завтрак ещё горячий, — говорит Е Байи, намеренно помещая чай в маринад перед тем, как поставить его на плиту. Верно, здесь Чжоу Чэнлин. Возможно, ему стоит оставить свои комментарии на уровне PG13 — в буквальном смысле. Чжоу Чэнлин лишь хихикает и прячется за дверцей шкафа, подозрительно долго отыскивая контейнеры для хранения яиц. Когда они выезжают со двора, Чжоу Цзышу едет по южной тропе — просто потому, что так проще. В основном, потому что ему нужно оценить, насколько хорошо Вэнь Кэсин умеет водить машину, прежде чем они отправятся в путь по крутым склонам, ведущим к вершине. Хотя у этого человека есть права — и, судя по всему — он владеет KTM Super Duke, это вовсе не означает, что он может управлять байком по бездорожью. Или что он умеет хорошо водить. Но какая-то крошечная часть его сознания считает, что первые несколько минут ему нужна медленная езда, чтобы он мог очистить свой разум и сосредоточиться на вождении, как ответственный отец, которым он и является. Дело в том, что — мужчина умеет водить машину. Чжоу Цзышу наблюдает за тем, как Вэнь Кэсин осёдлывает байк, так, что это должно быть незаконно, потому что как можно сосредоточиться на дороге, когда всё это едет рядом с ним? Эти длинные, смертоносные ноги сжимаются вокруг бака, и он видит, как под спортивными штанами напрягаются мышцы бёдер, когда мужчина нажимает на колышки. А одолженный жилет под тёмно-зелёной толстовкой делает эти плечи очень, очень сильными. Длинные бледные пальцы, высунувшиеся из кожаных перчаток без пальцев, сгибаются вокруг руля так, что медленный звон в ушах усиливается, чем больше он смотрит. И хотя он не может видеть напряжённые глаза Вэнь Кэсина за тонированными очками, он физически ощущает их на своей коже. Это отвлекает — мужчина отвлекает. Это не первый раз, когда он ездит с кем-то. Он ездил с Цзин Бэйюанем в подростковом возрасте и начал учить ездить верхом Чжоу Чэнлина, когда тому исполнилось тринадцать лет. Парень быстро учился, хотя водить ему разрешалось только тогда, когда с ним был Чжоу Цзышу, и ему не разрешается выезжать на дороги общего пользования ещё пять лет. Но Чжоу Цзышу планирует подарить ему мопед через два года. Это дало бы мальчику немного свободы, чтобы спускаться в деревню. Однако поездка с Вэнь Кэсинем — это нечто иное. Это дико, пьяняще, волнующе, освобождающе. И это чертовски горячо. Это как прелюдия без прикосновений. Толкаясь и подтягиваясь, они плавно, а иногда и агрессивно, движутся по тропе вокруг горы и медленно поднимаются к вершине. Когда тропа немного расширяется, Вэнь Кэсин скользит рядом с ним, и Чжоу Цзышу приходиться подавлять дрожь, от которой у него в последние дни слабеют колени, ведь они едут на мотоциклах, и хотя его равновесие превосходно, он не защищён, и он не бессмертен. Вэнь Кэсин кивает налево, и ему даже не нужно смотреть, чтобы понять, чего хочет этот человек. Он кивает, улыбается за защитой подбородка, и поворачивает налево, где они выходят на восточную тропу. Это его любимая поездка в гору, и она же самая физически сложная. Это всё, что ему нужно, чтобы привести себя в порядок, потому что он должен на сто процентов сосредоточиться на вождении, не оставляя ни единой клеточки для жажды человека позади него. Следующие двадцать минут он сосредотачивается на тяжёлом дыхании в шлеме, на том, как точно движется акселератор под кожаными перчатками, и на том, как защитный жилет идеально повторяет изгиб его позвоночника и плотно облегает талию. Он вдыхает воздух, проносящийся вокруг него, а импульс от крутящего момента стабилизирует байк, и чем быстрее он едет, тем лучше. Перед тем, как они достигнут вершины, он сворачивает на гравийную дорогу, и хотя он ожидает этого, но когда делает последний поворот растительность вокруг него исчезает, от вида всё равно перехватывает дыхание. Он гасит двигатель и снимает шлем с очками. Вэнь Кэсин скользит рядом с ним и делает то же самое. Они сидят на своих байках в тишине и позволяют адреналину утихнуть, а дыханию — замедлиться. В трёхста шестидесяти градусах обзора окружающих их долин всё ещё стоит туман, как сахарная вата, борясь с весенним солнцем. Фруктовые сады переливаются нежно-розовыми и фиолетовыми цветами, резко контрастируя с тёмно-зелёным сосновым лесом, окружающим долину. Вэнь Кэсин первым слезает с байка и кладёт шлем на землю рядом с передним колесом, а сверху перчатки и очки. Когда Вэнь Кэсин снимает толстовку и защитный жилет, в ушах Чжоу Цзышу снова раздаётся лёгкий звон, и он наблюдает за тем, как появляются и исчезают участки молочной кожи и выученная восьмёрка. Он моргая, соскальзывает с байка, подходит к краю скалы и садится. Он снимает рюкзак с грузом и достаёт две бутылки лимонной воды, протягивая одну Вэнь Кэсину. — Спасибо, — говорит Вэнь Кэсин, садится и почти одним махом выпивает всю воду. Чжоу Цзышу не может не смотреть на его адамово яблоко в лучах солнца. Он весь потный, волосы прилипают ко лбу и шее, а лицо блестит. Он великолепен. А Чжоу Цзышу нужно взять себя в руки и контролировать уровень своей возбудимости. — Где ты научился ездить верхом? — Спрашивает он и открывает свою бутылку, чтобы сделать глоток, вместо того, чтобы слизать пот с шеи Вэнь Кэсина, словно это источник жизни. — У моих родителей были мотоциклы, но я был недостаточно взрослым, чтобы ездить с ними. В детстве я всегда хотел иметь мотоцикл. Когда подписал первый крупный контракт, я сразу же вышел за дверь и купил свой первый KTM, — отвечает Вэнь Кэсин и допивает свою воду. — Это хорошая награда, — говорит он и достаёт ещё одну бутылку воды, протягивая её Вэнь Кэсину. — Это было дорогое удовольствие. Это стоило мне руки и ноги, — говорит Вэнь Кэсин с улыбкой на лице. — По-моему, руки и ноги у тебя по-прежнему в порядке, — говорит Чжоу Цзышу и отпивает воду. — Это всё, что на мне хорошо смотрится? — Бесстыдно спрашивает Вэнь Кэсин и открывает вторую бутылку. — Твоё лицо довольно приятное, — отвечает Чжоу Цзышу, не обращая внимания на ухмыляющегося мужчину. Он достаёт из рюкзака контейнер, открывает крышку и ставит его на камень между ними, а затем берёт себе острый свиной посубао. Цзин Бэйюань отправил их домой с двумя коробками на вынос, полными его любимых булочек. Это лучшая закуска для пикника после изнурительной, но потрясающей поездки. Вэнь Кэсин выглядит забавно и тянется за булочкой. — Приятно знать. Они доедают свои булочки, наслаждаясь видом и уникальной тишиной, которая возникает на вершине горы. Когда он достаёт вторую булочку, то смотрит на Вэнь Кэсина. — Так... ты получил стипендию Тянь Чуаня? — С тех пор как он вчера узнал об этом, он всё время хотел об этом спросить. Узнать больше о человеке, о котором он только читал в интернете. Писателю и журналисту интересно узнать, как человек, выросший без поддержки, стал таким заботливым и успешным. Мужчина в нём хочет знать как можно больше. К тому же, если бы Вэнь Кэсин не хотел говорить об этом, он бы не стал поднимать эту тему. Вэнь Кэсин переводит дыхание и, не отрывая взгляда от долины перед ними отвечает, — Так и есть. И ещё я не поблагодарил тебя. — Он поворачивается, чтобы встретиться взглядом с Чжоу Цзышу, и продолжает, — Однако ты заговорил об этом не ради благодарности, так что давай, спрашивай, что хочешь. — А затем он улыбается одной из тех мягких улыбок, которые встречаются редко, но которые Чжоу Цзышу видел, когда мужчина готовил с его сыном. Или вчера во время свидания. Он делает медленный вдох и смотрит в глаза Вэнь Кэсину, в эти прекрасные глубокие карие глаза, хранящие столько эмоций, переживаний — и, вероятно, страданий. То немногое, что он успел подслушать за последние дни, в сочетании со стипендией, только подтверждает это. Он хочет обнять его и сказать, что он молодец, что его родители гордились бы им, что он не одинок. Но он не может этого сделать, по крайней мере, пока. Только после того, как Вэнь Кэсин расскажет ему о себе. Потому что не знает и не хочет предполагать. Итак, он начинает с того, что несколько дней назад разбило ему сердце, — Ты действительно был бездомным? Глаза Вэнь Кэсина мгновенно расширяются, его взгляд затуманивается по краям. — Только на несколько недель, — отвечает Вэнь Кэсин. Когда он продолжает, его голос звучит немного отстранённо, как будто слова вырываются откуда-то из глубины его души, откуда они обычно не выходит, — Мои родители умерли, когда мне было восемь лет. — Вэнь Кэсин слегка качает головой и поджимает губы. — У меня не было других родственников, поэтому я попал в детский дом. Я жил в нескольких приёмных семьях, но ничего не вышло, и я решил, что мне лучше быть самому по себе. — Сколько тебе тогда было? — Спрашивает он, его голос едва ли громче шепота. Вэнь Кэсин улыбается, и от этого становится ещё хуже, как будто мужчина пытается подбодрить его, смягчить то, что он собирается сказать, и преуменьшить боль, через которую ему пришлось пройти в своей жизни. — Мне было двенадцать. И я не был бездомным, я жил на заброшенном складе, — говорит Вэнь Кэсин, будто это вполне разумно. Как будто безопасность семьи и дома к нему не относится. Как будто это не разбивает сердце Чжоу Цзышу. — С тобой кто-нибудь был? Ты был один? — Продолжает Чжоу Цзышу, потому что огромная его часть действительно хочет знать. — Я был не один, — отвечает Вэнь Кэсин глядя на долину. — Я хорошо владел компьютером, у меня появились друзья, и они дали мне дом другого типа… Они дали мне ноутбук и сеть, а взамен попросили об услугах. Это было весело, захватывающе. Я был хорош в чём-то — на самом деле великолепен. Именно поэтому люди хотели видеть меня рядом. Я не задумывался о том, что меня просят расшифровать, скачать или просто взломать для развлечения. Я просто наслаждался испытанием. — Вэнь Кэсин делает паузу и передёргивает плечами. — И однажды к нам ворвались полицейские и взяли меня под стражу. Через неделю ко мне пришли люди в модных костюмах и поставили передо мной выбор: отправиться в тюрьму или поступить в университет. — Вэнь Кэсин поворачивается, чтобы посмотреть ему в глаза, и нежность, которая там есть, проникает прямо в сердце. — Думаю, ты знаешь, что я выбрал. Твоя стипендия спасла мне жизнь. Как правильно отблагодарить тебя за это? — Я думал, что есть возможность поступить на военную службу? — Спрашивает Чжоу Цзышу, потому что знает, что есть, и потому что хочет отвлечь от благодарности. Ему не нужна благодарность. Стипендиаты всегда должны сами менять свою жизнь, а он лишь подписывает чек для фонда, который его родители основали на деньги дедушки. Он наблюдает за профилем Вэнь Кэсина, его сильной челюстью, выдающимся носом, длинными ресницами над тёмными глазами. Его конским хвостом, который едва заметно шевелится на ветру. Мягким изгибом губ и улыбкой мужчины. Его грудь постоянно вздымается и опускается. Как он вырос таким сильным и надёжным? Когда в последний раз о нём заботились? — Мой отец был бунтарём, — удивляясь самому себе, говорит Чжоу Цзышу. Он никогда не говорит об этом, потому что это не его история, которую можно рассказать. Не быть патриотом или сомневаться в партии — это не то, о чём принято говорить, даже если это было более четырёх десятилетий назад. — Он был диким подростком и попал в какую-то уличную банду, восстав против реформ того времени. Очевидно, его арестовали и заставили пойти в армию, чтобы покаяться. Там он познакомился с моим дедушкой. — Он делает глоток воды, а затем продолжает, — Это был полуотставной генерал, который увидел что-то в моём отце и взял его под своё крыло. Он помог ему привести себя в порядок и дал ему образование в армии. Через несколько месяцев после окончания университета он женился на моей маме. Он смотрит на долину внизу, вспоминая времена, когда он сидел здесь со своими родителями. — Они переехали сюда, когда скончался мой дедушка, а через год родился я. Они использовали часть его денег, чтобы основать фонд для помощи молодым людям, попавшим в плохую ситуацию и нуждающимся в передышке. — Он вздыхает и на мгновение вспоминает своих родителей. Тогда он так ничего по-настоящему и не понял. Он был слишком молод, больше, чем жизнь, и его не интересовало ничего, кроме как уйти из дома и следовать своим собственным путем. Он хотел творить добро другим способом, а не следовать семейной традиции и вступить в ряды военных. — Я был не один, — говорит Вэнь Кэсин после минуты молчания, и это положительный поворот, которого Чжоу Цзышу не ожидал. — Когда мне было четырнадцать, эта грубая маленькая девочка стала преследовать меня повсюду, куда бы я ни пошёл. Она была такой маленькой и испуганной. Если я пытался с ней заговорить, она убегала или пряталась. Мне потребовалось несколько недель, чтобы заставить её доверять мне настолько, чтобы дать ей немного еды. Прошло несколько месяцев, прежде чем она заговорила. — Вэнь Кэсин улыбается и хмыкает, — И теперь она никогда не затыкается. Вэнь Кэсин улыбается, но в его словах чувствуется лёгкая дрожь. Чжоу Цзышу протягивает руку, чтобы взять его за руку. Этот порыв вызван внезапным, отчаянным чувством привязанности, желанием удержать хотя бы часть этого человека, на которого всегда полагались другие. Рука Вэнь Кэсина большая и тёплая, а его маленькая рука идеально подходит, когда он переплетает их пальцы. Вэнь Кэсин смотрит на их соединённые руки, мягко улыбается и продолжает, — А-Сян — моя лучшая подруга и единственная семья. Она — моя ответственность, и мне было проще заботиться о ней, если бы я учился в университете, а не служил в армии. — Я рад, что она есть у тебя, — говорит он и сжимает руку Вэнь Кэсина. — Спасибо, что поделился этим со мной. — Глаза Вэнь Кэсина мягкие и печальные, но он сжимает его руку в ответ, и он чувствует это до самых сокровенных уголков своего сердца. Они сидят так долгое время, держась за руки, доедая еду и наблюдая, как рассеиваются последние клочья тумана. Это мило. Более чем мило. Это то, чего он никогда раньше не испытывал. Ощущение комфорта — отличающееся от комфорта при объятиях сына. Поддержка — отличающаяся от той, которую оказывали ему родители в детстве. Дружеские отношения — отличающиеся от тех, что он разделяет со своими друзьями. И этот момент отличается от того лёгкого отчаяния, которое он испытывал, сидя рядом с Вэнь Кэсином во время ужина накануне. Ещё вчера Вэнь Кэсин пах шампунем и лосьоном, а теперь он весь пропитан потом и мускусом. Вчера Вэнь Кэсин был одет по высшему разряду, а сейчас он в синтетических трениках и промокшей футболке. Вчера Вэнь Кэсин смеялся и подтрунивал над ними, а теперь они говорят о том, как растут без родителей. Однако конечный результат всё равно один и тот же. Он ничего не может сделать, чтобы побороть тягу к мужчине рядом с ним. Не то чтобы он это хотел. Он думает, что мог бы с радостью упасть, если бы другой мужчина позволил ему это сделать. Он даже может упасть без разрешения. Он уверен, что его столкнули с обрыва с того самого момента, когда он впервые взглянул на Вэнь Кэсина во время чтения книги. Это чувство поселилось в нём подобно гравитации, силе природы, абсолютной и постоянной. Они поворачиваются друг к другу, и их взгляды встречаются в безмолвном разговоре о незавершённых делах. Он совершенно беспомощен, когда наклоняется к этим большим тёмным глазам, которые смотрят на него так, словно он действительно единственный человек в мире, а не просто единственный человек на этой горной вершине. Как будто его собираются целовать до тех пор, пока никто из них не останется один. Вэнь Кэсин находится так близко, что их дыхание смешивается, между ними возникает невидимый мост, и он медленно вдыхает его. Позади раздаётся рокот мотора, и Чжоу Цзышу закрывает глаза и делает глубокий вздох, чтобы успокоить своё трепещущее сердце и разочарование. Он открывает их, чтобы повернуться к незваному гостю. Его лицо всё ещё так близко к лицу Вэнь Кэсина, что он слышит, как тот вздыхает. Он чувствует этот вздох в своей груди. За их байками подъезжает чёрный «Мерседес», из которого выскакивает Хань Ин с криком «Гэ!», а Чжоу Цзышу удивляется, где же эти чёртовы инопланетяне, когда они ему так нужны. Однако все молитвы, которые он посылает во вселенную, обрываются, как только Чжоу Чэнлин выходит с пассажирского сиденья. — Пааа, — говорит его сын, а затем смотрит на Вэнь Кэсина, — Вэнь Шуу. — Мальчик выглядит немного серьёзным, что не имеет смысла, учитывая, что ему удалось улизнуть из дома и прийти сюда, несмотря на то, что Чжоу Цзышу запретил ему это делать всего несколько часов назад. — Хань Ин, что здесь делает мой сын? — Спрашивает он твёрдым голосом, чувствуя, как подрагивают пальцы Вэнь Кэсина. — У нас есть новости, и Чжоу Чэнлин предложил показать мне дорогу сюда, — говорит Хань Ин, совершенно не замечая никаких проступков. — Я хотел как можно скорее сообщить вам хорошие новости. — Мужчина останавливается и оглядывается по сторонам, — Ух ты, какой здесь прекрасный вид, почему ты не показывал мне его раньше? Игнорируя вопрос своего агента, Чжоу Цзышу отпускает руку Вэнь Кэсина и встаёт. — Ты не имел права игнорировать мои правила. Ты знаешь, что он наказан. Ему не разрешается покидать дом. — Па~ — произносит Чжоу Чэнлин тихим голоском и большими глазами, и у Чжоу Цзышу появляется нехорошее предчувствие. Почему его сын пришёл сюда? И почему он такой грустный? — О, да ладно. Это было только один раз и по уважительной причине, — говорит Хань Ин, всё ещё не понимая, что он совершил какой-то проступок. — Если только это не срочно, ты сейчас же отвезешь его домой. Что бы это ни было, мы сможем поговорить об этом, когда вернёмся — говорит Чжоу Цзышу и смотрит на Хань Ина. — Но дорога открыта! Они починили мост! Оказалось, что повреждения не так страшны, как они думали. Это хорошие новости. Вэнь Кэсин больше не застрял здесь, — продолжает Хань Ин, широко улыбаясь и ощущает внутреннюю вибрацию. — Дорога открыта? — Спрашивает Вэнь Кэсин и встаёт рядом с ним. Глядя на Вэнь Кэсина, Чжоу Цзышу вдруг понимает, что ему будет не хватать этого высокого красивого незнакомца, который появился в его жизни всего несколько дней назад. Он несколько раз моргает, гадая, собирается ли Вэнь Кэсин уходить. Интересно, хочет ли он уйти? Размышляет, стоит ли просить его остаться. Голос Хань Ина пронзает его мысли, как нож, вызывая мигрень, — Да! Я услышал новости и сразу же поехал сюда, чтобы сообщить вам. — Не сомневаюсь, — говорит Вэнь Кэсин и поворачивается, чтобы убрать пустой контейнер и бутылки в рюкзак. — Хань Ин, пожалуйста, верни А-Лина обратно. Мы будем прямо за вами, — говорит Чжоу Цзышу и берёт рюкзак из рук Вэнь Кэсина. — И А-Лин? — Продолжает он и смотрит через плечо на ребёнка. — Па? — Слабо отвечает Чжоу Чэнлин, выглядывая из-за двери. — Я на тебя не сержусь, — говорит Чжоу Цзышу и пристально смотрит на мальчика, пока Чжоу Чэнлин не кивает. Затем он улыбается, достаёт свой свитер и жилет, и направляется к байкам, где Вэнь Кэсин уже готовится зажечь двигатель. — Эй, — говорит он, и Вэнь Кэсин поворачивается к нему, всё ещё держа очки в верхней части шлема. Сердце Чжоу Цзышу колотится в грудной клетке — останься, останься, останься. — Следуй за мной, и я выведу тебя на северную тропу. Она не такая весёлая, как та, что мы проезжали, но это близкое второе место. Вэнь Кэсин улыбается, его щёки втянуты в шлем, а взгляд становится немного мягче. — Веди, я буду за тобой.

Авторский мини-театр:

Хань Ин обнаруживает, что дорога открыта: Чёрт, я должен уйти… Спустя две секунды Хань Ин выбегает из отеля и направляется к своей машине: ДА! ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ВЭНЬ КЭСИН ТОЖЕ УХОДИТ.