Он скучал

Исправительная колония для несовершеннолетних. Место, предназначенное для особо тяжко преступивших закон детей, в котором жизнь расписана по минутам и в которым каждый твой шаг отслеживают камеры и охранники. На самом деле, оно больше напоминало интернат, нежели тюрьму: с заключенными обращались более гуманно, им представляли комнаты и допуск к образованию, их стремились наставить на верный путь... И все же воздух там был всегда застопорен от напряжения. Это была тюрьма, не технически, но на самом деле. Это было как раз подходящее место для таких людей, как Эйджи. Это было его заслуженное наказание. Сначала он был уверен, что таковым может быть только смерть. Что только смерть поможет ему уйти от всей той грязи, которой его семья покрылась с самого основания. Это было год назад. Тогда все разрушилось прямо у него на глазах. Даже раскрывшаяся правда о его настоящих родственниках ничего не дала бы - они отвергали его. Впрочем, и не удивительно. Эйджи убил их мать. Эйджи убил свою настоящую мать, и теперь его настоящие братья презирали его. Он сам презирал себя. Каждый день он ломался все сильнее, каждый день его идеальность и безупречность начинали все сильнее трещать по швам. Он был грешником, а его мать, его истинная мать, сыном которой он будет всегда.. разве она не такая же, как и он? Она не идеальна. Она тоже... тоже не идеальна. Они оба были ужасными людьми. Эйджи только в тот момент смог осознать это. Она ведь убила Мицуяму-сан и была готова убить Хитори.. Она все это время следила за всей деревней. Эйджи боится ее? Он не знал... Он просто больше не знал. Все, в чем он все это время был уверен насчет семьи Ичидзе, насчет его семьи, рассыпалось в прах. Конечно, он полагал, что если развеять этот прах по ветру, а правду скрыть за стеной пламени, все может исправиться... Но когда братья вернулись за ним для того, чтобы спасти, он обнаружил, что не способен на это. Он нашел в себе желание жить. Жалкое, недостойное для такого грешника, как он, желание. Так что все, что он смог сделать со своими ошибками, это отдать их на осуждение закону. Его срок сократили благодаря вмешательству отца, однако он все же получил то, чего хотел. Это то, чего он заслуживал, не так ли? Почему же тогда было так тяжело? Почему каждый день, что он провел в этой клетке, наваливался на Эйджи грузом? Возможно, дело было в оторванности от внешнего мира. Эйджи часто задавался вопросом, что о нем говорят в деревне. Его учителя и одноклассники, его товарищи по спорту и в лагере бойскаутов... Все, кто его знал. Он мог представить себе их лица, полные осуждения и негодования. Он мог представить, как они говорят: "Эйджи-кун? Убийца? Не может быть, такой славный, способный юноша... Мы никогда от него такого не ожидали..." Эти мысли вгоняли его в тоску. Даже он сам от себя такого не ожидал. А теперь, кажется, весь тот идеальный образ, который его мать так долго и тщательно выстраивала для семьи Ичидзе, был окончательно разрушен. Однако его главная пытка была не в этом. На самом деле, он даже не мог заставить себя волноваться о своем испорченном имидже должным образом. Просто зачем? Он ведь никогда не был тем идеальным мальчиком, которым для всех казался. Это была маска, под которой вот уже девять лет скрывался ужасный, грязный человек. Он никогда не был идеальным и никогда больше не будет. Так что он просто не мог переживать об этом так, как раньше. Нет, наверное... Наверное худшим здесь было просто одиночество. Оно опустошало Эйджи каждый день, звенящая тишина, снова и снова вытягивающая на поверхность разума все самые болезненные воспоминания. Эйджи по собственной воле запер себя наедине со своими грехами, и теперь он не мог найти исцеления от них в любви и надеждах своей матери. Он ведь убил ее. Конечно, его отец и даже Карен регулярно навещали его, но... Ну, если говорить об отце, то он всегда был далек от своей семьи. Даже живя вместе с ними в одном доме он, кажется, не подозревал ни о чем из того, что в нем происходило. Не подозревал или осознанно закрывал глаза. Всегда стоял в стороне. Да, Эйджи знал, что отец любит его, в конце концов, он столько всего сделал для составления аппеляции во время судебных разбирательств. И он, кажется, искренне переживал о нем, когда услышал, что он собрался умереть. Но привязанности между ними никогда не зарождалось. Эйджи испытывал к отцу лишь полженное по семейному статусу уважение и благодарность. С сестрой немного иначе. Она сильно изменилась после всего случившегося. Эйджи больше не видел в ней ту маленькую милую девочку, которой она была всегда на его памяти. Будто смерть матери позволила ей, наконец, сбросить маску. Она вела себя отстраненно, задумчиво и холодно, словно уже умудренная жизнью. Эйджи не узнавал свою сестру. Так что даже в присутствии этих двоих, даже когда они приходили, чтобы в очередной раз увешать его словами поддержки и обещаниями о том, что все будет хорошо, он чувствовал себя одиноко. Однако все еще оставался один человек, который вызывал в нем трепетные чувства даже еще раньше, тогда, когда все было хорошо и когда он еще не осознал своих грехов. Та девушка с черными волосами, повившаяся из ниоткуда. Впервые он встретил ее в самый неприглядный для себя момент. В мужском туалете на перемене, когда его желудок в очередной раз вывернуло наизнанку при воспоминании о недавней встрече с призраком. Это был настоящий позор. Кто-то увидел его вот таким, дрожащим, на коленях... Если бы она рассказала об этом хоть кому-то, репутации Эйджи в школе пришел бы конец. А она собиралась рассказать. Лукаво улыбаясь, она пригрозила ему распространить эту грязную тайну на всю округу, если только он не пойдет на ее условия. Странная девушка. Эйджи впервые в жизни сталкивался со своей сверстницей, которая вот как смотрела на него свысока. И ее требования, они оказались не менее странными: увидеть его детские фотографии. Зачем совершенно незнакомому человеку такая информация о нем? Эйджи был в недоумении, однако выбора у него было. Встречи с ней продолжались. Каждый день она подзывала его к себе в разных безлюдных местах, просматривала снимки, потешаясь над ними, а затем уходила. Каждый день она узнавала об Эйджи все больше, при этом не говоря о себе ровным счетом ничего, даже не называя имени. Высокомерная, как никто ранее, насмешливая и неуловимая, она неизбежно притянула интерес Эйджи. Постепенно он начал относиться к ней... как-то теплее. Он хотел узнать о ней больше. Он стал даже ждать их встреч. Ему начало казаться, что эти условия "рассказать побольше о своем прошлом" - не только часть понятного ей одной плана, но и искренний интерес. Честно говоря, ему просто хотелось так думать. Доселе никто не спрашивал его конкретно о нем самом. Его семья, его знания, достижения и успехи в учебе, их интересовало что угодно, только не сам Эйджи. Но эта девушка намеренно выпытывала самые "неидеальные" и самые личные подробности его жизни... Для Эйджи такое было совершенно ново. Он... Наверное, он влюбился в нее. Поначалу его пугали такие неподобающие и неправильные чувства, но потом она всеми своими действиями начала выражать ответную симпатию, так что, вероятно, он просто пустил все на самотек. Оглядываясь назад, Эйджи не узнавал самого себя. Он никогда прежде не поступал так импульсивно или глупо, никогда не поддавался мимолетным чувствам. Это было безответственно - заходить так... Кхм, далеко. И даже если в конце концов он убедил себя в том, что не был нужен этой девушке, раз она с такой улыбкой наблюдает за Хитори-куном, она все равно успела стать ему дорога. Достаточно дорога, чтобы в попытке защитить ее он чуть ли не впервые в жизни восстал против своей матери. Тогда у Эйджи не было времени размышлять. Он знал, что мама восприняла тот случай в Хэллоуин как попытку покушения на него, и он знал, что главным подозреваемым в этом покушении она сочла Сонояму Хитори. Мальчика, у которого по какой-то причине была та потерянная пуговица. Мальчика, который мог иметь отношение к грязному секрету Эйджи, что мама все эти годы старалась сберечь. Если Эйджи был настолько безрассуден, что решил раскрыть этот секрет той девушке, чтобы она спасла дорогого для себя человека, мама бы заставила ее замолчать. Так же, как заставила замолчать Мицуяму-сан. Эйджи не хотел для нее такой судьбы, и этого было достаточно, чтобы он оттолкнул свою мать в попытке дать ей фору. Когда мама все же отпихнула сына и бросилась вдогонку, он, лежа на полу и пытаясь прийти в себя после удара больной головой, ясно услышал произнесенные ею слова: - Ты никуда отсюда не уйдешь, Хитори Сонояма. Но Хитори здесь не было. И не могло быть, именно поэтому он находился в опасности. Эйджи никогда не был глупым. Это одна из немногих черт, в наличие которых у себя он был уверен. Поэтому ему хватило ума сопоставить то, что та девушка все это время напоминала ему кого-то знакомого, что она была неизвестной личностью непонятно откуда взявшейся, что она даже не училась в той же школе, так что у нее явно изначально было какое-то дело к нему, что последние несколько дней она намеренно стремилась узнать как можно больше именно о той ночи в Сочельник, когда он столкнулся со светловолосым призраком. Точнее, с женщиной. Да, конечно... С женщиной, к которой имел отношение Хитори-кун. И сейчас, узнав правду о том, что Хитори на самом деле два человека, Эйджи только утвердился в догадке: та девушка - один из них. Сразу было ясно, кто именно. Если бы тот близнец - кажется, его называли Дари? - не имел к Эйджи никакого отношения раньше, он бы не пришел к нему, чтобы спасти. Этот человек, Дари. Выходит, он и был той "девушкой". Он и был единственным, кто мог вызвать в Эйджи эмоции сейчас, спустя год после их последней встречи. Это тот же самый человек, в которого Эйджи так глупо и по-детски неправильно влюбился ранее. Он все еще не понимал, почему тот вернулся за ним. Сам Дари утверждал, что из мести. Утверждал, что ненавидит его, ведь они с ним похожи. Хах, не любит себе подобных? Забавно. Тем не менее, неужели причина ненависти Дари к Эйджи была только в этом? Он ведь убил его мать. Та светловолосая женщина, она ведь была его матерью. Эйджи буквально лишил его и его брата детства. И даже несмотря на это и несмотря на проявленное ранее яростное непринятие, вместо того, чтобы позволить Эйджи сгореть, Дари пришел за ним. Сначала это привело его в раздражение. Что ты творишь? Мне не нужна жизнь и тем более не нужна твоя жалость. Это бесполезно. Просто оставь меня и не мешай. Но Дари не обращал внимания на его слова. Он просто тянул его за собой сквозь дым и пепел, осевший в раскаленном воздухе, сквозь всю его ненависть к себе и своей жизни, и рассказывал о том, как они вместе, все втроем, придут в дом Сонояма и насладятся вишневым пирогом. Он просто взял и принял Эйджи, вот таким, запачканным в саже, никчемным и сломленным, валяющимся на полу дома, который сам и поджег. Дари, зная об испорченной душе Эйджи больше всех, все еще принимал его. Этот момент накрепко засел в сердце Эйджи. Образ человека, который пришел к нему в час наибольшего отчаяния и донес до него, что даже после всего, что произошло, он все еще может быть счастлив. Эйджи действительно хотел верить в то, что именно этот человек из всех будет ждать его возвращения. Дари, его собственная связь с этим миром. Это звучит глупо, но Эйджи хотел бы сейчас оказаться рядом с ним. Он не знал, что бы он сделал. Он не знал, что бы он мог сказать. Но он просто хотел бы увидеть его. Он тоже скучал.