Голос

      Она бежала. Бежала сквозь обломки зданий, по трупам людей и животных, падала, обдирала колени до кости, но поднималась и снова бежала. Сирена женским высоким голосом орала, раздирая, кажется, барабанные перепонки в лохмотья. Она бежала сквозь дым и разруху, сквозь крошево бетона и смерть. Она опоздала.       Перед ней лежал человек. В его грудь воткнулся железный штырь. Голова была запрокинута. Кровь уже пропитала всю одежду и медленно, капля за каплей, падала на землю.       Она рухнула возле человека, неуклюже, как деревянная марионетка с обрезанными нитями. Она аккуратно, дрожащими руками, прижала его голову к своей. Ладони лежали на щеках. Лоб соприкасался со лбом.       — Я рядом, — прошептала она.       — Я рядом, — продолжала кричать она.       — Я рядом, — спустя несколько часов раздавался лишь хрип.       ***       В опустошённой церквушке, где вместо иконостаса осталась лишь голая обугленная стена, на коленях стояла девушка. В исступлении она смотрела на чёрные стены. Губы беззвучно что-то шептали. Не было слышно ни звука — весь звук был похоронен в ушедшей истерике.       Это был жаркий летний день. Голубое безмятежное небо молча наблюдало за ужасающей картиной разрухи. Красная пыль от раздробленного кирпича окрасила всю округу: земля, вода в лужах, обгоревшие стены зданий — всё было в ней. Казалось, будто наступил Судный день.       Девушка тоже была вся в пыли: где-то она толстым слоем покрывала кожу и одежду, где-то была смешана с водой, размазана и обожжена солнцем до сухой глины. Девушка не обращала на это внимания. Она продолжала смотреть на чёрные стены и беззвучно шептать.       Тяжёлую тишину заполняет звук чьих-то шагов. Но этот звук, как ни странно, становится лишь дополнением, он впитывается окружением, а не становится нежданным гостем.       — Гражданка, — звук голоса точно так же безропотно принимается окружением, — боюсь, вы не тому богу молитесь.       Девушка обернулась. Она увидела высокого мужчину в зелёной гимнастёрке, которую носила и она сама. Мужчина был скорее похож на ожившую статую: его ботинки не были испачканы в кирпичной пыли, следов на обгоревшем и полуразрушенном полу церквушки тоже не было, он стоял неподвижно, будто всегда был тут. Девушка безучастно смотрела ему прямо в глаза. Перед её взглядом как будто всё ещё стоял обугленный иконостас, а не живой человек.       Мужчина сдержанно улыбнулся:       — Но считайте, что ваши молитвы были услышаны, — он осторожно кладёт руку на голову девушки. — Мы провели некоторые... переговоры, — рука опускается на глаза, закрывая их. — Спите. Вы встретитесь с ним в следующей жизни.       Чёрная стена иконостаса перекрывает собой всё пространство, становится единственной реальностью, единственным существующим объектом. Девушка погружается во тьму, чтобы открыть глаза уже в другой эпохе.       ***       Она проснулась в будущем. И она посвятила всю свою жизнь поискам человека, ни имени, ни происхождения которого не знала.       В десять лет она писала объявления в газеты.       В двадцать пять лет она пролистывала телефонные книги.       В сорок лет — спамила сообщениями на форумах.       В пятьдесят лет у неё были интернет-друзья в каждом уголке мира, но найти того единственного так и не смогла.       В шестьдесят лет она видит публикацию на новостном портале. Сообщение было об открытии какой-то очередной артхаусной выставки в соседнем городе, но на одной из фотографий в толпе людей она видит его. Постаревшего, с морщинами на лице и сединой в волосах, но это именно он — тот человек, которого она искала всю свою жизнь и любила ещё дольше.       И снова в голове орёт сирена высоким женским голосом, и снова она, восемнадцатилетней девушкой, срывается и бежит. Бежит между панельными многоэтажками и стеклянными небоскрёбами, падает на тротуар, обдирая колени до кости, но встаёт и заскакивает в последний автобус, бежит сквозь ночь и первые рассветные лучи. И ей везёт. Мужчина снова приходит на выставку.       Сквозь жизни и эпохи девушка снова хрипит два родных слова:       — Я рядом.       Но вместо радости на чужом лице видит лишь панику и страх.       Мужчина кричит.       ***       — Итак, как прошла ваша неделя?       — Ну... На самом деле, после отмены успокоительных произошёл один неприятный случай. Я снова пришёл на ту выставку, о которой рассказывал вам на прошлой нашей встрече, и ко мне подошла женщина лет... восьмидесяти? Я плохо определяю возраст людей, возможно, она была чуть моложе. Она что-то хотела у меня спросить, но... В общем, я снова услышал этот голос из своих кошмаров. Снова эта фраза... У меня всё потемнело перед глазами, опять появилось это предчувствие смерти. Я снова думал, что умираю. Мне стало так страшно, что... Наверное, я напугал её своей реакцией. Боже, мне так стыдно сейчас, когда я понимаю, что мне этот голос всего лишь послышался, что это не было реальностью. Я бы очень хотел перед ней извиниться, но мы больше никогда не увидимся. Так что... да, вот.