Эксперимент длиной в жизнь

Шло время, и маленький Феликс постепенно становился старше. С каждым днём он узнавал всё больше и больше нового, всё больше и больше расширял кругозор. Хаксли всё так же продолжал заниматься с ним после работы, если у него оставались силы. Он научил малыша Феликса читать и писать, рассказывал много интересных вещей о внешнем мире. В итоге всё это привело к тому, что к моменту поступления в садик юный Феликс Хониккер знал даже больше, чем его сверстники. Однако же это не помешало ему завести друзей. Наоборот, несмотря на свой ум и сообразительность, он оказался мальчиком довольно общительным, и потому в первый же день обзавёлся небольшой компанией из нескольких человек. Хаксли с упоением каждый раз слушал, как он рассказывал, чем они занимались сегодня. Его радовало, что у юного Феликса наконец начинали появляться друзья вне дома. Так, весело и беззаботно, прошли первые шесть лет жизни маленького Феликса Хониккера в этом мире. Они были поистине счастливыми, наполненными яркими событиями и радостными улыбками. Однако всему хорошему, как известно, рано или поздно приходил конец. Вот и белая полоса в жизни Феликса Хониккера тоже в конце концов закончилась. Потому что в один из дней он проснулся с температурой, насморком и кашлем. Раньше Феликс никогда не болел. Простуда чудесным образом обходила его, во многом благодаря Хаксли, который тщательно следил за его здоровьем. Он никогда не оставлял окна дома открытыми, всегда тепло одевал ребёнка, когда на улице было холодно. В общем, прилагал все усилия, чтобы уберечь своё дитя от нежелательной болезни. Однако, к сожалению, одним зимним утром удача всё-таки отвернулась от них, и маленький Феликс заболел. Собственно, именно поэтому Хаксли с самого утра был на ногах. Он постоянно беспокойно ходил по дому, укачивая недовольно ворчащего Феликса, давал ему различные лекарства, каждые полчаса смерял температуру. Он не отходил от него ни на шаг. Просто боялся, что с ним могло что-нибудь случиться в его отсутствие. Остальные тоже взволнованно крутились рядом, спрашивали, чем можно помочь, но их он лишь отгонял, говоря, что они только мешаются. Сейчас же Хаксли сидел возле кровати в детской, куда с недавних пор переселил Феликса, и ласково поглаживал того по голове. Хониккер лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал, однако не спал. Ему было плохо. Температура стабильно держалась, и из-за этого он чувствовал сильную слабость. По той же причине он вредничал, отказывался нормально кушать и пить лекарства. Он не хотел ничего. Но Хаксли, к счастью, всё же удалось напоить его лекарствами и немного покормить, и потому сейчас Феликс лежал в постели накормленный. Правда, сам Хаксли за всё это время невероятно вымотался. При чём не столько физически, сколько морально. В конце концов, до сегодняшнего дня его малыш ни разу не болел, и потому сейчас он сильно переживал за него. Боялся, что организм, изначально неподготовленный к болезням, просто в какой-то момент не выдержит. Потерять ребёнка, к которому он успел за эти шесть лет привязаться, ему не хотелось, и потому Генри находился в перманентном напряжении. Даже сейчас. Феликс, по всей видимости, почувствовал его состояние. В какой-то момент он заморщился, зашевелился. Хаксли, заметив это, вздрогнул и моментально встрепенулся. Он подумал, что ему что-то нужно, и уже было собрался спросить, что именно, однако Феликс только накрыл его ладонь своей. Чуть сжал тёплыми из-за жара пальцами, из последних сил приоткрыл глаза и посмотрел на него. — Бядя… — тихим ослабевшим голосом обратился он к нему. — Что, что такое, солнце моё? — Хаксли бережно взял его маленькую ладошку в свои и обеспокоенно заглянул в глаза. Мысленно он уже перебирал все возможные варианты того, что могло понадобиться его ребёнку. — Ты хочешь чего-то? Воды? Тебе плохо? — Нет… — Феликс кое-как приподнялся на локтях и слабо качнул головой. — Я просто… — тут он вдруг закашлялся, и оттого сердце Хаксли рухнуло куда-то вниз. Приступ, к счастью, продлился недолго, и вскоре мальчик смог продолжить: — Я просто… хотел сказать, чтобы ты не беспокоился так сильно. И отдохнул. Я же вижу, что тебе тоже нехорошо. Когда Хаксли это услышал, то сначала удивился, однако после его губы расплылись в умилённой улыбке. На душе сделалось необыкновенно тепло и спокойно, тревога, до этого плотно сковавшая разум, начала постепенно отступать. И всё это лишь от простого осознания: его малыш беспокоится о нём. Даже сейчас, когда он болел, когда ему самому было плохо, маленький Феликс волновался за него, Хаксли. Это было чертовски приятно. — Ох, Феликс… — Генри глубоко вдохнул, всё так же не переставая улыбаться, и одной рукой ласково погладил Феликса по голове. Кажется, он настолько растрогался, что в уголках глаз у него проступили слёзы, которые, однако, он всё же смахнул. — Мне приятно, что ты так беспокоишься обо мне, правда. Но я не могу за тебя не переживать, понимаешь? Всё-таки это первый раз, когда ты заболел. Я не могу не волноваться. — Я понимаю, — Феликс прикрыл глаза и потёрся щекой о его ладонь, словно маленький котёнок, ластившийся к хозяину. — Но всё равно не накручивай себя так, дядя. Со мной всё будет хорошо. В конце концов, ты и остальные ведь рядом, значит, всё в порядке. И иди уже отдохни, в конце-то концов, — последнюю фразу он произнёс заметно серьёзнее, и это спровоцировало новую волну тепла. И тем не менее, Хаксли всё же не мог вот так уйти и оставить его. Всё-таки он слишком сильно боялся, что с ним что-нибудь случится. Да и он считал, что именно он, как его родитель, должен находиться рядом во время болезни, а не кто-то другой. Даже если ему самому плохо. Именно об этом он и собрался сказать. Однако, когда он уже открыл рот, в дверь неожиданно постучали, и в комнату заглянули растрёпанные Беннетт с Флоренс. Они оба посмотрели сначала на Феликса, а потом на Хаксли. — Мистер Хаксли, может, мы всё-таки подменим вас? — в унисон спросили они. — Вот видишь, — поддержал их Феликс. — Говорю же: со мной всё будет хорошо. Давай, дядя, иди и отдохни немного. Беннетт и Флоренс тебя подменят. Если что-то случится, они тебя позовут. Хаксли растерянно посмотрел сначала на племянника, а потом на Беннетта с Флоренс. Он всё ещё сомневался, стоит ли уходить. Всё-таки он по-прежнему считал, что должен находиться рядом с Феликсом, несмотря ни на что. Ведь это он его родитель, и заботиться о нём — это его прямая обязанность. Да и Беннетт и Флоренс, откровенно говоря, — не самые лучшие няньки для него. Они оба слишком легкомысленные, безответственные, и порой он не мог доверить им даже самые элементарные вещи. С другой стороны, когда Феликс был младше, они каким-то неведомым образом справлялись с ним. Вон, Флоренс даже колыбельную ему пела, чтобы успокоить. Поэтому, возможно, они не так уж и безнадёжны. Хаксли долго раздумывал, тщательно взвешивал все «за» и «против». В нём боролись две противоположные личности. Одна из них твердила, что он не может бросить Феликса в такой ответственный момент. Другая же, напротив, убеждала, что нет ничего плохого в том, чтобы немного отдохнуть, а потом вернуться к нему с новыми силами. Они противостояли друг другу, казалось, целую вечность. Иногда побеждала то одна, то другая. Но в конце концов окончательную победу одержала вторая. Во многом потому, что Хаксли действительно чувствовал себя неважно. Внезапная болезнь Феликса изрядно потрепала ему нервы, и потому ему срочно требовался отдых. Собственно, именно поэтому в конце концов он принял решение оставить его на Беннетта и Флоренс. Он согласно кивнул им, и они, довольно улыбнувшись, прошли в детскую. Сам же он ласково погладил Феликса, поцеловал его в лоб напоследок и наконец-то покинул комнату. Оставалось надеяться, что решение, которое он принял, было верным.